Скорее уж заныла, немея, кожа. И он утратил возможность шевелить губами. На долю мгновенья перехватило дыхание.
— Потерпи, — теперь в голосе Маски почудилось сочувствие. — Первичные каналы проложены очень грубо. Я постараюсь исправить, но потребуется время.
Времени не было.
Из раскрытых ворот вывалились люди. Дюжины две. С факелами, с какими-то палками, причем на некоторых виднелось что-то круглое знакомое с виду.
Головы.
Вон та, с длинными волосами, явно женская… а те две, которые меньше…
— Господин, — Акти тронул за руку. — Надо уходить, господин… эти люди опасны. Если они нас заметят.
Вопль, что сотряс ночь в очередной раз, явно показал, что их все-таки заметили.
Люди остановились.
Если Верховного убьют, а вряд ли те, кто направлялся к нему, имели иные намерения, эта смерть будет очень глупой.
— Господин, — в голосе Акти звучало отчаяние.
Бежать поздно.
Он не так хорошо бегает. И стало быть… Верховный сделал шаг навстречу этим… кто они? Грязные, покрытые чем-то темным. Кровью? И пеплом, кажется. Или песком. Или чем-то еще.
Взгляд прямой.
Спокойный.
И они чувствуют это.
— Дай мне пару мгновений, — Маска что-то делает, с телом Верховного, с собою ли… не важно. Рука наливается ноющей болью, но это тоже не имеет значения.
Верховный замедлил шаг.
Как и те, кто шел навстречу. Отметил, что Акти не сбежал. Мог бы. Он мелок и ничтожен, и вряд ли кто-то стал бы искать. А уж чего проще, затеряться в сумраке улиц. Но нет. Остался.
Хороший мальчик.
Жаль, если убьют. Хотя где одна глупая смерть, там и две.
Из толпы выдвинулся человек. Был он огромен. Кожа его отливала той характерной чернотой, что свидетельствует о южной крови. Круглая голова, покрытая шрамами, почти утопала в бугрящихся мышцах плеч. Она казалась вдавленной, и плоская со вмятиной макушка навевала на мысли, что когда-то на этого великана упало дерево.
Или кто-то по недомыслию огрел его дубиной.
Великан остался жив, но…
Кто взял его в дом?
Безгубый рот.
И оскал. Зубы подпилены. Левого клыка не хватает. Грудь и руки тоже покрыты шрамами, но эти нанесены явно специально, и складываются сложным узором акульей чешуи.
— Ты смел, — а вот говорит великан чисто.
И стало быть, или давно живет в городе, или вовсе появился на свет тут.
— Золото? — он прищурился. — Отдай, и останешься жив.
— Как тебя зовут, человек?
— А тебе что за дело?
— Зачем ты убил их? — Верховный указал на головы.
Незнакомые… мужчина. И еще один. Двое — помоложе, сыновья? Женщина. И две детские.
— Потому что мог.
— И только?
— А тебе какое дело?
— Хочу понять, чем заслужили они…
— Да двинь ты ему, Зах! — из толпы высунулся еще один человек, узколицый, бледный и с нервным лицом, которое то и дело сводила судорога. — Хватит болтать!
— Помолчи, — великан выставил руку. — Ты хочешь знать, чем заслужили они… а чем заслужил я плеть?
Он чуть склонил голову, и Верховный увидел свежие раны, еще сочащиеся кровью и гноем.
— Тем ли, что пал на колени перед хозяином, умоляя пощадить жену? А её вина? В том ли, что не доглядела за дитем и оно коленку расшибло? Это со всеми детьми случается. А её…
Лик великана потемнел.
— И поэтому вы убили и детей тоже?
— Это… — он махнул огромною рукой. — Не я… я не велел… но люди… люди порой такие…
— Нелюди, — заключил Верховный. — Твои гнев и боль утихли?
— Немного. Он не был плохим хозяином. Так мне казалось. А ты… тебя я не трону. Отдай золото и иди себе с миром.
— Зачем тебе золото?
Верховному и вправду было интересно.
— Не знаю, — чуть подумав, сказал великан. — Мир того и гляди погибнет, да мы сдохнем раньше. Пусть хоть недолго побудем…
Он не успел договорить, покачнулся вдруг, обернулся и на уродливом его лице мелькнуло удивление, сменившееся гневом.
