— Дружить не будем.
— Значит, не боитесь?
— Нет, не боюсь.
— Ну что ж, завтра утром вас на работе будет ждать сюрприз. Могу заранее пообещать, сюрприз неприятный.
— Не получится.
— Отчего же?
— Меня завтра не будет на Петровке. И послезавтра тоже.
— Вы уезжаете?
— Меня отстранили от работы. И знаете, за что? За связь с Денисовым. Так что вы, уважаемый, опоздали. У меня и кроме вас, как выяснилось, полно доброжелателей. Мне жаль вас разочаровывать, но эту карту из вашей колоды банально сперли и уже успели с нее пойти. Ждите следующей раздачи.
Она бросила трубку, и в ухо Арсену ударили короткие частые гудки.
Леша уже давно встал и раскладывал на кухне пасьянс, терпеливо ожидая, пока можно будет сесть за компьютер. Сонно волоча ноги, Настя приплелась на кухню, чмокнула мужа в макушку и полезла в холодильник за апельсиновым соком. Пока она стояла под горячим душем, Леша смолол кофе и поджарил на сковородке гренки с сыром.
— Питайся, соня, — сказал он. — Я пошел работать.
Настя взяла в руки чашку с горячим кофе, но не успела поднести ее ко рту, как из комнаты донесся Лешин голос:
— Эй, ты у меня лунатик?
— Почему?
— Когда ты успела поработать на компьютере? Ночью вставала?
Она торопливо поставила чашку обратно на блюдце и подошла к нему.
— Я работала на нем позавчера, больше не подходила. А в чем дело? Что-то неисправно?
— Да вот и я удивляюсь. Тебя вчера целый день дома не было, а я творил очередную лекцию. Ну-ка посмотри на экран.
Настя встала у него за спиной и глянула на монитор. На правой панели был корневой каталог, на левой — перечень файлов из текущего каталога, то есть из того, в котором работали перед тем, как выключить компьютер. Она с изумлением увидела на экране названия собственных файлов, а вовсе не тех, которые во время работы создавал Алексей. Его файлы она узнавала сразу. Если он работал над книгой, то называл их gl-1, gl-2 и так далее, что должно было означать главы, а если писал курс лекций, то ставил буквы 1ес. Сейчас же на левой панели светились обозначения не глав и лекций, а справок и аналитических материалов, которые писала Настя.
— Признавайся, — шутливо сказала она, дергая мужа за волосы, — ты не мог удержаться от любопытства и залез в мои справки, а теперь хочешь сделать из меня сумасшедшую лунатичку, которая по ночам работает на компьютере, а потом сама об этом не помнит.
— Ася, но я серьезно! — возмутился Алексей. — Я в твои каталоги не влезал. Я же не могу этого не помнить. Кто-то из нас двоих рехнулся.
— Ну конечно, и тебе больше нравится думать, что рехнулась я. Перестань меня разыгрывать, у меня кофе стынет.
— Я не разыгрываю.
Он сказал это так серьезно, что она вдруг поверила. Ее сразу зазнобило и захотелось присесть.
— Значит, они сюда приходили, — тихо произнесла она. — Они опять принялись за свое. Черт бы их взял!
Она помнила, что первый ее контакт с конторой начался точно так же: она пришла домой и обнаружила, что дверь в квартиру открыта. Не взломана, а аккуратненько открыта точно подобранным ключом. А после этого ей впервые позвонил приятный баритон, который теперь она узнавала с полуслова, и предупредил, что тот страх, который она испытывает, находясь одна ночью в квартире и зная, что у неведомого противника есть ключи, так вот этот страх — только мягкое начало, тихая увертюра. Если она, Анастасия Каменская, не будет слушаться, то ей быстро объяснят, что такое настоящий страх. Тогда приятный баритон сказал ей: «Сегодня вам дали попробовать маленький глоточек. Будете вести себя неправильно — придется выпить всю чашу до дна и залпом».
Замок Настя сменила, но для конторы, как, впрочем, и для множества других «специалистов», это не было проблемой. Ставить стальную дверь и хитрый сейфовый замок ей и в голову не приходило, красть у нее было нечего, а с точки зрения защиты от конторы тратить деньги на укрепление дверей было бессмысленно. Они все равно найдут способ напугать до полусмерти. И чего они к ней прицепились?
— Слушай, а чего они к тебе прицепились? — спросил Леша, словно прочитав ее мысли. — Тебя же от работы отстранили, ты все равно ничем не можешь быть им полезна.
