Это почему-то дико напомнило ей операционную, где Лизе делали аборт в прошлом.
- Лиза! Да уймись ты! – Дима обхватил ее за плечи, удерживая руку, чтобы медсестра могла ввести иглу. – Ну не дура же! Хватит! Прекрати истерику, родная!
- Никакого аборта, - похоже, действительно удивившись, покачал головой Николай Сергеевич. – Сейчас мы вас успокоим, снимем тонус, который, кажется, появился… Все хорошо, Елизавета. Дышите. Вам надо успокоиться.
Но она правда не могла. Отвернулась, благодаря тому, что Виталий отошел, освободив место персоналу. Сжалась вся, неспособная лишь выдернуть руку, и пыталась свернуться клубком, словно так могла защитить себя и ребенка.
- Лиза, - тихо, почти ей на самое ухо, проговорил Дима, явно пытаясь «достучаться» и продолжая удерживать ее голову у себя на плече. – Никто тебя не тронет. Слово даю, родная. Слышишь? Веришь мне? – ладонью убрал волосы с ее лица, пытаясь поймать ее взгляд.
Над ними врач переговаривался с медсестрой, но Лиза не слышала слов. Дима заглушал, отгораживал ее. И Лиза только зажмурилась и помотала головой, не в силах удержать слезы, бегущие из глаз. Руку забрать не могла, а ей уже подключили какую-то капельницу.
- Не веришь? – хмыкнул он, но уже без крика или раздражения. – Почему? Думаешь, совру тебе? Сейчас наколят и повезут куда-то?
- Тебя не интересует все, что для тебя не важно, - еле сумела прошептать Лиза. – Наш ребенок никогда значения не имел. Я…
- Ты для меня важна!
Вдруг резко прервав ее, отрезал Дима. Громко, снова едва не гаркнув, будто злился, что Лиза никак не выйдет из своей истерики и несет глупости.
- Хочешь ляльку – играйся. Вообще не вовремя, и не говори потом, что я не предупреждал. Но, ради Бога! Играйся. И прекращай уже реветь! Умная же, а такой цирк устроила.
Дима как-то скривился и попытался иначе сесть, продолжая держать ее голову руками у себя на плече.
И Лиза притихла. Может, конечно, лекарство начала действовать, кто знает, но слова Димы просто оглушающе подействовали на нее. Так, что Лиза действительно замерла и прекратила вообще двигаться. И медперсоналу уже не мешала. Только смотрела на Диму, уже не пытаясь увернуться от его рук. Истерика сменилась ступором, похоже. Но ее уже второй раз за сутки так огорошили тем, что казалось невозможным. Картина вселенной вдруг рассыпалась на кусочки. И, вероятно, в сознании сработали какие-то предохранители.
Однако тишина в палате не воцарилась. Стоило ей умолкнуть, как разорался врач, которому медсестра указала на пятна крови на диване. И так как состояние Лизы к этому отношения не имело, вывод напрашивался один – у Калиненко все-таки разошлись швы. Так что ее лишили опоры, «вытащив» Диму. И повезли его заново зашивать рану.
«В перевязочной и без наркоза», грозно сообщил врач. «В назидание».
Лиза же осталась в палате под присмотром медсестры и Казака, выглядевшего немного растерянным. И послушно лежала «под капельницей», как-то иссякнув, даже на вопросы о самочувствие отвечала мимикой.
Калиненко вернулся через полчаса, ей как раз закончили вводить препараты и, велев пока не двигаться обоим, все ушли. Даже Виталий, хоть этот и бросил, что через пять минут вернется.
- Притихла? – с некоторым сарказмом уточнил Дима, явно испытывая дискомфорт из-за раны и стараясь лечь удобней.
- Зашили? – вместо ответа, тихо спросила она.
Дима хмыкнул.
- Заштопали, - согласился он. – Пугали, что шрам будет. Но я их успокоил, что меня жена из-за этого не разлюбит. – Он как-то хитро глянул на нее через палату.
- М-г-м… - невнятно согласилась Лиза, глядя в потолок. Для кого новость, что она его любит?
Она все еще осмысливала то, что он ранее сказал, и по-новому переоценивала многие поступки и мелочи, которые ранее вызывали у нее удивление и непонимание в поведении мужа. То, что не лезло в старые шаблоны.
- Прости, - тихо сказала она. – За это все… за цирк, - криво улыбнулась. – Что судила по прошлому.
Дима как-то широко махнул рукой, отметая ее слова.
- И ты прости, родная, - хрипло ответил он. – Права ты. Сейчас, это предательство. Не в бровь, а в глаз.
Лиза отвернулась от потолка и внимательно посмотрела на Диму. Он в упор смотрел на нее. Оба больше ничего не сказали, но и не отвернулись, глядя друг на друга, словно впервые встретились в жизни.
ГЛАВА 20
В палате было сумрачно и серо, несмотря на время. И тихо. После недавнего «светопреставления» Лизы это почти оглушало. Сейчас она спала. А он обдумывал последние события, пытаясь хоть как-то устроиться удобней. Но это оказалось не так и легко. Вспомнив «не злым, тихим словом» врача, который хоть и уколол анестетик, вопреки угрозе, но явно смухлевал с дозой, чтобы ему досадить, попытался лечь на не пострадавший бок. Хотелось курить. Пары затяжек перед тем, как его “перешивали” было мало.
