Сигрид посмотрела на Эдлу и спросила, может ли она как — нибудь помочь в этом деле, не запятнав своей чести. На это та ответила, что все в руках богов, и если боги на их стороне, то Бьёрн Торбрандсон должен быть здесь завтра. И Сигрид сказала, что все должно произойти в море, потому как обещала она всем людям Олафа Трюггвасона защиту на своей земле. Эдла кивнула и сказала, что молит богов, чтобы Бьёрну успели сообщить о том, что случилось с его женой. Сигрид кивнула и спросила:
— Хотела бы я, чтобы ты осталась со мной и погадала, что теперь сулят мне боги?
На это Эдла ответила:
— Для этого не надо гадать. Боги сулят тебе счастливую жизнь с мужем. Только муж этот будет из земель на юге.
Сигрид рассмеялась:
— Что же, ради мести Олафу я готова терпеть мужа с бородой, похожей на вилы, которыми ворошат сено. Будем ждать, сбудется ли твое предсказание, ведь сейчас у Свейна есть жена.
Она похлопала Эдлу по щеке и сказала:
— Если бы мне кто-то сказал, что за пятнадцать золотых я обрету мудрость жрецов, я бы посмеялась тому человеку в лицо. Теперь вижу я, что мой сын мог отдать за тебя и пятнадцать рубинов вроде тех, что были на гривне у Олафа. И не прогадал бы.
Эдла поклонилась и пошла к себе.
Но следующий день прошел, а кораблей Хёгни и Гудбранда все не было. Не раз ночью Эдла посылала служанку на берег, чтобы поглядеть, не пришли ли корабли с юга. Но все было тщетно. Утром она пришла к кораблю Гутторма, и тот спросил ее:
— Где же твое полотно с узорами? Мы отходим в полдень.
Эдла сказала:
— Работаем мы и днем, и ночью, но не мог бы ты подождать еще день?
Гутторм ответил:
— Когда бы не договорились мы встретиться с отцом, когда пойдет он обратно из Викена, проводив конунга, ждал бы я еще и день, и два. Но теперь прости меня, Эдла, вендская краса, но в полдень мы уйдем.
— Что ж, — ответила Эдла, — к полудню мы постараемся закончить.
Солнце поднималось все выше и выше, и вскоре Гутторм увидел, как к берегу идет Эдла со слугами. Когда они подошли, Гутторм разрешил Сигрун и Ингрид выйти из шатра и попрощаться.
Эдла обняла Ингрид и прошептала:
— Я сделала все что могла, Ингрид, чтобы доставить весточку Бьёрну. Но, видать, боги хотят, чтобы ты исполнила свою клятву и отправилась в Согн.
Ингрид ответила:
— Я должна ответить за свое безумное решение искать справедливости у сына Трюггви. В этом не виновен никто, кроме меня самой. Это моя кара, и я приму ее. Жаль мне только, что Сигрун будет страдать вместе со мной. И может случиться так, что она никогда не увидит ни мужа, ни сына.
На это Сигрун ответила:
— Я — старшая сестра, и коли признали мы суд Олафа, то в том моя вина, а не твоя, Ингрид. Рада я, что боги внушили мне мысль оставить маленького Одда в Сигтуне. Бьёрн о нем позаботится. А сама я приберегла небольшой нож, и горе тому, кто посмеет обесчестить меня или сестру.
Эдла, по лицу которой текли слезы, сказала:
— Буду я молить богов, чтобы не случилось всего того, чего мы боимся. А теперь прощайте.
И три девушки поцеловали друг друга, а потом Гутторм велел Сигрун и Ингрид вернуться в их шатер на борту и не выходить оттуда без крайней нужды.
И корабль Гутторма отошел от берега и повернул свой нос на северо-запад. И Эдла стояла на берегу и громко рыдала, так что все слуги разбежались, а потом на берег пришел Олаф и увел ее. А еще через небольшое время с юга из-за островов показались три корабля. С них заметили корабль Гутторма и после этого все три корабля сошлись борт к борту. А потом два корабля поплыли за кораблем Гутторма, а один пошел в Конунгахеллу.
Когда корабль Гутторма отчалил от берега, сам он вошел в шатер к дочерям Одда и сказал:
— Ингрид, я хочу переговорить с Сигрун наедине. Постой на корме, тебя никто там не тронет без приказа.
Ингрид молча вышла, а Сигрун посмотрела прямо в глаза Гутторму и сказала:
— О чем ты хочешь говорить, сын убийцы моего отца?
— Твоего отца убил Туранд, и ты это знаешь. Это брат твоего первого мужа убил моего брата, — ответил Гутторм.
— У меня есть только один муж. Первый и единственный, — ответила Сигрун, сжав зубы.
— Ты что, не слышала, что сказал конунг? Твой муж вне закона. И теперь ты снова незамужняя дева.
