Мы используем «воображение» для решения геометрических задач, для планирования прогулки в каком-то знакомом месте и для выбора блюда на обед; в каждом случае нужно «предугадать» то, чего на самом деле не существует. Использование фантазий, эмоциональны они или нет, незаменимо для каждого процесса решения трудной задачи. Нам постоянно приходится иметь дело с воображаемыми сценами, поскольку лишь когда ум способен изменить видимость представления, он действительно может приступить к осмыслению реальных перемен.
В любом случае наша культура ошибочно учит нас, что мысли и чувства располагаются в своих мирах, которые почти не соприкасаются. На самом же деле эти миры тесно переплетены. В следующих нескольких разделах я намерен показать, что эмоции следует рассматривать не как противоположность мыслей, а как разновидности последних, и что каждая из них использует собственную «мыслительную» машину, которая специализируется на определенной сфере мышления. В детстве эти «протоспециалисты» имеют мало общего друг с другом, но они вместе развиваются, обучаясь эксплуатировать друг друга, пускай не понимая один другого (так Работник эксплуатирует гнев, чтобы прогнать сонливость).
Другая причина, по которой эмоции считаются более таинственными и могущественными, чем разум, заключается в том, что мы ошибочно наделяем их многими достоинствами, в действительности присущими разуму. Мы все настолько нечувствительны к сложности обычного мышления, что чудеса проявлений нашего здравого смысла воспринимаются нами как должное. Всякий раз, когда кто-то совершает что-то выдающееся, мы, вместо того чтобы пытаться понять процесс мышления, ответственный за случившееся, приписываем это достижение тем поверхностным эмоциональным признакам, которые легко различить, например мотивации, страсти, вдохновению или чуткости.
Не важно, насколько нейтральной и рациональной может видеться цель; в конечном счете она начнет конфликтовать с прочими целями, если мы будем придерживаться ее достаточно долго. Никакой долгосрочный проект не может быть осуществлен без отражения «нападок» конкурирующих интересов, а в результате, вероятно, возникают те самые эмоциональные реакции на конфликты, обычно присутствующие в списках наших наиболее насущных целей. Вопрос заключается не в том, могут ли «мыслящие» машины обладать какими-либо эмоциями, а в том, могут ли они мыслить без каких-либо эмоций. Подозреваю, что раз мы подарили машинам умение изменять собственные способности, следует заодно наделить их разнообразными системами сдержек и противовесов. На мой взгляд, не случайно термин «машинный» («машиноподобный») приобрел два противоположных значения. В одном толковании это характеристика человека равнодушного, бесчувственного, безразличного, лишенного какого бы то ни было интереса к происходящему вокруг. Другое толкование подразумевает беззаветную приверженность какому-либо конкретному делу. То есть в обоих случаях налицо не только некая бесчеловечность, но и толика глупости. Избыток приверженности ведет лишь к тому, что мы способны заниматься исключительно чем-то одним; а безразличие порождает бесцельное блуждание по жизни.
16.2. Ментальное развитие
В древние времена верили, что ум новорожденного подобен уму взрослого человека, за исключением того, что он еще не наполнен идеями. То есть детей воспринимали как невежественных взрослых, родившихся на свет со всеми способностями, которым еще предстоит проявиться. Сегодня существует много разных теорий. Согласно некоторым современным взглядам, ум младенца начинается с единственного «я», задача которого – научиться отличать себя от остального мира. Другие гипотезы определяют сознание младенца как место, содержащее обилие «фрагментов» разума, беспорядочно перепутанных между собой, и каждому из этих фрагментов предстоит научиться взаимодействовать и сотрудничать с другими, чтобы далее развиваться вместе и формировать более цельное целое. Еще одна теория утверждает, что младенческий ум проходит через ряд этапов развития, в ходе которого новые уровни знания и понимания конструируются на основе исходных.
Как формируются наши умы? Рождается ли каждый из нас с неким «замаскированным» интеллектом, который проявляет себя впоследствии? Или умы развиваются, шаг за шагом отступая от первоначального ничто? В следующих нескольких разделах я изложу соображения, комбинирующие обе эти концепции. Мы начнем с конструирования простого ума, состоящего из отдельных «протоспециалистов», каждый из которых несет ответственность за реализацию какого-то важного условия, цели или инстинкта, будь то еда, питье, кров, комфорт или защита. Но имеются причины, по которым все эти системы должны быть объединены. С одной стороны, нам нужны агенты-«администраторы» для разрешения конфликтов между отдельными специалистами; с другой стороны, каждый специалист должен иметь возможность использовать любое знание, добываемое другими.
Для относительно простого живого существа вполне достаточно этакого «добровольного» объединения почти независимых агентов, наделенных целями, чтобы научиться выживать в подходящей среде. Но человеческий разум не только изучает новые способы достижения старых целей; он способен ставить новые цели. Это позволяет нам существовать в более широком диапазоне возможных условий, но такая универсальность тоже чревата опасностями. Будь мы в состоянии обучаться постановке новых целей без каких-либо ограничений, очень скоро мы оказались бы жертвами несчастных случаев как во внешнем мире, так и внутри наших собственных умов. На простейших уровнях мы защищены инстинктами – например, организм заставляет нас дышать, этому не нужно учиться. На более высоких уровнях уже требуется защита от постановки летальных целей, например от навыка подавления всех прочих навыков (к чему стремятся некоторые святые и мистики). Какие же встроенные самоограничения способны вести разум к целям, которые не обернутся гибелью?
Никакое наследование наших генов не объяснит, что для нас полезно, поскольку, в отличие от всех других животных, люди самостоятельно создают для себя бо́льшую часть проблем, с которыми сталкиваются. Соответственно каждый человек должен учиться новым целям на основе того, что принято называть традициями и наследием наших сверстников и предшественников. Вдобавок наши гены должны конструировать своего рода «универсальный» механизм, посредством которого люди могут приобретать и передавать цели и ценности из поколения в поколение. Как ум передает и усваивает эти ценности и цели? В следующих разделах утверждается, что это происходит через эксплуатацию тех личных отношений, которые мы называем эмоциональными, наподобие страха и привязанности, дружбы и зависимости, ненависти и любви.
16.3. Ментальные протоспециалисты
Допустим, нам нужно создать искусственное животное. Сначала мы составляем список желательных умений этого животного. Затем просим инженеров найти способ реализовать эти умения.
Рис. 79
Эта схема показывает наличие отдельного агента для каждой из нескольких «основных потребностей». Назовем их «протоспециалистами». Каждый из них располагает своим «мини-умом» для выполнения работы, а также специальными датчиками и приспособлениями, учитывающими его конкретные задачи. Например, у протоспециалиста Жажда могут быть такие элементы:
Рис. 80
Обычно нецелесообразно конструировать животное таким образом. Благодаря всем этим отдельным специалистам у нас будет дюжина голов, рук и ног. Во-первых, было бы слишком дорого кормить эту «ораву» органов; во-вторых, они наверняка
