в зоне ограниченного района — Черного моря и проливов. Предполагалось, что СССР и Турция должны принять обязательства прийти на помощь друг другу в случае нападения какого-либо третьего государства на одну из договаривающихся сторон. Турецкий министр иностранных дел Ш. Сараджоглу, прибывший в Москву на переговоры, подразумевал под «третьим государством» Германию. Но Сталин не хотел предпринимать чего-либо, что могло вызвать подозрение у немцев. Советская сторона потребовала, чтобы правительство Турции дало гарантии не пропускать через Босфор и Дарданеллы суда нечерноморских государств. Сараджоглу отказался дать такие гарантии, сославшись на существующие международные конвенции. Переговоры зашли в тупик, и турецкий министр покинул Москву. Вскоре Турция заключила договор о взаимной помощи с Англией и Францией, но не пошла на подписание какого-либо соглашения с СССР. После начала итало-греческой войны Турция в октябре 1940 года запросила СССР о возможностях советской помощи в случае вовлечения ее в войну, однако определенного ответа не получила, ибо Москва сослалась на отсутствие каких-либо официальных договоренностей. Лишь в марте следующего года произошел обмен заявлениями об обоюдном нейтралитете в случае нападения на одну из сторон[468]. 18 июня 1941 года турецкое правительство подписало пакт «О дружбе и ненападении» с Германией. Стороны обязывались «войти в будущем в дружественный контакт относительно всех дел, затрагивающих их совместные интересы»[469].
Между тем Германия, готовясь к войне против СССР, сколачивала антисоветскую коалицию. 20 ноября 1940 года Венгрия присоединилась к Тройственному пакту. При этом гитлеровская пропаганда изображала дело так, будто эта акция была совершена Венгрией «при сотрудничестве и полном одобрении СССР». ТАСС 23 ноября опроверг германскую версию. В тот же день находившийся с визитом в Берлине глава румынского правительства И. Антонеску подписал протокол о присоединении своей страны к Тройственному пакту. На следующий день примеру Румынии последовала «независимая» Словакия.
Стремясь воспрепятствовать расширению создаваемой Третьим рейхом антисоветской коалиции, правительство СССР 25 ноября предложило Болгарии заключить пакт о взаимной помощи, однако ее правительство через пять дней отклонило это предложение[470]. В начале января 1941 года в международных кругах стали распространяться слухи, будто в Болгарию с ведома и согласия СССР перебрасываются немецкие войска. 13 января ТАСС опроверг эти сообщения[471]. 17 января Молотов в беседе с Шуленбургом выразил удивление по поводу того, что правительство Германии столь долго не отвечает на предложения советского руководства от 25 ноября 1940 года. В тот же день германскому МИДу был вручен меморандум о Болгарии и проливах, в котором подчеркивалось, что «Советское правительство… будет рассматривать появление любых иностранных войск на территории Болгарии и в проливах как нарушение интересов безопасности СССР»[472]. Тем не менее 1 марта 1941 года Болгария присоединилась к Тройственному пакту и дала согласие на ввод войск вермахта на ее территорию. Уже эти шаги свидетельствовали, что Гитлер не намерен считаться с интересами СССР в Юго-Восточной Европе.
Но Сталин и Политбюро все еще пытались противоборствовать рейху в его политике на Балканах, на этот раз в Югославии, которая 25 марта 1941 года также присоединилась к Тройственному пакту. Подобная акция правительства Югославии вызвала в стране взрыв народного возмущения, прокатилась волна митингов и демонстраций протеста против профашистского курса правящих кругов. Недовольство народа грозило перерасти в массовое выступление, направленное против правительственной власти. В ночь на 27 марта в Югославии был совершен государственный переворот: прогерманское правительство Д. Цветковича было заменено проанглийским правительством генерала Д. Симовича, которое тем не менее не отвергло протокола о присоединении Югославии к Тройственному пакту, хотя и не ратифицировало его. В Берлине это расценили как антигерманскую акцию, что, впрочем, соответствовало действительности, и Гитлер принял решение захватить Югославию, чтобы обезопасить свой балканский фланг перед нападением на СССР. Выступая на совещании с руководящим составом вермахта 27 марта, он заявил, что «если бы правительство страны было свергнуто во время реализации плана «Барбаросса», то для Германии это имело бы более тяжелые последствия»[473]. Он приказал «сделать все приготовления для того, чтобы уничтожить Югославию в военном отношении и как национальную единицу»[474].
События в Югославии привлекли внимание и правительства СССР. Сталин увидел в государственном перевороте в Белграде новый шанс укрепить свои позиции на Балканах. 31 марта полпред СССР в Югославии от имени Советского правительства предложил направить в Москву югославскую делегацию для переговоров о заключении договора. В инструкции Молотова полпреду указывалось на срочность этой акции, ибо «дорог каждый час»[475]. На следующий день министр без портфеля в новом правительстве М. Гаврилович уже был в Москве. В беседе с заместителем наркома по иностранным делам А. Я. Вышинским он сообщил о твердой решимости Югославии не присоединяться к Тройственному пакту. Вышинский расценил это решение как единственно правильное, особенно намерение нового правительства «не демобилизовывать армию и готовиться к защите независимости страны»[476]. Югославская делегация предлагала заключить договор о взаимной помощи; однако советская сторона, опасаясь столь демонстративного антигерманского шага, не пошла на соглашение, связанное с военными обязательствами, и предложила заключить договор о дружбе и ненападении. При этом она не исключала помощь военными материалами[477].
5 апреля в Москве был подписан договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией. Несмотря на отсутствие военных обязательств, это был открытый вызов рейху. Договор предусматривал взаимные обязательства воздерживаться от всякого нападения друг на друга. Если одна из сторон, говорилось в документе, подвергнется нападению со стороны третьего государства, другая договаривающаяся сторона «обязуется соблюдать политику дружественных отношений к ней»[478]. Однако не успели высохнуть чернила на этом договоре, как на рассвете 6 апреля германские войска вторглись в Югославию. Силы были слишком неравны: 15 апреля югославское правительство капитулировало.
В первый же день агрессии германское посольство в Москве вручило Молотову сообщение, в котором указывалось, что вторжение вермахта в Югославию и Грецию было вынужденным, что действия рейха в этой зоне «направлены исключительно на предотвращение получения Англией еще одного плацдарма на континенте», что германские войска «уйдут с Балкан после выполнения этой задачи». Молотов, как поспешил доложить Шуленбург в Берлин, «несколько раз повторил, что «крайне печально, что, несмотря на все усилия, расширение войны таким образом оказалось неизбежным»[479].
Вторжение немцев в Югославию, с которой только что был подписан договор о дружбе и ненападении, явилось последним ударом по советской балканской политике. Сталину стало ясно, что дипломатическое противоборство с Германией проиграно, что отныне господствующий почти повсеместно в Европе Третий рейх не намерен считаться со своим восточным соседом. Оставалась одна надежда: отодвинуть сроки теперь уже неизбежной
