На следующий день, глядя на безбрежную ширь, мы едва разговаривали. Море не обращало внимания на наше молчание. Наше суденышко подкидывало на гребнях волн и затем бросало вниз, немилосердно ударяя нас о деревянное днище. Лодка казалась слишком маленькой для таких волн. Волны повыше перекатывались через борт, хотя погода стояла спокойная, и нам приходилось по очереди вычерпывать воду. К полудню мы обгорели на солнце и изнывали от жажды, но во фляге не осталось ни капли. Впрочем, жаловаться мы не смели, зная, каково тем, кто остался на Острове.
– Даже не сражение заставляло меня страдать больше всего. А мысль, что там она – Исповедница.
– Хуже чем то, что мы видели в окно? – Кип поморщился от воспоминаний. – Трудно представить.
Я знала, что он имел в виду. Но будь у меня выбор, я бы предпочла испытания огнем и мечом, чем ее холодное вторжение в мой разум.
– Вот об этом Пайпер и толковал, – сказал Кип, когда я попыталась объяснить.
– Об Исповеднице?
– Нет, – ответил Кип, натягивая парус посильнее и зажимая веревку в зубах между рывками. – О тебе. О том, что ты могла бы делать.
Я взяла у него веревку и начала наматывать ее вокруг рейки.
– Что-то не похоже на тебя – повторять слова Пайпера.
– Он тут ни при чем, просто так оно и есть.
Он оглядел окружавший нас океан.
– Мы снова в бегах. И такое чувство, будто мы всегда будем в бегах. Но ты можешь изменить правила игры. Не просто скрываться от Зака, а вступить с ним в борьбу – сделать что-то, чтобы изменить ситуацию. У тебя есть сила.
Мой смешок оборвал его. Я обвела рукой вокруг, указала на облезлую лодку, на нас, обожженных солнцем, с красными глазами.
– О да, посмотри на меня. Я вся просто переполнена силой.
– Ты неправа. Ты в ужасе от Исповедницы, но могла бы стать тем же для Омег, если бы не была так напугана борьбой против Зака. Ты думаешь, что у тебя не хватит сил, но это не так. Ты просто защищаешь его.
– Даже не говори, что я могу быть, как она, – я швырнула конец веревки на дно.
– Конечно, нет. Ты бы никогда не сделала то, что творит она. Но ты могла бы делать что-то. Почему, как ты думаешь, она преследует тебя? Ведь не просто потому, что Зак так беспокоится о своей безопасности. Скорее всего, только этим он не смог бы оправдать привлечение целой армии и прочих ресурсов. Всё дело в самой тебе. Они понимают, какую угрозу ты можешь представлять для них. Такой провидец – и на свободе.
Кип склонился к рулю, и парус поймал ветер.
– Мне от этого ничуть не легче. От мысли, что все они охотятся именно за мной, а не просто Зак печется о себе.
Он посмотрел мне в глаза, прищурившись на заходящее солнце.
– А я и не пытаюсь сделать так, чтобы тебе стало легче. Я пытаюсь показать, кем ты можешь стать.
– Ты снова говоришь, как Пайпер.
– Хорошо. По крайней мере, ты всегда воспринимала его всерьез.
– Что ты ждешь от меня? – я кричала на Кипа сквозь ветер и злилась на себя за это. Собственный голос казался мне невыносимым, но я не могла остановиться. – Я думала, что приношу пользу, пытаясь остановить Зака. Я привела нас на Остров, потому что думала, что смогу помочь. А вместо этого привлекла к нему Альф. Я это сделала.
Я отвернулась, позволяя ветру трепать мои волосы, хлестать прядями по лицу, чтобы Кип не видел, что снова плачу.
– Ты все еще не понимаешь, – вздохнул Кип. – Причину, по которой ты – угроза для них. Дело в том, что ты можешь изменить всё. Совет и даже Пайпер неправильно поняли это. Они думают, что ты опасна, потому что ты – провидец и потому что связана с Заком. Но они ошибаются. Есть и другие провидцы, и другие Омеги с могущественными близнецами. Но это не то.
Он тоже кричал, и его голос прерывался на ветру.
– Это всё из-за того, как ты видишь мир. Ты не считаешь Альф и Омег противоборствующими сторонами. Я пытался сказать тебе там, на Острове, в башне. Это и делает тебя другой. Они преследуют тебя по неправильным причинам, и Пайпер защищал тебя по неправильным причинам. И все они думают, что твоя забота о Заке – это слабость. Как и то, что ты не считаешь нас, Омег, их противниками. Но в этом, наоборот, твоя сила, это отличает тебя от всех.
Я даже не взглянула на него.
– Мне не нужен еще один повод, чтобы чувствовать себя не такой, как все.
