День 4 (продолжение)
Потом мы развели костер в круге камней посреди двора. Гирлянды гроздьями висели вокруг, все фонарики горели, и двор теперь напоминал волшебную шкатулку с драгоценностями: всё сверкало и переливалось, разноцветные блики ложились на землю, стены ангара, листву, лица. Мы сидели вокруг костра и пили пунш, который варила на костре Нета. Это был не совсем пунш, он не опьянял, но кружил голову и веселил сердце.
– Самое время сжечь хвосты, – сказал Морган, и Рыжий согласно кивнул.
Морган первый вытащил из кармана коробок, вытряс оттуда несколько спичек и кинул их на угли. Спички ярко вспыхнули и мгновенно сгорели.
Я поискал по карманам и достал карандаш. У меня всегда с собой несколько простых карандашей: они часто теряются. Я бросил карандаш в огонь.
Баламут поступил проще всех: он выдрал у себя несколько волос, протянул над жаром, и рыжие волоски скрутились и исчезли.
Малыш смотрел на нас с любопытством. Видно, ему еще не приходилось прибегать к этому совсем простенькому волшебству, которое было доступно здесь каждому. Мы много раз видели, как оно работает. Все замыслы, которые злонамеренные люди в Лабиринте имели против нас, с этого момента начнут разрушаться. Арчев, контора, Григоренко-старший и прочие экспонаты этой кунсткамеры – все они забудут, что имеют на нас какой-то зуб, и займутся другими интересными и полезными для общества делами. Для этого нужно было просто сжечь на любом огне что-то, принадлежащее тебе.
Можно было сделать еще круче: сжечь что-нибудь, принадлежащее им. Например, какую-нибудь деталь от БМВ. Тогда всех причастных к этой истории вообще ждала бы веселая жизнь, наполненная удивительными событиями. Мы видели случаи, когда особо неустойчивые персонажи после этого оказывались где-нибудь в тихом специализированном санатории.
Но такими крайними мерами мы пользовались редко.
– Жалко только, что Саша в больнице остался, – проговорил Рыжий с неожиданной печалью. И я подумал, что это правда. С той скатертью-дорожкой у нас наверняка получилось бы его вытащить. А теперь он тоже нас забудет; хотя, может быть, и нет. Ведь у него не было злых намерений.
– Вы хотите обезопасить себя для выхода в Лабиринт? – неожиданно спросила Нета. – Правильно я вас поняла? – и мы воззрились на нее.
– Ну да, – с недоумением ответил Морган. – Мы так всегда делаем. А что?
– Нет, ничего, – сказала Нета. – Всегда делаете – молодцы. Только на этот раз могли бы и не делать.
– Почему?
– Ну, это не сработает, – поморщившись, сказала Нета. – Возможно, частично. Но основная опасность останется.
Мы переглянулись. Во что же мы ввязались?
– Единственный способ для вас сейчас оставаться в безопасности – не ходить в Лабиринт. Не спрашивайте, почему. Просто имейте в виду. Вы же хорошо помните, что Маша просила вас не ходить пока в Лабиринт? Особенно это касается тебя, проводник.
Она оглядела наши вытянувшиеся лица и засмеялась.
– Да вы не расстраивайтесь, что вы! Это всё такие пустяки! Мы разберемся с этим. Только нужно время. – Она помолчала. – Если хотите знать, мы с Машей доработаем этот проект, и вообще будет всё по-другому. Вы ведь хотите побывать в Городе? – вдруг спросила она.
– Город далеко, – от изумления откинувшись назад, проговорил Морган. Нета энергично помотала головой.
– Город тут в двух шагах, – сообщила она. – Я туда чуть не каждый день хожу. Мастерские почти всегда строятся в Предместьях. Но дело не в этом, а в том, что сейчас у вас все равно ничего не получится. А когда мы доработаем проект… Ну вот между прочим, Аптека ведь наверняка уже подходил к Городу. Ты ведь ходил по пустыне?
– По пустыне? – машинально переспросил я. – А!
И я вспомнил и рассказал им про свое путешествие по пустыне.
Однажды – очень давно, еще до знакомства с Морганом – я в очередной раз отправился вглубь страны и оказался на ровной, как стол, равнине. Она простиралась от горизонта до горизонта: твердая каменистая земля, редкие травинки, прозрачное безоблачное небо. Иногда вдалеке, на горизонте – неровные очертания циклопических каменных башен. Я шел, и воздух искрился прозрачной взвесью тончайших песчинок, которую нес легкий ветер. Я шел и шел, много дней, и я не уставал и не падал, и не испытывал ни голода, ни жажды, я просто шел без единой остановки, и я совсем не помню, о чем я думал.
А потом я остановился. И в то же мгновение, как будто так и надо, оказался посреди леса. Граница была совсем недалеко. Был солнечный вечер, на листве лежали желтые теплые блики, а в двадцати сантиметрах от моего лица по ветке дуба прыгала крупная белка. Белка села на ветке и посмотрела на меня.
– Труд – это еще не всё, что нужно, – сказала белка. Ее глазки-бусинки поблескивали в пронизанном лучами полумраке. – Труд не даст тебе погибнуть, но и спастись не даст. Ищи дальше.
Белка уронила мне прямо в руки полупрозрачный орешек изумрудного цвета, юркнула по ветке и скрылась в кроне. Попытавшись сделать шаг, я обнаружил, что мою ногу оплел вьюнок.
– И что? – спросил Рыжий.
– Ничего, – сказал я. – Больше я говорящих белок в Стране не встречал.
– Нет, – Рыжий нетерпеливо помотал головой. – Что случилось с орешком?
– Он оказался
