— Если на твоём воровском пути встают такие затруднения, не лучше ли зажить честно?
— Сэр, мой отец был вором и научил меня своему искусству. Других родственников у меня нет, так что мне не с кого брать пример праведной жизни. Денег у меня тоже нет, а идти на работу, как это делают у нас некоторые, я не хочу, потому что это… ну как если бы меня послали на каторгу. Многие умирают от такой работы, а платят за неё очень мало. Может, когда я вырасту, я решусь заняться чем-нибудь другим, но пока думать об этом рано.
— А мою помощь ты решительно отвергаешь?
— Я ни в чьей помощи не нуждаюсь.
Мистер Эдвард задумчиво смотрел на меня.
— Но ты ведь не будешь пытаться уйти внезапно, как сделал этой ночью? Мы хотя бы попрощаемся?
— Ладно.
Мне стало очень горько и обидно. Теперь это чувство появлялось болезненными вспышками и заставляло говорить дерзкие и грубые вещи.
— Когда я буду иметь удовольствие покинуть этот дом, я вам об этом сообщу. Достану из тайника часы, брошь и кое-что ещё и попрощаюсь с вами.
— Договорились.
Я ушёл, но никакого приятного ощущения от своей выходки не испытал. На душе осталась какая-то муть и двойная неприязнь к мистеру Эдварду за его непонятное терпение и желание несмотря ни на что оставить меня здесь.
Я заметил мелькнувший силуэт отца Уинкла и, сам не знаю почему, заглянул в гостиную. Там в кресле бессильно полулежала леди Кэтрин, и лицо у неё было почти мёртвое.
— Леди Кэтрин, вам плохо? — испугался я.
— Да, мне очень плохо, — сказала она незнакомым голосом. — Не знаю, как я это переживу. Ты очень обижен на моего сына Чарльза? Эдвард говорит, что обижен. Но, может быть, и тебе станет его жаль, когда ты узнаешь, что его нет в живых. Сначала Берт, потом Шарлота и малыш и теперь Чарли.
— Как нет в живых? — растерялся я. — Он был здоров, когда уходил из дома. Что с ним случилось?
— Не знаю, — как во сне говорила старая женщина. — Не знаю. Знаю, что его нет в живых, а отчего — не знаю. Здесь, в сердце такая пустота, такое горе… Иди, мальчик, к себе. Может быть, мой сын, и правда, поступил с тобой не очень хорошо, но ты всё-таки пожалей его. Он был добрым человеком и никому не хотел причинять зло… Иди к себе, Роберт.
Я ушёл, озадаченный и встревоженный. Да, я был зол на мистера Чарльза, испытывал к нему обиду, отвращение и ненависть, но теперь, после слов леди Кэтрин, я был растерян. Смерти я ему не желал, хотя в минуту острого раздражения мог сказать что угодно. Теперь я бы пожелал ему всех благ жизни, лишь бы он был жив и его мать не страдала так сильно.
— Отец Уинкл, — позвал я священника, когда вновь его увидел, — по-моему, леди Кэтрин очень плохо.
— Да, дитя моё, ей плохо. Она внушила себе ужасную вещь, и лишь возвращение мистера Чарльза рассеет этот самообман, а он, как нарочно, не собирался вернуться этой ночью.
— Так это неправда, что мистер Чарльз…
— Конечно, нет, сын мой. Надеюсь, что миледи в этом скоро убедится.
Я бы плюнул от злости, если бы не кое-какие навыки в поведении, которые я успел усвоить. Надо же! Я успел почувствовать к покойному мистеру Чарльзу чуть ли не нежность, а он жив себе, здоров и хлопочет о свадьбе!
К ужину леди Кэтрин не вышла, а отец Уинкл прислал сказать, что останется с ней и есть не будет. Печальные были у неё фантазии, но глупые, однако они привели к тому, что за столом все сидели молчаливые и торжественные, как на похоронах, и быстро разошлись.
Мне пришлось ждать очень долго, пока всё в доме не затихнет, но это время прошло для меня с большой пользой, потому что я листал книгу о Робин Гуде, ещё раз изучил все картинки и даже, против желания, повторил выученный алфавит и прочитал кое-какие простейшие слова. Мой герой помог мне выбросить из головы все мысли о леди Кэтрин и мистере Чарльзе и вдохновил на подвиги. Я так рвался к интересным ночным приключениям, что с трудом дождался времени, когда обычно все расходились по своим комнатам, а прислуга заседала в кухне.
Что я сделал сначала? Как всегда, попытался открыть запретную дверь, но сразу прекратил это бесполезное занятие. Не знаю, в чём тут дело, не то на меня действовала гнетущая обстановка в доме, созданная леди Кэтрин, не то очень уж ярко представилось то, что произошло за этой дверью несколько лет назад, но у меня мороз гулял по коже, когда я глядел на эту дверь. Я испугался, а потому задержался здесь подольше, даже прильнул глазом к замочной скважине, но ничего не увидел. Тогда я решил наказать себя за страх другим способом. Я прошёл в тёмную гостиную, откуда когда-то услышал правду про отношение ко мне мистера Чарльза, и проделал то, что открывшаяся истина помешала мне сделать сразу. Я поднял окно, выбрался на карниз, очень медленно и осторожно прошёл по нему в направлении заветного окна и обнаружил, что и здесь меня ждёт неудача: карниз прерывался, и на моём пути возник совершенно ненужный выступ, красивый, когда смотришь на дом извне, но лишний и нелепый, когда гуляешь по карнизу. Я благополучно вернулся в гостиную и немного подождал, когда пройдёт дрожь в ногах. На этот вечер запертые комнаты я благоразумно решил оставить в покое, а лучше обследовать подвал. Я ведь только один раз видел дверь в него, а проверить, надёжен ли замок и не ведут ли туда какие-нибудь окна или отдушины, не успел. Я и направился туда. Переход через кухню я проделал очень осторожно, чтобы не потревожить собрание, однако ненадолго задержался и выяснил, что миссис Джонсон вовсю чешет языком о том, что я перевернул весь дом, что из-за меня творятся всякие безобразия и, как правильно подсказал мистер Браун, из-за меня ей приходится опасаться даже выходить за дверь, потому что на неё может напасть преступник, околачивающийся здесь только из-за меня.
— В этом-то Робин не виноват, — возразила Фанни.
— Нет, я не говорю, что бедный мальчик в чём-то виноват, — возразил дворецкий. — Он и сам подвергается опасности. Я просто предупреждаю всех женщин, чтобы они не выходили из дома, когда стемнеет. Теперь я сам буду проверять, заперты ли двери и окна на первом этаже…
— Следовало бы запирать окна и на втором этаже, — сказал мистер Вениамин.
— Я говорил господам, — отозвался мистер Браун.
— Жалко, что мисс Агнес не может отойти от миледи, — посетовала кухарка.
— Ей всё так же плохо? — спросил дворецкий.
— Хуже некуда, — охотно откликнулась миссис Джонсон. — Уж как она вобьёт что-то себе в голову, никакими силами не разубедишь. Сейчас вот придумала, что умер молодой хозяин, её единственная радость. Мистера-то Эдварда она не терпит после его женитьбы на Салли Грегори, извините уж мистер Вениамин, что вспоминаю об этом, младшего же сынка она всегда любила, а после смерти мистера Бертрама никого ей нет дороже. Теперь она вдруг решила, что он умер. Скорее бы он возвратился, а то, боюсь, она совсем с ума сойдёт, если уже не сошла. Надо же такое выдумать!..
