запас. Точно так же в них не было бы толка, если бы они возникали в сознании все разом, наводняя собой наших агентов. А так все мы вынуждены усваивать и развивать эффективные способы организации воспоминаний. Правда, как именно это делается, мы не ведаем. Какие барьеры мешают нам познать этот процесс? В следующих нескольких разделах будут изложены теории относительно функционирования системы памяти и относительно того, почему мы не можем выяснить все это, обратившись напрямую к собственным мыслям.
15.4. Память о памяти
Спросите кого угодно о детских воспоминаниях. В ответ все охотно поделятся историями вроде вот такой:
Отец нашего соседа умер, когда мне было четыре года. Помню, как сидел с приятелем перед их домом и смотрел, как люди приходят и уходят. Это было странно. Все молчали.
Трудно отличить подлинные воспоминания от воспоминаний о воспоминаниях. В самом деле, почти нет доказательств того, что любое из наших взрослых воспоминаний действительно восходит к детским годам; то, что мнится нам ранними воспоминаниями, может оказаться всего-навсего реконструкцией наших прежних мыслей. Вдобавок воспоминания первых пяти лет жизни обычно предстают изолированными; если мы спросим, что произошло ранее в тот же день, ответ почти всегда будет таким: «Я не помню». Кроме того, многие из ранних воспоминаний связаны с важными событиями, которые, по всей видимости, занимали сознание ребенка на протяжении нескольких лет. Самым подозрительным выглядит тот факт, что подобные воспоминания часто описываются как бы глазами других, старших людей – а рассказчик рисуется присутствующим на сцене, прямо возле эпицентра событий. Себя мы при всем желании видеть не можем, так что это должны быть реконструированные воспоминания, «подправленные» и «отрепетированные» за многие минувшие годы.
Подозреваю, что эта «амнезия младенчества» есть не просто следствие хода времени, а неизбежный результат развития человека. Память не является отдельной сущностью, не считая ее воздействия на ум. Чтобы вспомнить ранний опыт, нужно не только «восстановить» старые «слепки», но и отреагировать точно так, как мы когда-то отреагировали; для этого придется снова стать младенцем. Чтобы вырасти из младенчества, мы вынуждены жертвовать своими воспоминаниями, поскольку они записаны, если угодно, древними письменами, которые более позднее «я» уже не в состоянии прочесть.
Также мы реконструируем свои недавние воспоминания, поскольку они запечатлели намного меньше, чем мы видели в действительности или чем узнали. В конкретный промежуток времени наше ментальное состояние формируется не только сигналами из внешнего мира, но и агентами, активированными воспоминаниями, которые вызваны этими сигналами. Например, когда мы видим стул, что заставляет этот предмет мебели выглядеть именно стулом, а не скопищем досок? Вероятно, некоторые воспоминания. Лишь часть наших впечатлений исходит от агентов, активируемых непосредственно зрением; большая часть того, что ощущают высокоуровневые агенты, связана с воспоминаниями, которые «пробуждают» агенты зрения. Обычно мы не осознаем всего этого и не употребляем слов «память» или «запоминание», когда процессы протекают быстро и тихо; вместо того мы говорим о «ви́дении», «распознавании» или «знании». Это объясняется тем, что подобные процессы оставляют слишком мало следов для остальной части разума; соответственно такие процессы бессознательны, потому что сознание требует кратковременной памяти. Только когда узнавание требует длительного времени и значительных усилий, мы говорим о «запоминании».
Так что же мы подразумеваем под «памятью»? Наш разум использует множество способов хранения «слепков» нашего прошлого. Ни одно слово не способно описать это обилие, если только оно не используется в самом общем, самом нестрогом значении.
Воспоминания суть процессы, которые заставляют некоторых наших агентов действовать так, как они действовали когда-то в прошлом.
15.5. Иллюзия имманентности
Всякий охотно согласится с тем, что существует значительное различие между восприятиями ума, когда кто-нибудь, например, испытывает боль от чрезмерного жара или удовольствие от умеренной теплоты и когда он затем вызывает в своей памяти это ощущение или предвосхищает его в воображении. Эти способности могут отображать, или копировать, восприятия наших чувств, но они никогда не могут вполне достигнуть силы и живости первичного ощущения… Самая живая мысль все же уступает самому слабому ощущению[21].
Давид Юм
Нам нравится думать, что воспоминания будто бы способны вернуть то, что мы знали в прошлом. Но воспоминания не в состоянии вправду вернуть нас обратно; они лишь воспроизводят фрагменты наших прежних ментальных состояний, когда на нас оказывают влияние какие-то виды, звуки, прикосновения, запахи и вкусы. Тогда что делает некоторые воспоминания такими реальными? Секрет в том, что опыт реального времени столь же косвенен! Ближе всего к постижению мира, в любом случае, мы подступаем благодаря описаниям, которые составляют наши агенты. На самом деле, если бы мы спросили вместо того, почему реальные предметы кажутся реальными, нам стало бы ясно, что это тоже зависит от воспоминаний об уже известном.
Например, когда мы видим телефон, у нас есть представление не только о том, что мы видим воочию – будь то цвет, текстура материала, размер и форма, – но и о том, каково ощущение телефонной трубки у уха. Еще, похоже, мы заранее знаем, для чего нужны телефоны; что говорить нужно вот сюда, а слушать вот тут; что, когда аппарат звонит, нужно снять трубку; что, когда хотим позвонить, надо набрать номер. У нас есть ощущение того, сколько приблизительно весит аппарат, мягкий он или жесткий, и мы представляем, как выглядит тыльная сторона трубки, хотя мы даже не касались аппарата. Эти ощущения порождаются воспоминаниями.
Иллюзия имманентности: Всякий раз, когда мы отвечаем на вопрос без малейшей задержки, кажется, что этот ответ всегда существовал в нашем сознании.
Отчасти поэтому нам кажется, что время, воспринимаемое как «настоящее», протекает здесь и сейчас. Но нельзя утверждать, что когда какой-либо реальный объект возникает у нас перед глазами, его полное описание мгновенно становится доступным. Наше ощущение мгновенного ментального времени ущербно; наши агенты зрения начинают активировать воспоминания раньше, чем успевают выполнить свои прямые обязанности. Например, когда мы видим лошадь, предварительное узнавание ее облика может привести к тому, что некоторые агенты зрения примутся вызывать воспоминания о лошадях прежде, чем другие агенты зрения отличат ее голову от хвоста. Восприятие способно пробуждать воспоминания настолько быстро, что мы путаем увиденное воочию и навязанное памятью.
Это объясняет некоторые субъективные различия между ви́дением и запоминанием. Если мы сначала вообразили черный телефон, нам, вероятно, не составит труда мысленно перекрасить его в красный цвет. Но когда мы видим черный телефон, а затем пытаемся думать о нем как о красном, наша система зрения отказывается слушаться! Следовательно, опыт ви́дения