— Конунг не властен разорвать брак, заключенный перед богами. И я буду ждать своего мужа до смерти, — возразила Сигрун.
— У нас теперь Белый Христос, и для него ты — не замужем. Он не признает языческих обрядов. Потому хочу я жениться на тебе по обрядам, которые благословил наш новый бог. И конунг тоже будет на нашей свадьбе. И его священники. И все будет, как у самых знатных людей.
— А мой сын — он теперь, значит, незаконнорожденный? — спросила Сигрун.
— Да, но у нас с тобой будут еще сыновья, и у них будет много людей и серебра. Теперь я — единственный наследник моего отца.
Сигрун задумалась, а потом сказала:
— Что же, я знаю, что я должна сказать на твое предложение: Не свинье с ее корытом те мечты о деве юной… — начала она, но Гутторм схватил ее за горло и прошептал ей прямо в ухо:
— Я хотел всё сделать, как благородный человек, но ты сама всё испортила. И теперь я все равно получу свое. И ты можешь кричать. Это мой корабль, и здесь тебе не будет защиты.
И он начал правой рукой задирать ей юбки, а левой прижимал ее к шкурам, постеленным на палубе. Сигрун пыталась кричать, однако рука Гутторма сдавила ей горло.
И тут раздался громкий голос кормчего:
— Гутторм, хватит миловаться с девицами. Иди посмотри, не нас ли догоняют эти два корабля.
Гутторм выпустил Сигрун и сказал:
— Приготовься. Вечером я приду снова. И мне нравится, что ты такая гордая.
Сигрун молча ощупала нож, который она спрятала под шкурами.
А Гутторм вышел из шатра, и его кормщик показал ему на два драккара, которые шли прямо по корме.
Кормщик сказал:
— Они явились из-за островов, и тогда их было три. Но один ушел в Конунгахеллу. А эти два идут за нами, и их гребцы работают, что есть сил, так что они нас нагоняют.
Гутторм ответил:
— Так вели и нашим гребцам не лениться. Завтра мы встретимся с кораблями моего отца. Для этого надо только не подпускать эти два корабля близко.
Кормщик ответил:
— Видно, что на тех драккарах полно воинов, и часто меняются они на веслах. А у нас — по человеку на весло. И как бы быстро мы ни гребли сейчас, они нас догонят до захода солнца.
— И что же нам теперь делать? — спросил Гутторм.
— Будь я хёвдингом на этом корабле, Гутторм, — ответил кормщик, — я бы спустил лодку и посадил туда наших пленниц. Мыслю я, они — причина этой погони.
— Этих пленниц нам доверил сам конунг. И мы должны доставить их в Согн. Потому прикажи людям грести побыстрее, — сказал Гутторм и замолчал.
Но не прошло и получаса, как всем стало видно, что преследовавшие их драккары приближаются. И скоро стало возможно различить красного ворона на парусе. Прошло еще немного времени, и стали видны лица людей, стоявших с копьями на носу. И еще много времени оставалось до заката, когда корабли приблизились на полет стрелы. Кормщик сказал Гутторму:
— Ведомо мне, что красный ворон — знак, которым отмечает свои корабли Эйрик сын Хакона. Это не люди Сигрид, так что пощады, если мы решимся на битву, нам ждать не приходится. Все наши люди устали, а среди людей Эйрика полно свежих. Еще есть время спустить лодку. И совсем скоро этого времени не будет. Решайся, Гутторм, сохрани жизни своих людей.
— Я не отдам их! Мы будем биться и, коли надо, умрем с честью! — крикнул Гутторм и кинулся в сторону шатра.
— Не много чести четырем десяткам пасть в битвы против десяти дюжин. Да еще подарить ярлу Эйрику новый корабль, — был ответ.
— Тогда я убью дочерей Одда и брошу их в лодку, — крикнул Гутторм.
— Это не задержит погоню, а только еще больше разозлит их, — ответил кормщик, схватив его за плечо.
Тогда Гутторм сел на палубу и сказал:
— Делай, как хочешь.
И кормщик приказал спустить на воду лодку, что лежала у них на носу и держать ее на веревке вдоль борта. Потом он сам вывел из шатра Сигрун и Ингрид и помог им перебраться в лодку, бьющуюся о борт корабля на полсажени внизу. Они просили его отпустить и Хёгни, но кормщик ответил, что ему сейчас не до рабов. Затем он отпустил веревку, удерживающую лодку у борта.
— Навались! — приказал он гребцам, и те напрягли последние силы, чтобы оторваться.
Корабли ярла Эйрика поравнялись с лодкой, и оттуда раздались торжествующие крики. По очереди драккары подходили к лодке, и девушка с льняными волосами поднялась на один корабль, а девушка с золотыми — на другой. Гребцы Гутторма не отводили глаз от того, что происходило. И никто из них не видел, как Хёгни выбрался из трюма и с криком бросился в воду. Кормщик Гутторма только усмехнулся, но сказал:
