К вечеру он неожиданно почувствовал, что устал, причем усталость была такая, словно он разгрузил вагон угля. Ручка буквально выпадала из пальцев, такая слабость его одолела. Когда около восьми часов к нему зашел Александр Иннокентьевич с вечерним обходом, Юра, жалуясь на плохое самочувствие, с досадой отметил про себя, что если все предыдущие дни он лгал, то сегодня говорил чистую правду.
В половине десятого заглянула Ольга, чтобы попрощаться. Сегодня она работала днем, и в десять часов должна была заступать другая медсестра.
— Я что-то не уловлю ваш распорядок, — заметил Юра. — Ты же вчера работала в дневную смену и сегодня тоже.
— Это потому, что у нас все время идут подмены, — объяснила она. — У одной из сестер очень сложная обстановка дома, дети постоянно болеют, мы меняемся сменами, и никак не удается выдержать график. Но, слава Богу, теперь все войдет в нормальную колею. Нашелся студент-четверокурсник из мединститута, которому надо подработать. Он весь ближайший месяц будет выходить в ночную смену, а мы с девочками будем работать только днем. Хоть поживем нормальной жизнью. А то после ночи полдня отсыпаешься, а там уж и вечер наступил. А на следующий день с утра выходить.
— А как же я? — огорчился Оборин. — Значит, ты теперь по ночам работать не будешь?
— Юрочка, не расстраивайся, — засмеялась она. — Мы с тобой и днем все прекрасно успеваем. А новый мальчик очень славный и, между прочим, шахматист. Ты, кажется, говорил, что любишь шахматы?
— Говорил, — хмуро кивнул Оборин. — Но тебя я люблю больше.
— Да? — Она взглянула на часы и лукаво улыбнулась. — Тогда докажи это. У нас есть еще двадцать минут.
И он доказал. Ольга умчалась, а через десять минут вернулась в палату вместе с симпатичным длинноносым очкариком в белом халате, который был ему велик и смешно болтался вокруг тонкого туловища.
— Познакомьтесь, — весело сказала она. — Это Сережа, наш ночной медбратик. А это Юрий Анатольевич, будущее светило адвокатуры.
Оборин нехотя пожал узкую ладонь худенького паренька.
— Очень приятно, — произнес он без энтузиазма.
— Ольга Борисовна говорила, что вы играете в шахматы, — робко сказал Сережа. — Я могу к вам зайти попозже?
— Заходите, — равнодушно кивнул Оборин. — Сыграем партию. Только не очень поздно, я что-то неважно себя чувствую, хочу пораньше лечь, чтобы выспаться.
— В половине одиннадцатого нормально будет?
— Нормально. Приходите.
Оборин перехватил настороженный взгляд Ольги, когда сказал, что не очень хорошо себя чувствует.
— Вас что-нибудь беспокоит, Юрий Анатольевич? — озабоченно спросила она. — Самочувствие ухудшилось?
— Нет-нет, просто устал, — улыбнулся он. — Не обращайте внимания, все как обычно.
Она очень серьезно посмотрела на него, потом молча кивнула и вышла вместе с Сережей.
Паренек явился без двадцати одиннадцать, неся под мышкой шахматную доску. Оборин нехотя оторвался от своих таблиц и диаграмм и расчистил на столе место для шахмат. Они разыграли первый ход и приступили к партии.
Через четыре хода Оборин понял, что очкарик разыгрывает дебют одной из партий на прошлогоднем кубке претендентов. Юрий хорошо знал эту партию, она была исполнена изящества и какой-то внутренней гармонии, и он каждый раз испытывал удовольствие, разбирая ее по нотации, опубликованной в специальном шахматном журнале. Но точно так же хорошо он помнил, что шахматист, игравший черными, допустил ошибку в миттельшпиле. В том же журнале был опубликован комментарий партии, где была показана эта ошибка и проанализированы возможные более перспективные ходы. Что ж, с удовлетворением подумал Юрий, мальчик в шахматах разбирается, пусть думает, что я иду у него на поводу. Только я постараюсь избежать ошибки, и тогда еще посмотрим, чья возьмет.
Он добросовестно придерживался плана сыгранной в прошлом году игры, позволяя себе небольшие вариации, но строго следя за тем, чтобы в целом ход партии почти не отличался от опубликованного.
— Юрий Анатольевич, а трудно писать диссертацию? — спросил Сережа, сделав очередной ход.
— Да нет, — рассмеялся тот, — не очень. Трудно понять, как это делать, что это такое, с чем едят. А когда поймешь, что нужно делать, то дальше уже просто. Садись и пиши.
— Это во всех науках так или только у вас?
— Во всех примерно одинаково. В любом случае в диссертации должна быть история вопроса, чтобы было понятно, что в этой области уже сделано и почему этого недостаточно. Должна быть твоя собственная постановка проблемы, чтобы было ясно, что раньше этого никто не делал, но это нужно для того-то и того-то. Обзор литературы по проблеме надо сделать. Точки зрения проанализировать. Потом описываешь свое собственное исследование, показываешь результат. А потом излагаешь выводы, которые из этого результата вытекают. Вот так в общих чертах. А что, ты собираешься диссертацию писать?
— Да мне еще учиться сколько… — Сережа махнул рукой. — Это я так, на будущее. Может, это так сложно, что и мечтать не стоит.
Оборин сделал следующий ход, отметив про себя, что до той позиции в партии, когда черные должны сделать ошибочный ход белопольным слоном, осталось совсем немного, всего шесть ходов. Мальчик, видно, очень надеется, что Оборин ошибку повторит, поэтому и начал вести с ним разговоры, чтобы рассеять внимание и отвлечь. Юрию стало смешно, и, несмотря на слабость и головную боль, он даже развеселился. Что ж, поможем хитрецу, озорно подумал он, пусть считает, что его маневр удался.
— Как же ты будешь на занятия ходить, если по ночам работаешь? — спросил он, делая вид, что сосредоточенно разглядывает фигуры на доске. — Ты же заснешь на лекции.
— Ничего, выдержу, — улыбнулся Сережа, — организм молодой.
— Что, очень деньги нужны?
— Очень, — признался очкарик. — Я жениться собираюсь после летней сессии, хочу подкопить немножко на свадьбу, на подарки всякие. Сами понимаете.
— Жениться? — непритворно удивился Оборин. — Зачем же так рано? Чего тебе свободному не живется?
— Ну как же! — Сережа поднял на него глаза, в которых плескалось изумление. — Я же ее люблю. Я хочу с ней жить. Разве не понятно?
— Ты ее любишь, — хмыкнул Оборин. — А она тебя?
— И она меня любит, — уверенно ответил Сережа. Потом подумал немного, сделал ход и добавил: — Я надеюсь.
— Друг мой, — снисходительно произнес Юрий, — не мое дело давать тебе советы, но мой богатый опыт подсказывает, что торопиться со свадьбой никогда не нужно. Знаешь, сколько девушек у меня было в студенческие годы? И каждую из них я любил и надеялся, да что там надеялся, уверен был, что и они меня любят. Два раза чуть не женился, слава Богу, судьба меня хранила от поспешных глупостей. А что вышло? Только сейчас, когда мне уже двадцать девять…
В этот момент Сережа сделал очередной ход, и Оборин с удивлением увидел, что его партнер допустил грубую ошибку. По нотации он должен был сейчас пойти ладьей h5 — f5, перекрывая черным возможность защитить коня. Вместо этого он пошел ферзем и открыл одновременно и свою ладью, и слона. С трудом сдержав удовлетворенную улыбку, Оборин сделал вид, что углубился в обдумывание очередного хода.
— Когда вам уже двадцать девять… — нетерпеливо подсказал Сережа. — И что же?
— Да, мне уже двадцать девять, и, к счастью, я до сих пор не женат, — рассеянно продолжал Юрий. — К счастью, потому что только сейчас я наконец встретил такую женщину, о которой мечтал всю жизнь. К сожалению, она замужем, поэтому мы не можем быть вместе, по крайней мере пока она не разведется. Но зато я свободен, а это гораздо лучше, чем если бы я оказался сейчас женат и у меня были бы дети. Понимаешь, о чем я говорю?
— А по каким признакам вы отличали, что те девушки, которых вы любили в студенческие годы, были не те, кто вам нужен?
— Ну, здесь, наверное, главное — интуиция. В молодости способность к трезвому анализу еще не развита. Кстати, работа над диссертацией очень в этом деле помогает, мозги начинают работать четче. А в юности в голове полный сумбур, каждый день кажется единственным и последним, а если и думаешь о будущем, то почему-то уверен, что всегда будет именно так, как сегодня. Поэтому любая неприятность превращается во вселенскую трагедию, у тебя портится настроение и тебе кажется, что отныне ты обречен прожить всю свою жизнь в тоске и печали. Верно?
— Верно, — кивнул Сережа.
— Так же и с любовью. Сегодня тебе с девушкой необыкновенно хорошо, она кажется тебе красивой, умной, доброй и ласковой, и ты наивно полагаешь, что так теперь будет всегда. А как только девушка перестает быть доброй и ласковой, ты жутко удивляешься.
— И с вами так бывало?
— О, — засмеялся Юрий, — сколько раз! Например, на первом курсе я был влюблен в совершенно замечательную девушку…
