В местечке Гоша бульбовцы уничтожили немецкий гарнизон и захватили типографию. 28 марта 1943 года повстанцами был захвачен городок Людвиполь.
Советские спецслужбы с самого начала деятельности Бульбы-Боровца наблюдали за успехами его «Полесской Сечи». 5 декабря 1942 года начальник Центрального штаба партизанского движения Пантелеймон Пономаренко докладывал И. В Сталину:
«По сообщению Сабурова, в лесах Полесья в районах Пинск, Шумск, Мизоч имеются большие группы националистов под руководством лица, законспирированного кличкой «Тарас Бульба». Мелкие группы партизан националистами разоружаются и избиваются. Против немцев националисты устраивают отдельные засады. В листовках националисты пишут: «Бий кацапа-москаля, гони його відсіля, він тобі не потрібен».
В июне 1942 года Головная команда УПА Бульбы-Боровца решила начать переговоры с представителями советской «партизанки». В первых числах сентября делегация во главе с полковником Лукиным из спецотряда Д. Медведева прибыла к повстанцам на переговоры, несмотря на отрицательное отношение к Бульбе-Боровцу («Тарасобульбовщина — это махновщина под знаменем гайдамаков»). После многословных здравиц в честь Бульбы десантниками было высказано пожелание о координации общих действий против немцев и предложено бульбовцам уничтожить гебитскомиссара Эриха Коха. Переговоры прошли впустую, никаких договоренностей достигнуто не было. Из содержания докладной записки НКВД от 11 февраля 1943 г. «О положении в городе Кировограде и области» следовало, что Бульба — это враг и бороться с ним предстоит всеми силами:
«Из групп украинских националистов следует указать на группу бульбовцев. Мы послали на связь с ними нашего Струночева, который попал в отряд Медведева. Оказывается, Медведев и Бульба обменялись своими связями. У Бульбы никаких трех тысяч человек нет. Все люди живут в селах легально, а штаб находится в лесу. Вооружение они достали за счет полиции, с которой были крепко связаны. Бульбовцы не трогали партизанские отряды, а сейчас они начали устраивать засады. Мы с ними ведем борьбу, и я считаю, что нам с ними придется еще крепко воевать…» — писал П. Пономаренко.
До момента полного разрыва контактов и начала боевых действий против бульбовцев советское командование пыталось сохранять нейтральные отношения на почве общей борьбы с немцами. В ряде случаев для советских партизан была важна даже не вооруженная борьба бульбовцев против немцев, а их нейтралитет. Об этом свидетельствуют отрывки из личного дневника комиссара ковпаковского партизанского соединения Семена Руднева (с сохранением орфографии автора):
«16 июня 1943 года. Наконец, попали в район действия так называемых «бульбовцев». Это одна разновидность украинских националистов, которые дерутся против немцев и партизан. Здесь же в этих районах находятся бендеровцы, тоже националисты, которые дерутся против немцев, бульбовцев и партизан. Многие эти банды вооружены хорошо, есть даже артиллерия и танки…
22 июня 1943 года. Сегодня продвинулись на 20 км на запад. Стоим уже недалеко от Ровно. Дорогой уже было два столкновения с националистами, есть уже у нас двое раненых. Забрали очень много националистической литературы. Забрали вчера в плен 8 чел. националистов, простые мужики, после соответствующей работы отпустили, а одного из пленных из Воронежской области взяли к себе…
24 июня 1943 года… При проческе у села Корчин был бой, и за весь день почти не прекращалась стрельба. В результате этих стычек взяли 30 пленных, из них три раненых, убили человек 15, взяли 1 ручной пулемет, штук 15 винтовок и ряд еще, взяли их базу, хлеб, муку и т. д. Ковпак хотел всех расстрелять, я этому воспротивился. За эти дни и особенно за последний день нервы напряжены настолько, что я вторые сутки почти ничего не кушаю. Так как здесь такое политическое переплетение, что нужно крепко думать, убить — это очень простая вещь, но надо сделать, чтобы избежать этого. Националисты наши враги, но они бьют немцев. Вот здесь и лавируй и думай.
25 июня 1943 года…Решили делать наплавной мост через реку Горынь между селами Корчин — Здвижь, но националисты человек 500 заняли Здвижь и заявили, что переправу строить не дадут. Ковпак решил, раз так, то дать бой и смести это село, чему я решительно воспротивился, — это просто, и не требуется большого ума, но жертвы с одной и с другой стороны, жертвы мирного населения, детей, женщин… Я решил пойти на дипломатические переговоры, написали письмо и послали с дивчиной, тон письма мирный. Мы просим не препятствовать проходу. Наша цель общая — бить немцев, а если будут препятствовать, то будем бить… Ковпак снова рассвирипел, немедленно артиллерию и смести это село с лица земли. Я заявил, что на это не пойду, лучше согласен вести бой с немцами за мост в Яновой Долине….. Этот день прошел тяжело, особенно лично для меня: две ночи не спал, два дня почти не кушал, и когда встал вопрос, как брать переправу, то с Ковпаком разошлись, он настаивал брать с боем, разгромить село, я был против, стоя за мирное разрешение вопроса, так как бой затянется, будут жертвы, и особенно мирного населения. На этой почве произошла крупная и очень крупная ссора. А моя точка одержала победу, мы переправилась без жертв. Нам и надо так вести политику — бить немца вместе, а жить врозь…»
Немецкие спецслужбы, получавшие развединформацию о Бульбе-Боровце и его движении, также не могли долго оставаться в стороне. Переговоры с немецкими представителями штаб Бульбы-Боровца провел 23 ноября 1942 года в селе Москвин с шефом СД Волыни и Подолья штурмбаннфюрером СС Пютцем и начальником политической службы СД региона Йоргенсом. Немцы предложили представителю бульбовцев полковнику Смородскому перевести армию в шуцманшафт, самому стать инспектором антипартизанских сил и провести совместные операции против польских партизан и обывателей. Переговоры также закончились ничем, что резко осудил митрополит — глава автокефальной Украинской церкви. В отповедь владыке Бульба написал:
«Ви співпрацюете з кожною чужою владою в Украіні, а я ii поборюю»[29].
24 апреля 1943 года Пютц направил Бульбе письмо, в котором в очередной раз предложил атаману перейти на службу к рейху, одновременно предостерегая бульбовцев от контактов с бандеровцами.
В ответном письме к доктору Пютцу Боровец так обозначил свою позицию:
«Я вижу, что за последнее время, прошедшее после нашей встречи, про освобождение украинских политзаключенных нет и речи. Поэтому моя совместная с вами работа невозможна. Наше нелегальное положение не означает, что мы находимся в состоянии войны с Германией. Это лишь самозащита. Мы рассматриваем Германию как оккупанта, но не как врага. Если Германия исключает нашего участия в этой войне как союзника, мы решили остаться до конца войны нейтральными наблюдателями. Мы придерживаемся следующей политической концепции: вам не помогать, но и не вредить. Если немецкая власть будет активно выступать против украинского населения, тогда мы будем вынуждены сменить нейтралитет на антинемецкую борьбу».
Для немцев Бульба становился проблемой, ибо немецкие инстанции оценивали численность его сил в первой половине 1943 года в 10–20 тысяч человек. Абвер насчитывал у Бульбы на линии Ровно — Звягель 20 тысяч человек. По подсчетам украинского историка В. Косика, всего к тому времени у Бульбы было 4 тысячи повстанцев и еще примерно 10 тысяч могли быть мобилизованы.
В немецком «Обзоре вооруженного сопротивления на Украине в 1943 г.» от 31 декабря 1943 г. говорилось, что банда Тараса Боровца состоит исключительно из украинцев, однако всех политических ориентаций, которые когда-либо имели конфликты с немецкими властями. Основная же масса формируется из:
1. Людей, что сбежали от вывоза в Германию, либо тех, что бежали уже оттуда.
2. Украинских вспомогательных полицейских, что скрываются в лесах.
