Мне очень приятно представить вам сегодня здесь, в Париже, человека, который сопровождает меня уже несколько месяцев. Пожалуйста, окажите ему теплый прием. Для вас будет петь… — Она выдержала небольшую паузу, бросила быстрый взгляд через плечо, чтобы убедиться, что занавес поднят, и повысила голос, чтобы подчеркнуть каждый слог его имени: — Ив Монтан!
Зал взорвался аплодисментами.
«Неплохо», — отметила она, уходя со сцены. В провинции таких аплодисментов не было. Возможно, так публика провожала со сцены ее, а не приветствовала ее партнера? Безразлично. Ведь главное, что публика не переставала хлопать, пока Ив, медленно, как она его учила, подходил к микрофону. Люди продолжали аплодировать в том же заданном ритме и в начале выступления Ива.
За сценой ее ждал Луи.
— Хорошее начало, Эдит. Если сегодня все сработает, то Ив будет обязан тебе карьерой.
— Именно так я все и задумывала.
— Тебе следует работать импресарио. Твое присутствие делает мою работу лишней.
Она взяла его под руку.
— Ерунда, Лулу, ты очень важен для меня. Пойдем в зрительный зал. Я хочу смотреть на Ива из ложи, которую мы зарезервировали для его семьи.
Хотя Эдит должна была выступать сразу после Ива, она оставалась в ложе до последнего такта.
Вместо того чтобы готовиться к своей программе, она смотрела и слушала Ива и в то же время улавливала каждое движение в партере. Несмотря на опыт их совместного турне, она никогда не видела Ива в таком состоянии. Казалось, что его захватила волна воодушевления, которая передается публике. Его магнетизм был удивительным. Несколько месяцев назад в АВС публика принимала его почти насмешливо, а теперь он был королем сцены, подчинившим себе всё и всех, он был укротителем, заставившим людей почитать себя. А еще он нашел свой собственный стиль, который сделал его кем-то более значимым, нежели просто учеником Эдит Пиаф. В Орлеане, Лионе и других городах он временами смотрелся как мужская копия ее самой, но сегодня он был полностью самим собой — шансонье, который когда-то на репетиции в «Мулен Руж» проник своей песней в самое ее сердце.
— Эдит, — прошептал Луи, — тебе нужно идти за кулисы.
Она знала его репертуар наизусть и знала, когда начнет звучать последняя в его программе песня.
— Еще нет.
Публика была в восторге. Выступление Ива завершилось громом аплодисментов. Эдит глубоко вздохнула, ее сердце тоже колотилось в ритме этих аплодисментов. Краем глаза она посмотрела на его маму и сестру. Даже при скудном освещении она смогла различить покрасневшие щеки и сияющие глаза. Обе, опершись о заграждение, хлопали до тех пор, пока у них не стали гореть ладони. Слезы выступили на глазах Эдит, когда она почувствовала ту любовь, которая была причиной такого восторга. На самом деле Ив вовсе не нуждался в сцене как в подтверждении внимания или любви к себе. Он был более счастливым человеком, чем Эдит, которая привела его в этот зал и к этому успеху.
Эдит подсчитала: тринадцать раз поднимался занавес. Тринадцать раз овации возвращали Ива на сцену. «Я знала это, — думала она, считая и хлопая в ладоши с остальными, — тринадцать — наше счастливое число. Теперь все пойдет как по маслу».
Не успев освежиться в своей гримерке, она наконец появилась: без макияжа и без бюстгальтера, как всегда, собранная и на редкость счастливая. Настоящая звезда вечера, которой теперь предстояло разделить трон и которую переполняла любовь. Она стояла в свете прожекторов в своем простом черном платье. Такой сценический образ однажды выбрал для нее Раймон Ассо.
На сцене стояла женщина, благодаря своему голо су заставлявшая забыть, что в ней меньше полутора метров. Как всегда, музыка подхватила ее, как волна дельфина. Она была в своей стихии. Она испытывала гордость не только за свое выступление, но и за достижения Ива сегодняшним вечером.
Из неумелого новичка он превратился в прекрасного шансонье. Ее план сработал. Она чувствовала облегчение.
— Откуда только взялись все эти цветы? — удивлялась Эдит спустя два часа. В ее гримерке, казалось, не было ни одного участка, где не стояла бы ваза или корзина. — Боже мой, ведь сейчас февраль…
— Да еще война, — вставила Симона.
— Да, и это тоже, но в данный момент я ничего не хочу об этом слышать. — Эдит взмахнула рукой, словно желая отпугнуть негативную ауру, вызванную словами ее подруги. — Я уж не говорю, что такое количество цветов навевает мысли о кладбище. Но что мне с ними делать? Ведь не могу же я взять это все с собой в отель «Альсина».
— Ты могла бы пожертвовать этот первобытный лес святой Терезе из Лизьё, — предложил Ив. Он вытащил из букета красную розу и протянул ей. — Кроме этой розы, которая от меня.
Эдит разразилась громким смехом.
— Нет, не от тебя, а от… — Она остановилась и схватила визитку, которая была доставлена с одним из букетов. На визитке значилось: «От мсье Рауля Бретона с супругой». — Это мои музыкальные издатели, и их участие очень важно для меня.
— Не так, конечно, как мое. — сказал он, ухмыляясь. — Знаешь, букет роз — это жест вежливости, несколько старомодный поклон великому художнику, но, на мой взгляд, это слишком официально…
Он сделал паузу, ожидая ее реакции.
— Ага, — сказала она, стиснув зубы, чтобы не смеяться.
— А вот одна роза — это жест любви. Он говорит больше тысяч слов… Или тысяч роз.
— Это ты хорошо сказал, — поддакнула Симона где-то на заднем плане.
Эдит их не слушала. Слова Ива эхом отзывались в ней, пока она крутила розу между пальцами. «Жизнь может быть похожа на розу, — размышляла она. — Тогда она светится теми же цветами, что и самый романтический закат». Если бы ей пришлось описывать свои чувства, испытанные ранее на сцене, когда она ощущала, как ее обнимает музыка, обволакивает свет, когда с ней ее аудитория, на ум пришел бы именно этот розовый цвет. Такой, как ее любовь к Иву. Она посмотрела на него и, не опуская взгляда, попыталась рассказать ему все, что сейчас пронеслось в ее голове.
— Хммм… — Симона откашлялась.
Внезапно дверь в гримерку Эдит распахнулась, и без всякого стука, едва дыша, ворвался Луи.
— Это невероятно. Полиция должна сдерживать толпу перед сценой, поскольку там такая давка! Все хотят видеть тебя и Ива. И пресса тоже. Вы оба, уж будьте уверены, завтра окажетесь на первых полосах каждой газеты.
Эдит кивнула.
— Что ж, тогда давай в бой!
— Подожди! — Ив взял букет роз, подаренный семейством Бретон, и вложил его в руки Эдит. — Несмотря ни на что, это смотрится на
