способа привлечь внимания не было, – прошептала Вэй Инло. – Сами подумайте, если бы я начала кричать, что благородная супруга Хуэй хочет меня убить, кто бы осмелился прийти во дворец Юнхэ? Они бы побоялись вмешиваться в это дело и просто притворились бы глухими. Но пожар – другое дело. Все сбежались тушить дворец, и мы со старшей наложницей Юй были спасены.
Фуча вспомнил ее лицо, когда та кричала о помощи. Сердце юноши дрогнуло, и он уже мягче произнес:
– А если бы мы не успели и благородной супруге Хуэй удалось бы пройти внутрь?
– Но вы же успели?
Фуча Фухэн не нашелся с ответом.
Ее одежда была в полном порядке, не обнажала того, чего обнажать не следует, на лице не было улыбки, сама она не делала ничего неподобающего. Но все же он отвел взгляд.
Чтобы девушка не заметила, как он покраснел.
– Молодой господин, – начала она, подойдя поближе, – вы не заболели? У вас лицо красное…
Она протянула руку, словно решила проверить, нет ли у него жара.
Молодой человек отшатнулся.
– Простите, – с улыбкой извинилась Инло и опустила руку, будто осознав, что смутила его.
Фуча Фухэн и сам не понял, был ли он разочарован или, наоборот, почувствовал облегчение. Он тихо ответил:
– Просто… не улыбайся так мужчинам. Разве твоя матушка не научила тебя правилам приличия благородных барышень?
Улыбка сошла с лица Вэй Инло.
– Я не благородная барышня, – заметила она, – да и матушки у меня нет.
Фуча замер от услышанного. Пока он судорожно соображал, что сказать, Вэй Инло вновь заговорила:
– У меня была только старшая сестра. Ее звали Вэй Иннин, – немного помешкав, с улыбкой продолжила она. – Но во дворце ее знали под другим именем – Амань.
С лица Фуча Фухэна сошли все краски.
– Что такое? – Вэй Инло впилась в него взглядом, боясь упустить хоть малейшее изменение в его выражении. – Молодой господин, вы знали мою сестрицу?
– Не знал, – после долгой паузы ответил Фухэн. – Лекарство я тебе отдал. У меня еще много дел, я пошел.
Юноша даже не заметил, что в спину его непроницаемым взглядом смотрела застывшая на месте Вэй Инло. Рука ее сжимала пузырек с лекарством.
– Это снадобье очень высокого качества. Обычному человеку такого не достать, оно доступно лишь какому-нибудь высокопоставленному военному чиновнику.
Ночью ее пришла навестить матушка Чжан, также прихватив с собой лекарство. Оно тоже было взято из императорской лечебницы, но не шло ни в какое сравнение с тем, что принес ей начальник стражников.
Вэй Инло ничком лежала на кровати. Она сняла платье, обнажив гладкую спину, самые серьезные раны были там. До них девушка никак не могла дотянуться. Она смотрела на яшмовый блестящий пузырек:
– Это Фуча Фухэн мне дал. Не хочу пока им пользоваться.
Матушка Чжан лишь покачала головой и, нанося мазь на спину, спросила:
– Ты все еще его подозреваешь?
– Сегодня я встретилась с ним, и он сказал, что не знаком с сестрицей, – улыбнулась Вэй Инло. – Но выражение его лица говорило об обратном. Ай!
– Сначала нужно найти доказательства, без них разве можно обвинять кого-то?
– Доказательства? – Во взгляде Вэй Инло мелькнуло что-то жестокое. – Матушка Чжан, вы же знали мою сестрицу, знали, что она за человек. Найди она яшмовую подвеску, непременно вернула бы владельцу. Но она оставила ее, значит, владелец либо ее возлюбленный, либо враг. Но у сестрицы уже был человек, которого она любила всей душой. Пусть даже он, как последний трус, бросил ее, но она не могла так легко изменить своему сердцу. Остается только один вариант – Фухэн опозорил сестрицу!
– Это лишь твои догадки! – Матушка Чжан ясно видела, что девушка одержима местью, и постаралась воззвать к разуму: – Вполне возможно, что твоя сестра случайно подобрала подвеску, но не знала, чья она, вот и не могла вернуть. Или же Фуча Фухэн и вправду знал твою сестрицу, но не имел никакого отношения к ее смерти.
– Матушка Чжан, вы говорили, что сестрицу лишили невинности, но она не говорила, кто это сделал. Во дворце из мужчин, помимо императора, остаются только стражники. Если бы ее одарил милостью император, не было бы причин этого скрывать. Значит, это мог сделать стражник. Сестрица только с виду была слабой, но характер у нее волевой и несгибаемый. После такого позорного случая она непременно стала бы искать справедливости. Раз Иннин молчала, то не потому, что не хотела говорить, а потому, что не осмеливалась! Боялась вовлекать в это семью, отца и меня. Кто мог заставить ее испытывать такой страх? Лишь этот высокородный Фуча Фухэн!
Она внезапно обернулась к матушке Чжан, взгляд ее пылал. Скрежеща зубами, она выплюнула:
– Он – драгоценный молодой господин знатного рода Фуча, младший брат императрицы, доверенное лицо императора, его ждет блестящее будущее при дворе. Разве можно ему быть замешанным в таком позорном деле? Вот вам и повод избавиться от моей сестрицы!
– Довольно. – Голова матушки Чжан запульсировала от боли.
– Матушка, осмелитесь сказать, что все было не так? – парировала Вэй Инло.
Матушка Чжан прикусила язык.
Можно было бы осадить Инло, сказать, что та просто пристрастна. Но подвеска сильно осложняла дело.
– Ладно, допустим, это Фуча Фухэн, что будешь делать? – сдалась матушка Чжан. – Что ты можешь сделать?
– Что я могу сделать? – Вэй Инло холодно усмехнулась. – Взял в долг – верни, убил человека – заплати жизнью. Разумеется, он заплатит сполна.
Матушка Чжан прекрасно знала ее упертый характер, но даже помыслить не смела, что эта девушка задумала такое. Вздрогнув от испуга, она схватила Вэй Инло за руку:
– Не пори горячку! О себе не думаешь, вспомни о своей сестре. Она так старалась растить тебя, а ты собралась на верную смерть!
Вэй Инло опешила, но не потому, что боялась смерти, а потому, что заметила слезы в глазах матушки Чжан.
«Никто не будет проливать слезы по постороннему человеку».
– Верно, – растроганно и смущенно потупила взгляд Вэй Инло. – Нельзя мне умирать.
Не могла она умереть, пока в этом мире есть хоть кто-то, кто заботится о ней. Она испугалась, что если умрет, то матушка Чжан может так же, как и она сама, погрузиться в пучину ненависти и страданий и жить одной лишь местью.
– Славная девочка, славная… – ласково погладила ее по волосам матушка Чжан. – Давай же, повернись, матушка продолжит тебя лечить.
Девушка стиснула зубы, терпя боль. Пусть даже она вся покроется шрамами, пусть это будет глупо и неразумно, но она никогда… никогда и пальцем не коснется
