Лива устало свернулась клубочком под периной и заснула.
Когда она проснулась, стояли глубокие сумерки, она села на постели, объятая тревогой и страхом. Ей приснился страшный сон. Она одна идет между темными домами, в руке у нее — зажженный светильник… наступил судный день, мрак прорезают пронзительные крики. Где-то далеко маячат маленькие мигающие огоньки. Это светильники мудрых дев, они медленно удаляются и становятся не ближе звезд на небе. Она поднимает свой светильник, чтобы показать, что он не потух, но масло в нем догорает, свет его становится все более красным и слабым и наконец гаснет. Она одна во мраке…
Дрожа, она вскочила с постели, страх и ужас захлестнули ее. Она услышала спокойный голос Магдалены:
— Ну, Лива, выспалась? Теперь тебе лучше, да?
— Дай мне стакан воды, — попросила Лива. Сестра принесла воды, и она с жадностью выпила.
— Еще?
Ливу трясло.
— Не осталось ли вина в бутылке?
Магдалена рассмеялась:
— Смотри не стань алкоголиком.
Лива словно в лихорадке выпила две рюмки. Вот так! Теперь она успокоилась. От вина стало так хорошо.
— Теперь поедим, — сказала Магдалена.
Но Лива и слышать не хотела о еде. Она торопилась. Ей нужно поговорить с Симоном.
— Чепуха, — уговаривала ее Магдалена. — Поговоришь вечером. Пойдем пройдемся.
Лива как будто ничего не имела против. Магдалена зажгла огонь. Лива сняла со стены маленькое зеркальце и поставила его на стол.
— Нет, знаешь что! — воскликнула она улыбаясь. — Я не могу показаться в таком виде! Я надену черное воскресное платье. И… Магдалена, будь добра, одолжи мне твою серебряную цепь с крестом.
Магдалена захохотала:
— Ну и ну! Ты что, модницей стала?
Лива тщательно приводила в порядок волосы перед зеркалом.
— Хочешь взять мою заколку для волос? — спросила Магдалена. — И серьги?
— Да, дорогая! — радостно откликнулась Лива.
Магдалена не верила своим глазам. Лива наряжалась, как будто собиралась на танцы. Сестре пришлось принести ей пуховку с пудрой, губную помаду и одеколон.
— И туфли, Магдалена, — попросила Лива. — Одолжи мне твои новые красивые туфли с серебряной отделкой. Я буду с ними осторожна.
— Пожалуйста! — весело отозвалась Магдалена.
Серьги и заколка очень шли Ливе. Она разрумянилась. Совсем как в прежние времена. Ведь такой жизнерадостной и веселой девушкой она и была всего два года назад. У Магдалены слезы выступили на глазах при виде прежней Ливы. Да, она не умерла, она такая, как прежде! Ведь ей всего двадцать три года. А время залечивает все раны.
— Сегодня воскресенье, да? — сказала Лива. — Значит, у Марселиуса танцуют!
— Весь мир перевернулся! — смеялась Магдалена. — Но нет, Лива… туда мы не можем пойти! Пока еще нет. Мы потанцуем позже, Лива! На моей свадьбе!
— Да, на твоей свадьбе! — сказала Лива. — Когда это будет?
— На рождество!
— Так подождем до рождества. А сейчас немного пройдемся, мне так хочется. Давай выпьем еще по маленькой, хорошо?
— Нет, дорогая, нужно знать меру.
Про себя Магдалена подумала: «Счастье, что сегодня вечером Лива не была предоставлена себе самой».
Томеа широко открыла глаза, когда разряженная и улыбающаяся Лива вошла в кухню.
— Пойдешь с нами, Томеа? — спросила она. — Прогуляться в город, пойдем!
Магдалена легонько толкнула Томеа в бок:
— Пойдем, пройдемся немного. Тебе тоже нужно развлечься.
Томеа переводила взгляд с одной на другую, на лице ее показалась растерянная улыбка, она медленно покачала головой:
— Нет! — Села и скорчилась у огня, будто от холода. Но Альфхильд обязательно хотела пойти, сестры разрешили, она бурно захлопала в ладоши и стала искать красные бусы, чтобы надеть их на голову.
— Куда это вы собрались? — послышался слегка удивленный голос отца из горницы.
— Путешествовать! — пошутила Магдалена. — Мюклебуст пригласил нас на небольшую прогулку по морю на своем корабле викингов!
— Прощай, отец! — сказала Лива, похлопав его по щеке.
Три сестры рука об руку весело побежали по тропинке вниз.
Погода стояла безветренная. Земля сверкала инеем при свете месяца. Магдалена снова вспомнила дни юности… ощущение крыльев, когда она по вечерам спускалась в город на танцы.