* * *
Вторая ночь на лодке выдалась хуже первой. Даже вдали от Острова мысли об Исповеднице и слова Кипа отравляли соленый воздух. Я не спала, боясь, что если поддамся сну, то снова погружусь в видения о кровавой бойне. Когда с восточного края ночного неба забрезжил свет, я поняла по дыханию Кипа, что он тоже не спит. Однако мы все еще не разговаривали. Весь день мы так и хранили молчание, кроме моих кратких указаний насчет направления: «Больше в ту сторону», «Прямо». К полудню мы прошли мимо нескольких одиночных скал, занятых чайками. А через несколько часов, наконец, увидели берег. Не тот высокий утес с рыбацкой деревней, откуда мы отплывали несколько недель назад, а бухту с пологим спуском, плавно уходящим в воду.
Мы проплыли немного вдоль берега, пока не открылся глубокий залив, по обеим сторонам поросший густым камышом.
Мы опустили парус и гребли последние несколько ярдов до самой бухты, куда впадала широкая река. Плыть против течения мы не стали. Прибились к берегу и затащили лодку на песок. Я встала на колени и плеснула в лицо водой, которая еще пахла солью, но была наполовину пресной и казалась несказанно мягкой после соленого ветра и жгучего солнца.
– Как думаешь, они еще удерживают крепость? – спросил Кип.
Стоя в воде у берега, я покачала головой.
– Думаю, пока да, – сказала я. – Но слишком долго они не продержатся.
– А тебе известно, когда падет крепость?
– Нет, – ответила я, но об этом мы узнали той ночью.
Мы затащили лодку на дюну, где длинная трава скрывала ее из виду. Затем направились вверх по течению реки, на таком расстоянии, чтобы можно было и юркнуть в чащу, если потребуется, и напиться речной воды. Отойдя подальше от побережья, мы зашли в лес и устроились среди деревьев на ночлег. Еще не стемнело, но мы почти не спали, пока плыли в лодке, и оба на каждом щагу спотыкались от усталости. Разжечь костер мы не могли, поэтому просто съели немного засохшего хлеба, попили речной воды и легли на ветви низкорослого кустарника.
После полуночи я проснулась от короткого сдавленного крика. Кип прижимал меня к себе, пока дрожь не стихла.
– Остров? – спросил он.
Я не могла ответить, но он и сам понял. Когда Кип попытался поцеловать меня, я оттолкнула его. Не потому что не хотела. Больше всего на свете мне бы хотелось зарыться в его объятия и позволить ощущениям, что дарили наши тела, отвлечь от видений. Но я не могла разрешить себе коснуться его. Я не хотела заразить его той же отравой, какой была заражена сама. Той, что показывала мне жуткие сцены. Той, что привела Исповедницу на Остров.
Я видела огромные ворота крепости, охваченные огнем. Видела выбитые ногами двери и всполохи пожара в самом дворе. Слышала металлический лязг мечей, извлекаемых из ножен и наносящих сокрушительные удары. Видела рыночную площадь, где мы с Кипом ели сливы. Видела булыжную мостовую, скользкую от крови.
Глава 25
На следующее утро я едва могла говорить. Мы сидели на берегу реки, доедая остатки хлеба, что взяли с собой на Острове. Корка уже затвердела так, что царапала десну. Я смотрела на реку, туда, где она расширялась и впадала в море. У нас еще оставалось несколько кусков вяленого мяса, но Кип вспомнил, что в лодке он видел рыболовную леску, поэтому, прежде чем продолжить путь вверх по течению, мы вернулись за ней к дюнам. Нам не пришлось идти далеко. Кип опустился на колени в острой траве рядом с лодкой и попытался освободить леску, которая за что-то зацепилась под сиденьем. Я стояла к нему спиной и не сводила глаз с широкого устья реки, впадающей в море. Эта огромная спокойная ширь казалась безмятежной и абсолютно пустой. На горизонте – никакого намека ни на Остров, ни на то, что прошлой ночью явилось мне в видениях. Но я не могла не вглядываться в море.
Вероятно, поэтому я и не заметила, как к нам подкрался человек, хотя почувствовала его приближение за миг до того, как услышала шорох песка под ногами. Я повернулась в тот момент, когда он несся на Кипа сверху. Он мчался так быстро, что Кип просто не успел бы отреагировать на мое предупреждение. Человек не столько схватил его, сколько врезался в него, и они вместе повалились на землю. Я ринулась к ним. Нас разделяло всего несколько шагов, но мужчина уже вскочил и, стоя сзади, затянул леску вокруг шеи Кипа. Я увидела, как она остро врезалась в плоть так, что кожа вокруг побелела. Я остановилась и подняла руки, но мужчина все равно закричал:
– Я отрежу ему голову. Ты знаешь, я это сделаю.
Кип молчал. Я не знала, мог ли он вообще произнести хоть звук, шея над леской взбухла и побагровела от скопившейся крови. Слева вздулись и пульсировали вены, словно трепещущие мотыльки, безумно бьющиеся о стекло.