— Ах ты… — он попытался дотянуться до того, другого, который медленно отступал, не выпуская, правда, ножа из руки. И великан попытался было заткнуть рукой пробитую почку.
Он был очень силен, этот человек, если все еще держался на ногах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он был силен и свиреп.
И все-таки по-детски наивен. И когда колени его подломились, тот, другой, закричал:
— Смерть! Боги видят…
Он выкинул руку с окровавленным ножом к небесам. А Маска тихо сказала:
— Да, и вправду здесь ничего не меняется. А теперь постарайся не мешать.
Верховный и не собирался.
Он был готов умереть.
И даже к тому, что голове его найдется место на одном из копий. А потому молча отступил в сторону, надеясь лишь, что смерть не будет слишком уж болезненной.
Мальчишку стоило покинуть в Храме.
Или…
Он вдруг поднял руку.
Не он, но Маска. И растопырил ладонь. И рука эта, многажды проклятая, причинившая столько мучений и боли, засияла золотым ослепляющим светом. И свет этот, коснувшись кричащего человека, опалил его. И крик стал воем.
А на коже человека возникли черные язвы.
— Боги… — собственный голос, точнее тот, который исходил из слабого тела. — Вы желаете богов? А вы спросили себя, нужны ли богам вы⁈
И этот голос перекрыл крик.
А человек рухнул на камни и расползся кучей жирного праха.
Прочие попятились.
Верховный же… он вдруг понял, что Маска способна убить и их. Да что там жалкая горстка рабов да слуг, к ним примкнувших, большею частью из страха, чем и вправду сочувствовавшая. Нет, сил Маски хватит, чтобы уничтожить всех, кто дышит, на сотни шагов вокруг.
Вот так.
Ослепляющим светом.
— Это резонансное излучение, — пояснила Маска, но не слишком понятно. — Энергетическое поле дестабилизировано вследствие взрывов, вот и получается пользоваться. И да, я могу убить их. Ты далеко не идеальный носитель. Резонанс слабый, но какой уж есть.
Кто-то завопил и вскинул копье.
И тотчас упал.
И тот, кто стоял рядом.
— На колени! — рявкнул тот, кем стал вдруг Верховный. И люди дрогнули. Кто опустился первым? Уже не понять. Но они, касаясь земли, вдруг переполнялись благочестия. И спешили пасть ниц, признавая за Верховным пусть и не право зваться богом, но силу, высшую, почти сравнимую с божественной.
Он же сделал еще один шаг.
И наклонился.
Великан еще дышал. И смотрел. На губах его пузырилась кровь.
— Ты… ты есть… — губы эти расползлись. И Верховный испытал чувство уже, казалось бы, давно позабытое. Жалость.
Ему и вправду жаль этого человека?
— Если хочешь, я могу его исцелить, — Маска смотрела и видела глазами Верховного, но кажется, больше, чем дано обыкновенному человеку.
— Пожалуйста, — подумав, попросил Верховный. — Что ты попросишь взамен?
— Примитивное мышление. Но первичный психологический профиль показывает, что при определенной легкой коррекции поведения данная особь будет полезна. Он силен. И станет тебя охранять.
Рука потянулась к великану.
И он замер, забыв дышать.
Чудо?
Чуда далеко не всегда ждут. И уж точно далеко не всегда желают. И когда золотые пальцы вошли в рану, человек дернулся. От боли ли?
— Будешь… служить?
— Моя жена, — он все еще был упрям, этот великан. — Она… вы можете…
— Я взгляну, — Маска, похоже, пребывал в отличном настроении, иначе откуда такая доброта, прежде ему не свойственная.
— С-спасибо…
— Тогда вставай, — он убрал руку, а Верховный узрел, как затягивается рана. — И покажешь, где она…
В доме пахло гарью. Огонь, вырвавшийся было из камина, пожравший и ковры, и занавеси, и многое иное, все же погас, оставив лишь запах и темные разводы копоти на стенах. В саду, сгрудившись у стены, сидели женщины.
Рабыни?
Служанки?
На некоторых одежда была разодрана. Верховный увидел и тело, стыдливо прикрытое полотнищем. Что ж, бунт везде одинаков.
А вот жена великана еще дышала.
— Я оставил ее тут, — он опустился на колени, и женщины, окружившие лежанку, попятились, впрочем, не ушли далеко. — Она такая слабенькая… я дал ей зелье сна.