— Ух! — крикнула Лива так громко, что отозвалось эхо. Она сжала руки сестер, сделала несколько па и запела веселым, звонким голосом:
Ветер, вздувай парусаи наш кораблик гони,чтобы на синих волнахмы покачаться могли.
— Тише, не надо так шуметь, — сказала Магдалена, — кто-то идет по дороге.
— Мы будем делать все, что нам хочется. — Лива продолжала распевать:
Разгневался грозный Нептун,жаждет топить корабли.Уж много смелых героевв море могилу нашли.
Человек на дороге остановился прислушиваясь. Магдалена трясла Ливу за рукав, пытаясь заставить ее замолчать, но тщетно. Она продолжала петь звонким мальчишеским голосом:
Доброе пиво и водка —спутники наши везде,куда бы мы только ни плылипо синей морской борозде.
С дороги послышался дребезжащий голос:
Кричат пророки — плоть есть тлен,за каждым смерть идет.Мы ж любим жизнь, вовсю живем,а смерть пусть подождет.
— Добрый вечер! — весело приветствовал сестер Понтус-часовщик. — Я шел к тебе, Магдалена, с доброй вестью. Нет, на этот раз не о Фредерике, а обо мне самом! Но куда же вы? А не пойти ли нам всем ко мне и выпить по рюмочке портвейна? По рюмочке, за счастье и удачу для всех нас!
Понтус сильно благоухал спиртом.
— Я не думал очутиться сегодня вечером в дамском обществе! — засмеялся он так, словно его щекотали. — Да еще в обществе таких красивых дам! Да, надо сказать, девушки из Кванхуса, с вами мало кто может соперничать. Это вы унаследовали от матери. Она была дьявольски хороша. Я помню ее, помню, с каким огнем она танцевала. Я сам был влюблен в нее. Старик Шиббю тоже. Боже ты мой, он носился с ней как с писаной торбой, она могла бы быть вдовой судовладельца, а вы его дочерьми. Но она вышла за Элиаса, и никто этого понять не мог, но бог с ними. А Шиббю женился на старой фру Шиббю, пароходной стюардессе. И прекрасно. Он покоится в своей могиле, мир его праху.
Понтус беззаботно болтал, пока они шли по городу.
— Да, мы оба женились на сварливых бабах: и Шиббю и я. Но его была хуже. Из-за нее он и умер, бог знает, что это правда! Он никак не мог с ней справиться. Он был слабый человек, толстый, жирный, как и его щеголь-сынок. А моя Катрина… да, слово чести, девушки, она, только она виновата в том, что я слишком поздно начал жить. Да, поздно… скоро я стану совсем стариком. И все же, черт возьми! Я еще всем покажу! Но войдем же в дом! Прошу вас, дамы!
Они вошли в темное, затхлое помещение магазина. Понтус зажег лампу и вынул бутылку и рюмки.
— Я искренне рад, — сказал он с легким поклоном. — Я чрезвычайно рад тому, что вы собрались здесь, уважаемые дамы! Я особенно рад видеть тебя, Лива! Рад, что ты говоришь и смеешься, как простые люди. Потому что, честно говоря, я думал… но хватит об этом. Так много всякой чепухи болтают!
Понтус преодолел приступ чиханья. Он поднял бокал и сказал, подавляя восторженный смех:
— И пожелайте мне счастья, дамы! Потому что… мы же не будем жеманиться, правда?
Он понизил голос, и взгляд его стал сразу серьезным, почти угрожающим.
— Я буду отцом! Ребенка Ревекки, моей продавщицы! Ей всего девятнадцать лет…
Понтус отодвинул бутылку, оперся локтями о стол и продолжал:
— Она все-таки осталась с носом, Магдалена. Ей пришлось вернуться ко мне и отказаться от своего адъютанта! Поистине моя победа… но я не хочу торжествовать, я благодарю бога за то, что он снова сделал меня, старого, одинокого бобыля, человеком… богатым, способным продолжать свой род! Ваше здоровье!
Лива не дотронулась до своего бокала. Она была очень бледна и удивленно озиралась вокруг.
— Не хочешь выпить со мной? — нетерпеливо сказал Понтус. — Напрасно ты к этому так относишься. Я не оставлю девушку в беде. Мы женимся в январе. Ну, Лива! Возьми же свой бокал.
Лива посмотрела на Магдалену взглядом, полным глубочайшего отчаяния, и быстро поднялась с места.
— Мне нужно идти! — прошептала она.
— Нет, Лива! — умоляюще сказала Магдалена. — Куда ты хочешь идти?
— Говорить с ним!
Лива уже выбежала из магазина. Магдалена сумела догнать ее и пыталась заставить вернуться.
— Подожди нас, Лива!
— Я не могу ждать! — сказала Лива. — Пусти меня! Мне нужно идти.
