— Та казнь помогла вернуть остальных на путь верности императору, — сказал воин, глядя прямо в глаза Марку. — И вот меня прислали сюда, чтобы я мог доказать это на деле. — Его губы скривились в горькой улыбке.
Марк снова посмотрел на него без всякого страха.
— А я надеялся увидеть храм.
— Нет больше никакого храма. Вообще нет. Тит приказал разобрать его по камешку, пока от него ничего не останется. — Легионер сжал губы. — Мы оставили от него только часть стены. — Он снова посмотрел на Марка. — А почему тебя так интересует храм?
— Говорят, что их Бог обитает в нем.
— Если там и был какой-то Бог, теперь там ничего нет. — Легионер снова уставился на безжизненную долину. — Только я чувствую, что Рим никогда не покорит этих иудеев. Они все равно приходят сюда. Некоторые из них просто слоняются среди руин. Другие стоят возле той проклятой стены и плачут. Мы гоним их оттуда, а они все равно возвращаются. Иногда мне кажется, что было бы лучше снести здесь все до основания и растереть все камни в порошок. — Он вздохнул и снова посмотрел на Марка. — Все равно города не существует. Во всей Иудее уже не наберется столько людей, чтобы серьезно угрожать Риму. На многие поколения.
— А зачем ты сказал мне, что участвовал в восстании Цивилиса?
— Чтобы предостеречь тебя.
— Предостеречь от чего?
— Я двадцать три года воевал в самых разных войнах ради того, чтобы такие люди, как ты, могли жить в Риме, не зная ни забот, ни нужды, развалившись на мягких диванах. — Его губы скривились в презрительной усмешке, а глаза скользнули по дорогой тунике Марка и богатому убранству его пояса. — Издалека видно, что ты римлянин. Так вот, учти. Я и пальцем не пошевелю, чтобы спасти твою шкуру. Даже здесь, в этом месте. Даже сейчас.
Марк смотрел, как легионер уходит. Покачав головой, Марк взял свой плащ и накинул его на плечи.
Стреножив коня на небольшом холме, он пошел к развалинам. Проходя мимо камней и сгоревших зданий, он не мог не думать о Хадассе. Ведь когда город был осажден, она была здесь. Здесь она голодала, испытывала невыносимый страх. Она была здесь, когда Тит со своими легионами ворвался в город. Она видела, как тысячи людей были распяты или пали от римских мечей.
И все же Марк никогда не видел у нее такого выражения глаз, какое он увидел у этого римского легионера.
Она отдала свои монеты, полученные в качестве пекулия, римлянке, которая не могла купить себе хлеба. И отдала их безвозмездно, зная, что сын этой женщины — легионер, который участвовал в уничтожении ее родной земли.
Здесь она потеряла всех — отца, мать, брата, сестру. И где-то здесь, среди развалин и почерневших головешек, лежат забытые кости тех, кто был ей так дорог.
Согласно вере иудеев, их Бог обещал Аврааму, что его потомков будет столько, сколько звезд на небе. Это множество было сокращено до тысяч, и теперь жалкие остатки рассеяны по всей империи, порабощены Римом.
Марк смотрел вокруг и не мог понять, как Хадасса могла пережить все это.
«Бог не оставил меня», — отозвались эхом в его сознании ее слова.
— И это все тому доказательство, — прошептал Марк, и в этот момент сухой и горячий ветер поднял пыль вокруг него.
«Бог не оставил меня».
Марк сел на гранитный блок. Он ясно вспомнил, как впервые увидел Хадассу в Риме. Она была среди других рабов, которых Енох купил на рынке, — пленников из Иудеи, изнуренных телом и сломленных духом. И она стояла среди них, такая маленькая, тощая, стриженая, с огромными глазами на исхудавшем лице… Глазами, в которых было много страха, но совершенно отсутствовала ненависть. Марка поразила ее хрупкость, но он тогда не испытал к ней никакой жалости. Она ведь была иудейка. Разве ее народ не сам был виноват в разжигании этой войны, в этом восстании?
И вот теперь здесь, сейчас, Марк видел, на что способен Рим.
Разве есть на земле народ, который заслуживает такого ужасного опустошения? Тогда Марк об этом не думал. Не утруждая себя мыслями о том, что этой юной рабыне пришлось пережить, он смотрел на нее и не видел в ней ничего интересного. Он тогда еще сказал, какая она страшная, не понимая, что истинная красота живет внутри нее, в ее благородной душе, в ее способности любить и сохранять верность.
Во время падения Иерусалима Хадасса была еще ребенком. Но уже ребенком она видела, как тысячи людей гибнут в кровавой гражданской войне, умирают от голода, исчезают с лица земли. Мужчины. Женщины. Дети. Сколько тысяч пригвожденных к крестам людей, висевших вокруг этого города, эта девочка видела своими глазами? Сколько еще людей, которых отправляли на арены и рынки рабов, были ее спутниками во время тяжелых переходов пленных?
И несмотря на физическую боль, от которой она страдала, и на унизительный рабский ошейник, который она носила, в тот день, когда она впервые появилась в саду их виллы, в ее глазах сияла доброта. Эта доброта не исчезла у нее вплоть до того страшного момента, когда она появилась на арене с поднятыми вверх руками.
«Бог никогда не оставит меня…»
Марк застонал и опустил голову на руки.
Сидя на камне, посреди этого безжизненного места, он начинал верить, что здесь Бог Хадассы действительно избавил ее от неминуемой смерти. Почему же Он не уберег ее потом, когда ее любовь к Нему стала еще сильнее?
Подняв голову и посмотрев на священную гору, Марк мучился, пытаясь найти ответы на множество вопросов. Он испытывал какую-то непонятную близость к этому месту. В каком-то смысле оно символизировало ту опустошенность в его собственной жизни, которая не оставляла его с самого момента потери Хадассы. Из его жизни ушел свет, который, как ни странно, пришел к нему именно отсюда. Только с ней он чувствовал настоящую жизнь. В ней он видел настоящую надежду. Рядом с ней он чувствовал настоящую радость. Она пробудила в нем такую тоску, которая теперь разрывала его душу на части, которая теперь болела в нем незаживающей раной. Он понял, что значит одиночество.
Марк сцепил руки. Ему не следовало просить ее стать его женой. Он должен был просто привести ее в свой дом и жениться на ней. И тогда она была бы жива.
Тяжелая, звенящая тишина как будто саваном окутала все то место, где когда-то стоял большой оживленный город. Марку казалось, что он слышит крики умирающих людей… И плач тысяч других людей эхом отзывался по долине.
И тут он понял, что неподалеку действительно кто-то плачет.
Марк прислушался, встал и пошел на звук.
Вскоре он увидел старика, стоявшего перед остатками стены храма. Старик прижал ладони и лоб к холодному камню, его плечи вздрагивали от рыданий. Марк стоял сзади и смотрел на него с чувством необъяснимого сострадания и стыда.
