В ночь на 31 марта «Князь Пожарский» задел колесом мину. Взрывом колесо было уничтожено и разбит борт. На виду у всего красного флота командир отряда капитан 2-го ранга Бушей снял всю команду с «Пожарского» и расстрелял его артиллерийским огнем. По совершенно непонятным причинам суда Волжско-Каспийской флотилии не погнались за «Дмитрием Донским», что же касается «Горчакова», то он по неясным причинам мин тоже не выставил, а в начале апреля оказался в Баку.
Между тем в Петровске генерал Драценко объявил о самороспуске возглавляемой им войсковой группы. Кавказцы из Апшеронского и Ширванского полков отправились по домам.
Команды белых судов в значительной степени были укомплектованы астраханскими рыбаками, которые не хотели уходить ни к Черному морю, ни в Персию. Большая часть их села на рыбницы и отправилась в сторону Астрахани, в надежде укрыться от красных на острове Чечень или в дельте Волги.
А. П. Ваксмут, командир крейсера «Америка», позже писал: «Чтобы корабли могли двигаться, генерал Драценко дал нам какой-то кавалерийский полк, который и был распределен по кораблям — без лошадей, конечно, но зачем-то со своими седлами. Солдаты первое время нас, моряков, не признавали, не слушались, и была масса недоразумений»{116}.
С вечера 28 марта корабли флотилии начали втягиваться на внешний рейд Петровска. Все чувствовали, что это последний выход из города. На кораблях продолжались ремонтные работы, так, на «Европе» чинили котлы, трубы которых сильно текли. На рассвете 29 марта все суда флотилии, кроме «Президента Крюгера» и двух транспортов, стояли на рейде для посадки последних частей с фронта. Транспорты под угрозой расстрела боевыми судами не отпускались и стояли на якорях. Но все же личному составу порта удалось ночью уйти в Баку на транспорте-мастерской «Киргиз».
К Петровску подходили части красных, поэтому генерал Драценко выделил зоны огня для кораблей на подступах к городу. Рано утром 29 марта загрохотали пушки «Америки», «Европы», «Африки» и «Славы». Огонь судовой артиллерии позволил сухопутным частям спокойно погрузиться на транспорты.
Затем караван транспортных и боевых судов во главе с «Президентом Крюгером» вышел в море. Ваксмут писал:
«В порту начались сильные взрывы — это рвались вагоны со снарядами, подожженные при уходе. Этими вагонами были забиты все железнодорожные пути. Взрывы были настолько сильные, что корабли, бывшие милях в трех от порта, вздрагивали всем корпусом. В непосредственной близости к порту необходимо было затопить один пароход во входном канале, что и было сделано несколькими офицерами и матросами с моего корабля, при страшных взрывах и стрельбе красных».{117}
В конце марта Волжско-Каспийская флотилия получила приказ идти в Петровск. Еще до отправления флотилии любопытный инцидент произошел с Л. М. Рейснер. Ляля, по своему обычаю, занимала лучший купеческий дом в Астрахани. Рейснер, согласно плану, должна была идти в Петровск на транспорте «Курск» вместе с подведомственным ей политсоветом Волжско-Каспийской флотилии. Но Ляля любила экзотику и решила идти на эсминце «Деятельный». В особняк Рейснер был вызван командир эсминца Исаков, которому Ляля капризно заявила: «"Вот что, кэптен! Я решила идти в Петровск с вами на миноносце!»
После взгляда на мою недвусмысленную мину холодно и с издевкой:
— Или вы боитесь «бабы» на корабле?.. Может быть, вы по понедельникам в море не рискуете выходить?
— Ни понедельника, ни тринадцатых чисел и прочих примет не боюсь. Но, во-первых, я не имею разрешения командующего, а во-вторых, скажу откровенно, у нас в гальюне офицерского отсека — одно очко»{118}.
Так и пришлось Ляле идти в Петровск на «Курске».
2 апреля основные силы Волжско-Каспийской флотилии покинули 12-футовый рейд и двинулись к Петровску, в который уже вступили части красной 11-й армии. Теперь Петровск стал главной базой Волжско-Каспийской флотилии.
4 апреля в 4 ч. 46 мин. утра эсминец «Карл Либкнехт» (до февраля 1919 г. «Финн») и катер-истребитель «Зоркий» вышли из Петровска. Командовал отрядом сам Федор Раскольников. Позже он напишет в донесении: «"Карл Либкнехт» под моим флагом вышел из Петровска и в 17 часов подошел к форту Александровскому, где вступил в бой с двумя крейсерами противника «Милютин» и «Опыт». После упорного двухчасового боя на «Милютине» была подбита корма и оба крейсера были обращены в бегство. Вследствие наступившей темноты преследовать было невозможно»{119}.
