раскалывающими доски щитов. И полетели они во врага, а следом вновь срезни…
А со стены ратники метают в поганых сулицы, кидают в приблизившихся ворогов камни и обледенелые чурбаны. Лестницы же, что агаряне приставляют к частоколу, русичи стараются оттолкнуть ухватами! Пока, правда, опрокинуть удалось всего две из более, чем десятка — ибо хабуту старательно выцеливают и выбивают смельчаков… И уже полезли нехристи наверх, густо полезли — но тут же полетели на них тяжелые бревна, сметая штурмующих с перекладин и ломая лестницы пополам! А на головы тех, кто подобрался к самому частоколу, надеясь избежать разящих стрел и дротиков, обильно полился кипяток, ошпаривая и заставляя обожженных протяжно орать от боли!
Лишь растет вал из тел убитых татар на дне рва-перибола — уже полторы тысячи нукеров не досчитывается вражья рать! Против трех сотен ополченцев, сраженных срезнями степняков… Но вот уже и первые поганые поднялись на стену — однако встречает агарян крепкая, недрогнувшая рука русского ратника, цепко сжавшая чекан с узким лезвием или более широкую, «длиннобородую» секиру! Падают вниз вороги с отсеченными кистями, да разрубленными черепами — держат русичи стену! Правда, с каждым мигом число вскарабшихся по лестницам нукеров становится все больше — зато летящих со стороны хабуту срезней все меньше, бояться лучники зацепить своих… И тогда прогремел боевой рог воеводы, призывая выжидающих, томящихся от бездействия панцирных дружинников вступить в бой!
В тот миг, когда на стене загремел рог, я закончил затягивать тугую повязку на руке своего «заряжающего», Ладимира. Мастер по дереву сомлел от боли и потери крови — увы, столь плотен был обстрел вражеских лучников, особенно к третьему нашему залпу, что мало кому из отчаянных «артиллеристов» удалось избежать тяжелого ранения… Или гибели. Меня спас «бронежилет» ламеллярного панциря, одетого поверх кольчуги, выдержавший аж три попадания срезней! Остальным с броней повезло меньше — и вот он результат… Одиноко стоят разряженные стрелометы, к коим уже некому встать — впрочем, и незачем. Порок мы зажгли — это я точно видел, а тягаться в стрелковой дуэли с врагом, когда сам находишься в зоне поражения степных биокомпозитов… Не слишком удачная идея.
Да и найдется мне уже другая задача — по плечу. Вон, сразу двое татар бегут к сходням, что у самых ворот, думают вниз спускаться… Зачем только? Ворота заложены изнутри камнем, укреплены подпорками — а внизу врага дожидается несколько сотен лучников, да три сотни гридей, уже устремившихся к стене во главе с князем и Кречетом!
И судя по изумленным, испуганно вытянувшимся лицам, поганые, наконец, разглядели дружинников! Замерли спешенные половцы в нерешительности у сходней — но после заметили меня, как раз встающего на ноги… И толи инстинкт сработал (вдвоем на одного), толи мозгов у степняков оказалось немного — но ринулись они вперед, воинственно вскричав на бегу!
Что же, вдвоем, так вдвоем… Я замер в проеме, ведущем в надвратную боевую площадку — не обойти. Щит впереди, закрывает корпус, сабля (тяжеловато палашом махать, особенно когда в броне, так что сменил я трофей на уже привычный клинок) развернута плашмя острием к ворогам, и прикрывает голову.
— Ну, что медлите? Бей!!!
Словно подстегнутый моим криком, первый ворог бросается ко мне — и тут же приседает в коленях, рассчитывая полоснуть сабелькой по моим незащищенным ногам. Ага, конечно… Щит резко опускается, закрывая меня от вражеского удара — а собственный клинок тут же срывается вниз, в длинном выпаде, целя в лицо татарина! Враг увидел мою атаку и попытался дернуться назад — но рухнувшая сверху сабля уже ткнулась половцу под подбородок, пробороздив острием горло чуть выше кадыка…
Рванулся вперед второй противник, да рубанул лихо, наискось перед собой! Но я разглядел его движение, успел отпрянуть, подставив под клинок щит — и вражеская сабля, противно лязгнув, сломалась о широкий стальной умбон! Изумленный половец замер, раскрывшись в момент собственной размашистой атаки — а я ударил навстречу, через левое плечо к ключице… Удар больно отозвался в кисти, встретившись с человеческой плотью, прикрытой лишь стеганым халатом — а враг, отчаянно вскрикнув, рухнул на настил, зажимая рукой широкую рубленную рану…
Поединок занимает всего несколько секунд — и я выигрываю его, сумев занять более выгодную позицию в проеме хода, ведущего к боевой галерее, и позволив врагам атаковать меня лишь по одному! А по сходням уже спешат наверх дружинники — они наверняка переломят ход схватки на стене в считанные мгновения…
И вместо того, чтобы устремиться вслед за ними в сечу, я возвращаюсь к арбалетам. Сипло выдохнув от натуги, поднимаю один сразу с треногой! Самострел этот с уже натянутым воротом, но пока еще не вложенной в него сулицей — его расчет поганые выбили самым первым…
Тяжелый со станком, зараза! Но мне хватает сил пронести его всего два метра — и поставить на настил прямо в проеме, где я минутой ранее принял бой с половцами! Чуть ли спину не себе сорвал — зато теперь по бокам прикрыт узким проемом, да и со спины закрыт углом бревенчатой стеной надвратного укрепления. А спереди меня неплохо защищает собственно массивное тело «скорпиона»! Теперь из него можно жахнуть прямо вдоль стены, где разгорается рукопашная — да только пока вот врагов передо мной нет… Еще можно ударить и по вражеским лучникам, замершим на гребне вала — до тех, кто встал у останков надвратной башни, достану точно! Да и приголубить минующих насыпь татар вполне по силам… Они ведь столь плотно прут, что ни один из дротиков в «молоко» не уйдет!
И словно спеша проверить достоверность собственного утверждения, я вкладываю сулицу в направляющий желоб, примеряюсь к останкам разрушенной, сгоревшей стены — после чего беру чуть ниже, чтобы наверняка попасть, чтобы дротик не перелетел цель… И нажимаю на спуск.
Хлопок!
— Да!!!
Первая же сулица смела то ли двух, то ли трех поганых, только-только миновавших насыпь, да начавших скользить вниз, по внутренней, заледенелой стенке вала!
Так можно воевать!
Ратибор хмуро смотрел на все прущих вперед поганых, словно муравьи облепивших противоположную насыпь, да бесконечно поднимающихся по уцелевшим лестницам. Уже кончились у защитников тына сулицы, камни и бревна, наполовину опустели колчаны стрел — а у тех лучников, кто все еще бьет из-за частокола, на каждого осталось едва ли по пяток срезней! Дальше все — запасы все кончатся… Правда, есть еще впившиеся в землю за стеной стрелы степняков — а сам тын полностью очищен от врага, и теперь его держит уже княжеская дружина… Поразмыслив, воевода приказал спустить вниз всех раненых, и все оставшиеся стрелы — а еще скинуть на