Казак отчитался быстро, ввел его в курс дела по итогам разговора с тем, кто пытался Лизу выкрасть. Хорошо потолковал. Подробно. И даже без смертельных повреждений. Как Дима и предполагал, воспользовавшись болезнью Геннадия и обнаружив брешь их системы безопасности в гараже, охотились на него. В крайнем случае, на Виталия, если тот пойдет за машиной. На появление Лизы не рассчитывали, однако, не преминули воспользоваться, посчитав самой удачной, слабой жертвой.
Это Калиненко пока отодвинул. Гадство.
Он действительно оказался не готов к тому, через что прошел за последние сутки. К интенсивности всего, что испытал. Дмитрий не привык испытывать. Он предпочитал обдумывать, создавать план по достижению цели и реализовывать свои планы. Вот тут можно было насладиться и получить удовольствие от результата. На всех остальных этапах любые ощущения, кроме интуиции, только мешали. Так что…
Целью было заставить Калиненко идти на уступки. Сдать все позиции. Счас, как же. За всем стоял Мартыненко. Длиннорукий гад. Уже на зоне, а трепыхается. Впрочем, как сохранять нужные связи в любой ситуации, Дима и сам знал не понаслышке. Так что тут все понятно. Да и нынешние трения в верхушке, явно на руку таким поползновениям. И это стоило обдумать: ситуация нестабильная, куда качнется - сам черт не знает. Возможно, стоит предусмотреть и для себя запасной вариант. А заодно, заручиться дополнительной поддержкой. Не за просто так, ясное дело. Тут все свою выгоду хотят иметь. Но это и хорошо. Когда свои интересы на первом месте, легче найти варианты точек соприкосновения. И больше возможностей заключить договоренности. Хоть и с тем, с кем вчера был “на ножах”. Да и Калетник открыто говорил, что сейчас все ищут любые возможные варианты. Не стоит упускать момент.
Лиза заворочалась на своем диване. Видно ей тоже там было не особо удобно. И все равно не проснулась. Забавно. Несмотря на противную ноющую боль, имелось отчетливое желание перетащить ее к себе. При всем понимании, что обоим от этого не добавится комфорта. Тем не менее, он почти осязал зудящей кожей ладоней, как обнимает ее. Привык? Возможно.
Затихла. Да уж, сутки у них выдались - не фейерверк, точно. И ночью выспаться не удалось…
Твою налево! Что-то, не выходило у него переключиться. Это все вдруг оказалось слишком весомым и существенным. Сама Лиза.
Странно. Калиненко сам решил, что она будет поблизости. Сам же ввел в “ближайший круг”, до того состоявший из одного Виталия. Своими руками, можно сказать, поднял до очевидного и всем понятного статуса - своей реальной женщины, не девки. Жены и помощника, а не штампа. Ему так было удобно и комфортно. Да и по справедливости - оценил все, на преданность - признанием ответил. Заметил изменения в характере, новые грани - и наслаждался этим, к обоюдному, вроде, удовлетворению. Гордился, даже.
А в себе что-то проморгал. Отмечал, улавливал неясное недовольство, даже явное раздражение, порою. Откровенно на самом браке настоял, зная, что надо. Что стоит отрезать ей все пути. Пути для чего? Елизавета, вроде, и так не рвалась никуда. Да и готова была просто партнером по жизни быть, без условий. Но Дмитрий ощущал, что стоит все варианты просчитать и пресечь. И грызло это несоответствие, надоедливо “давила” на краю сознания попытка впихнуть “не впихиваемое” в привычные и понятные рамки, уже давно расставленные и комфортные. Першило в горле, мешая, давило грудь, словно удушьем каким-то, что в пору просить тут врачей ему рентген делать, памятуя о судьбе отца. Да только не в здоровье дело. Не полный идиот и в адекватном состоянии, чтобы честно осмыслить. Только все не до того.
А тут это похищение. Гребанное.
Он когда увидел, как Лизу к машине тащат, себя снова на зоне ощутил. Когда нет правил, нет ограничений, а только дикое стремление, потребность удержать свое. Порвать горло за то, что кто-то посмел на твое посягнуть. И даже не маякнуло ничего в разуме, что не на его жизнь посягают. Вырвался, завладел сознанием голый инстинкт, когда на все готов, даже пустыми руками до костей врага порвать. И этой же костью ему проткнуть сонную артерию. Или своей, коль так уж случится по ходу. Но отстоять любым методом. И черт знает, как удалось контроль сохранить (хотя, без этого никак, и на зоне на голой агрессии или ярости подловят, все надо просчитывать). Инстинкт. Опыт. Не пропьешь и не разбазаришь то, что на своей крови вызубрил. Но и несмотря на этот опыт, еле сдержался. Сквозь зубы слова цедил, удерживая контроль, понимая, что от этой его сдержанности сохранность Лизы сейчас и зависит. Жизнь его женщины. Оказывается, куда более ценной, чем думалось, впаявшейся в жилы и мышцы, незаметно въевшейся в костный мозг Дмитрия. Сумел. Сдержался. Едва выдержал, пока Лиза до него дошла. Еще и так отчаянно-наивно пыталась лицо “держать”.