— Знаешь, Лешик, еще вчера мне казалось, что я понимаю смысл их действий, — задумчиво ответила она. — В них была определенная логика. Они хотят, чтобы я с ними сотрудничала, они хотят меня завербовать, как в свое время завербовали Володю Ларцева. Поэтому и влезли в нашу квартиру, пока мы с тобой вчера в гостях чай распивали и планы строили. Но вечером они мне позвонили, и я, честно признаться, растерялась. Я ведь была уверена, что фотографии генералу прислали именно они, чтобы выбить меня из равновесия, устроить мне неприятности на работе вплоть до угрозы увольнения. Расчет простой. Если меня не уволят, то крови столько попортят, что повторения мне уже не захочется и я буду делать все, что прикажут. Если же уволят, то меня, несчастную и несправедливо обиженную, пригреют, утешат, протянут мне руку помощи, постараются сыграть на эмоциях и пробудить пакостную мстительность. Каков бы ни был результат проверки, я сделаюсь для них легкой добычей. Вот так примерно я рассуждала вчера.
— А потом что случилось?
— А потом мне показалось, что все не так. Тот тип, который мне звонил, был так удивлен, услышав о моих неприятностях, что, по-моему, дар речи потерял. Значит, фотографии пришли не из конторы. Тогда откуда? Кому нужно, чтобы меня отстранили от работы? Кто это все затеял? Я вообще перестала ориентироваться в ситуации, и мне это не нравится.
— Но ты же говорила, что выяснила, кто тебя фотографировал.
— Я выяснила, чья машина, и не более того. Кто в ней сидел? Кто делал снимки? Поэтому я и просила вчера тебя и Сашу мне помочь. Сегодня этим Тришканом будет заниматься Коротков, а дальше посмотрим, как дело повернется. Ладно, солнышко, работай, не буду я тебе голову морочить. Пойду кофе допью, может, что придумается.
Она снова ушла на кухню. Кофе стал совсем холодным, она с отвращением отставила чашку и закурила. Потом вылила кофе из чашки обратно в джезву и зажгла газ под ней. Мысль о том, что в ее квартире побывали в ее отсутствие посторонние, была неприятной. Интересно, заходили ли они на кухню? Может быть, сидели на том же стуле, на котором сейчас сидит она?
Настя непроизвольно вскочила и уставилась на стул. Да что это с ней? Они трогали компьютер, включали его, смотрели ее материалы. Хорошо, что Лешка умеет об этом не думать, сел и работает себе спокойно. Она бы не смогла. Она бы все время помнила о том, что к этим клавишам прикасались чужие враждебные руки, и вряд ли сумела бы преодолеть отвращение.
Интересно, а сумку тоже они разрезали? Очень похоже на их манеру — реального вреда не наносить, но попугать от души. Ничего не пропало, но ведь могли украсть удостоверение. Мороки было бы! Пришлось бы срочно бежать в отделение милиции, писать заявление о краже, потом долго уговаривать, чтобы его приняли и зарегистрировали. В милиции такого рода кражи терпеть не могут, шансов на раскрытие никаких, только лишний «висяк». Но справка о возбуждении уголовного дела в таких случаях нужна позарез, без нее будет считаться, что удостоверение Настя потеряла по халатности. Одним словом, головная боль и строгий выговор ей были бы обеспечены.
Она без удовольствия выпила подогретый кофе, сжевала гренки, почти не чувствуя их вкуса, и стала одеваться. Раз уж у нее появилось свободное время, нужно пойти поискать новую сумку взамен испорченной.
* * *
Грузный человек с гладким моложавым лицом недовольно поморщился, слушая голос, доносящийся до него из телефонной трубки.
— Я сделал все, что мог, нашел в ее компьютере записи о том изнасиловании.
— Там была моя фамилия?
— Была. Я ее стер. Что еще вы от меня хотите?
— Гарантий, Славик, гарантий. Я заплатил тебе хорошие деньги за то, чтобы моя фамилия там не фигурировала, и хочу быть уверен, что ты сделал все как надо. Какие у тебя основания думать, что моей фамилии больше нигде нет?
— Но я просмотрел все материалы, в которых речь идет об изнасилованиях за последний месяц. Все, вы понимаете? И ваша фамилия мне попалась только один раз. Что я могу еще сделать?
— Ты должен был посмотреть ее бумаги. Мы, кажется, об этом договаривались.
— Я поручил это своему человеку, но он не смог.
— Что значит «не смог»?
— Обстоятельства не сложились.
— Послушай, — вскипел мужчина с моложавым лицом, — я не хочу этого слышать. Я плачу тебе за то, чтобы у тебя обстоятельства складывались так, как нужно. Не можешь сделать — нечего было браться.
— Не понимаю я, — буркнул в трубку Дружинин. — Вы же никого не насиловали, вы свидетель. Чего вы боитесь-то?
— Не твое дело. И учти, если мое имя всплывет, головы ты не сносишь, я тебе обещаю.