Это хвастливое донесение стало кочевать из одного советского издания в другое, разве что с 1938 г. перестали упоминать фамилию комфлота.
Бывший мичман И. С. Исаков, командир эсминца «Деятельный», впоследствии адмирал флота Советского Союза, Герой Советского Союза и член-корреспондент Академии наук СССР, несколько иначе описывает этот бой со слов «главаарта» Б. П. Гаврилова, бывшего в бою на «Либкнехте»: «Почему-то решено было предварительно, «на всякий случай», осмотреть Красноводск, хотя для этого было мало угля и теряли время.
В середине перехода налетела «моряна». Начался шторм. Гаврилову приходилось на эсминцах этого типа ходить в дозор в Балтийское море, но таких кренов он никогда не испытывал. Почти пустые угольные ямы и крутая волна приводили к тому, что эсминец ложился на борт и долго не вставал.
Вероятно, комфлот из-за недостатка опыта просто недооценивал положение, однако удалось его уговорить отказаться от осмотра Красноводска и идти на норд, к форту. «Милютин» и «Опыт» открылись внезапно в темной части горизонта, уже на дистанции возможной стрельбы. Но на такой стремительной и сильной качке никакой сколько-нибудь приличной стрельбы невозможно было провести. Поэтому-то они и ускользнули!..
…При этом выяснилось, что, так как начштаба В. А. Кукель был артиллеристом, командиру «К. Либкнехта» также и, наконец, комфлоту не меньше хотелось блеснуть искусством ведения огня, то на мостике флагмана все оценки падения снарядов (по всплескам) делались хором. К сожалению, не все оценивали знаки падения одинаково, одни кричали «недолет!», в то время как другие — «перелет!».
Огонь «Милютина» был тоже беспорядочным, очевидно из-за качки.
Громкие команды Гаврилова об изменении прицела и целика не обсуждались, но все же рекомендации (под руку) делались…
В довершение всего после одного из удачных залпов сам ком-флот громко воскликнул: «Накрытие!» — а так как через секунду на силуэте «Милютина» обозначился клубок белого дыма, то вслед за комфлотом несколько командиров воскликнули: «Попадание!»
Комфлот, очевидно предполагая взять противника что называется живьем, скомандовал: «Дробь!» — хотя даже в этом случае не должен был сам ввязываться в управление огнем. Так и скрылись во мгле два вражеских корабля, причем один окутался белым дымом или паром.
Этот своеобразный бой длился более часа (с 17 часов до 18 часов 45 минут), темп стрельбы был очень медленным из-за сильного волнения. О преследовании не могло быть и речи хотя бы только из-за отсутствия угля.
Альбокринов, лично наблюдавший весь этот бой, совершенно категорично заверил членов клуба, что никакого попадания в «Милютина» не было, а клубок пара, выпущенного нарочито или случайно, был принят за результат накрытия залпом «К. Либкнехта»{120}.
Согласно же белому источнику (Р. Э. фон Вирен{121}), эвакуацию форта Александровского производили «Орленок» и «Опыт», ни один из этих судов не был крейсером. Оба судна шли порознь. «Орленок» проследовал в Баку на большой дистанции от «Карла Либкнехта», а вот «Опыт», которым командовал мичман военного времени М. И. Никифоров, действительно имел бой с «Карлом Либк-нехтом» и «Зорким».
Канонерка «Опыт», поданным Вирена, была вооружена двумя 76-мм пушками, по другим данным — одной 102-мм и двумя 75-мм пушками. Скорость ее хода 8 узлов. Эсминец «Карл Либкнехт» был вооружен двумя 102/60-мм и одной 37-мм пушками и имел скорость 25 узлов. Вооружение «Зоркого» состояло из одной 47-мм и одной 37-мм пушек, скорость 20 узлов.
Так что разделаться с «Опытом» два советских корабля могли запросто. Догнать восьмиузловую посудину им было легко даже на крейсерском ходу. Насчет отсутствия угля Гаврилов явно врал, тем более что Раскольников в донесении об этом молчит, а жалуется на наступившую темноту.
Далее Раскольников в донесении пишет: «Успешный исход боя одного миноносца с двумя крейсерами противника решил судьбу форта Александровского, и он на рассвете 5 апреля занят нашими моряками. Взяты в плен генерал Толстов и генерал Бородин, 77 офицеров и 1088 казаков. Ликвидированы последние остатки Уральской армии, отступившие из Гурьева в форт Александровский и приготовленные для эвакуации в Энзели. Захвачены большие трофеи, в том числе 24 ящика серебра и около 100 млн разных денежных знаков, винтовки, пулеметы и большое количество медикаментов. Генералы Толстов и Бородин, а также все ценности высылаются мною в Москву»{122}.
