с какими мы сталкиваемся, когда взаимодействуем с объектами внешнего мира.
15.8. Анатомия памяти
Что контролирует работу разума в конкретный момент времени? Как мы сохраняем наши промежуточные результаты при решении трудных задач, с тем чтобы, когда процесс прерывается извне или изнутри, можно было «вернуться» к нему, а не начинать все заново? Как мы запоминаем, что пытались делать и что узнали, чтобы нам не приходилось, как говорится, бегать по кругу?
Никто пока не выяснил, как воспоминания контролируют себя внутри нашего сознания; возможно, любой крупный агент располагает несколькими процессами, каждый из которых годится для конкретной деятельности этого агента. На схеме ниже приводятся некоторые механизмы, которые мы ожидаем найти в типичном крупном агенте.
Рис. 78
Допустим, что у каждого крупного агента есть несколько «микроблоков памяти», каждый из которых является своего рода временной строкой З, способной быстро сохранять или восстанавливать состояние многих субагентов в этом агенте. У каждого агента также имеются несколько блоков «кратковременной памяти», которые в свою очередь могут сохранять или восстанавливать состояния микроблоков памяти. Когда какой-либо из этих временных блоков памяти используется повторно, информация, которая была в них сохранена, удаляется, если только ее не «перенесли» в более «постоянные», «долгосрочные» слои памяти. Имеются надежные свидетельства того, что в человеческом сознании процессы передачи информации в долгосрочную память весьма медлительны и занимают интервал от нескольких минут до часов. Соответственно бо́льшая часть временных воспоминаний постоянно теряется.
Ребенок, становясь старше, осваивает множество способов управления всеми этими механизмами. Потому на нашей схеме обозначен, среди прочих агентов, входящий поток информации. Поскольку этот контролирующий агент тоже должен учиться и запоминать, схема также включает в себя запоминающую систему.
15.9. Прерывание и восстановление
Представьте, что вы собираетесь в поездку. Вы начинаете думать о том, как будете паковать чемодан, и активируете какого-то пространственного агента – назовем его Упаковщиком, – который призван заняться размещением в чемодане крупных вещей. Потом вы прерываетесь, отвлекаетесь на мысль о прочих вещах, возможно, прикидываете, стоит ли сложить драгоценности в небольшую шкатулку. Упаковщику теперь предстоит найти решение для новой задачи с другими объектами. Задача отслеживания происходящего достаточно трудна, если один агент обращается за помощью к другому. Пока работа второго агента не будет выполнена, первый агент должен вести временный контроль его действий. В случае с Упаковщиком проблема усугубляется, поскольку приходится прерваться и заняться помещением драгоценностей в шкатулку. Здесь имеется очень важное условие: когда эта вторая задача упаковки завершена и мы возвращаемся к первой задаче, нам не нужно начинать все сначала, иначе мы окажемся в петле бесконечных повторений. Вместо этого мы должны вернуться к тому моменту, когда прервались, а это значит, что система нуждается в некоторой собственной памяти, чтобы следить за своими действиями. Перед нами точно такая же задача, как та, которую мы разбирали в случае операторов «Найти» и «Видеть», выполняющих несколько заданий одновременно.
Почему мы так часто путаемся, когда нас прерывают? Потому что нам приходится фиксировать свое мысленное местоположение сразу в нескольких процессах. Чтобы все получилось, наш механизм управления памятью требует наличия комплексных навыков. Однако психологически мы не осознаем, что обычное мышление является настолько усложненным. Если кто-то спросит: «Чем занят ваш ум?», мы могли бы ответить так:
Я думал, как упаковать чемодан, и начал задаваться вопросом, влезет ли в него зонт. Потом вспомнил, что в предыдущую поездку сумел уложить в него штатив камеры, и попытался мысленно сравнить зонт и штатив, чтобы оценить, который из них длиннее.
Это вполне может быть честным рассказом о некоторых наших мыслях. Но в нем мало говорится о том, как на самом деле выполнялась умственная работа. Чтобы понять, как работает мышление, нам требуются описания мыслительных процессов.
Несколько мгновений назад я активировал два микроблока памяти в Упаковщике, одном из моих агентов, который ведает организацией пространства, а еще запустил один из его сценариев управления памятью. Этот сценарий использовал информацию из двух микроблоков памяти в качестве сигналов для вызова ряда парциальных ментальных состояний из долгосрочной памяти, связанной с Упаковщиком. Затем сценарий, управляющий системой памяти Упаковщика, запросил от конкретного высокоуровневого агента-планировщика фиксацию большинства текущих состояний Упаковщика. Далее он обменялся информацией с двумя активными микроблоками памяти, потом использовал другие сигналы для получения второго сценария из долгосрочной памяти; в результате он удалил текущую копию самого себя. Последний шаг второго сценария активировал еще один микроблок памяти для возвращения Упаковщика к предыдущему состоянию, чтобы начальный сценарий мог выполняться с точки прерывания. Затем…
Разумеется, никто не говорит ничего подобного. Эти процессы отделены слишком многими уровнями от тех, которые мы используем для работы с кратковременными воспоминаниями, затрагивающими язык и сознание. Мы не могли бы так думать, даже если бы захотели – без подробных знаний об анатомии нашей памяти. Будь в нашем распоряжении способы репрезентировать эти процессы на более высоких уровнях, наши элементы управления памятью, вероятно, испытали бы перегрузку при попытке одновременно решить трудную задачу и запомнить все обстоятельства ее решения.
15.10. Путаница
При решении трудных задач мы неизбежно попадаем в ситуации, когда нашим агентам приходится отслеживать сразу несколько процессов одновременно. В компьютерных программах многие «подзадачи» нередко накапливаются, подобно кубикам башни. Отмечу, что программисты часто используют слово «стек»[22] для характеристики таких ситуаций. Но сомневаюсь, что нетренированный человеческий ум способен к столь методичной деятельности; если уж на то пошло, мы, люди, скверно справляемся с задачами, которые требуют таких вот стеков памяти. Не исключено, что именно поэтому мы теряемся, натыкаясь на фразы вроде:
Вот солод, которая крысу, которая кошку, которая собака напугала прикончила съела.
Те же самые слова можно переставить так, чтобы фраза обрела смысл, внятный любому:
Вот собака, которая напугала кошку, которая прикончила крысу, которая съела солод.
Первую фразу понять трудно, поскольку ряд процессов, выраженных глаголами, прерывают друг друга, а в конце фразы выясняется, что три таких процесса еще активны – но уже утрачено представление о том, какие роли должны быть отведены действующим лицам, выраженным существительными, то есть крысе, кошке и собаке. Почему визуальные процессы гораздо реже сталкиваются с подобными трудностями? Одна из причин состоит в том, что наша зрительная система способна выполнять одновременно больше процессов, чем языковая система, и это сокращает число случаев, когда одни процесс прерывает другой. Вторая причина заключается в том, что агенты зрения вольны выбирать последовательности, в которых они участвуют, тогда
