Константинополь; там падишах приказал посадить его в едикулъ
(семибашенный замок).
Взявши Умань под свою власть, Дорошенко расставил на
становища своих союзников, белгородских татар, а сам обратился к
Каневу, дал своему войску отдых на две недели и объявил, что
намерен двинуться с своими козаками и белгородскими татарами
на левый берег Днепра.
Дорошенко, однако, не явился лично сам -на левой стороне, а послал снерва до тысячи человек белгородских татар и 500
Козаков, приказавши им идти к Ромну на помощь Гамалее и Ман-
жосу, потом вслед за ними - новые силы под предводительством
175
Дорошенкова наказного гетмана Корицкого; с Корицким были: брат Дорошенка Андрей, поднестранский полковник Гоголь и Бо-
гун, как кажется, сын знаменитого Богуна, казненного под Глу-
ховом. Они успели одержать верх над высланными против них
Демьяном отрядами. Многогрешный, опасаясь нашествия большой
силы от Дорошенка, просил царя, чтобы указал боярину Ромо-
дановскому помогать ему; но просимого войска Демьян не
дождался и, жалуясь на медленность и неповоротливость
великороссийских воевод, по необходимости должен был отважиться
идти против неприятеля собственными малороссийскими силами.
Он собрал все городовые полки, бывшие у него в повиновении: Нежинский, Прилуцкий, Черниговский, Стародубский и
Переяславский, да сборный пехотный полк наемного войска под
начальством Мурашки. С этими силами -пришел он в местечко Чернухи1; там встретили Демьяна Игнатовича с хлебом и солью. Затем
сдались ему местечки Курянка2 и Городище3. Гетман пошел к Лох-
вице: в пяти верстах от нее встретились шедшие к Ромну доро-
шенковы предводители Корицкий, Гоголь и Гамалея с козаками
полков: Миргородского, Полтавского и Лубенского, и с тремя
тысячами белгородских татар. Они вступили в бой; одолел Демьян
Игнатович, благополучно достиг до Ромна, и роменцы добровольно
сдались ему. Гетман хотел идти брать другие непокорные царю
городки, но войско его терпело недостаток: край был сильно
опустошен; козаки заволновались, и Демьян Игнатович принужден
был распустить их. Товарищ Ромодановского пришел тогда, когда
уже козацкое войско было распущено; тем не менее, узнавши о
прибытии царских сил, Корицкий и Гоголь с своими отрядами
вернулись за Днепр.
До полного торжества Демьяну Игнатовичу было еще далеко.
В этом походе ему удалось взять несколько городков; но в Лу-
бенском и Переяславском полках большая часть городков и
местечек упорно держалась Дорошенка, и в том числе ^сотенные
городки Пирятин и Золотоноша не внимали увещаниям Демьяна
и Дмитрашки Райча. У Многогрешного были и неоткрытые
недоброжелатели. Сумский полковник Герасим Кондратьев был один
из таких. Демьян Игнатович жаловался, что этот полковник хочет
быть сам гетманом и роет под Демьяном яму, переписываясь с
враждебными полковниками. Не слишком надежною крепостью
считали малороссияне для Демьяна Игнатовича и временное
благорасположение Москвы; Дорошенко, услыхавши, что Демьян
надеется на московские силы, говорил: ну, плоха надежда, москов-
1 Мест. Лохвицкого уезда, при р. Многе.
2 Деревня Лохвицк. уезда, при р. Удае.
3 Мест. Лохвицк. уезда, при pp. Многе и Удае.
176
ские люди обманчивы; сегодня Ромен возьмут, завтра Миргород, а там Полтаву, а потом Демьяна им не нужно будет и они его
с гетманства сгонят.
Дорошенко хоть и воевал с Многогрешным, но в то же время
вел с ним и переписку; Дорошенковы сношения с Турциею и
присяга на подданство турецкому султану были уже повсеместно
известны, а Дорошенко всетаки старался от малороссиян укрыть
их, до поры до времени, и в письме к Многогрешному делал ему
упреки за то, что он верит дурным слухам, которые распускают
о Дорошенке враги. <Не обрящется, — писал он, - того никогда, чтоб я любезную отчизну Украину турскому царю в подданство
имел запродавать, и в мысли моей того никогда не бывало>.
Соперник Дорошенка Ханенко всеми способами подделывался в
дружбе к Демьяну, лишь бы его побудить вместе с собою воевать
против Дорошенка. Но Демьян Игнатович в своих отписках, посылаемых в Приказ, сообщая об этом, присовокуплял от себя
такое мнение, что лучше оборонять свой собственный край, чем
вмешиваться в дела, происходящие в землях Речи Посполитой. В
Москве это понравилось, потому что сходилось с основными
взглядами тогдашней московской политики, и царь в своем письме к
Многогрешному (20 ноября) указывал не подавать помощи Ха-
ненку, а только охранять спокойствие левой стороны Днепра.
В декабре 1669 года гетмана Многогрешного встревожило
следующее обстоятельство. Из комиссии полномочных послов, собравшихся но поводу установления границы между Россиею и
Польшею по силе Андрусовского договора, ехал через Малороссию
прапорщик Фаддей с каким-то поляком; везли они письмо к До-
рошенку и на пути заезжали к архиепископу Лазарю и к гетману
Демьяну; они сказали им, что в Киеве будет комиссия и козаки
должны будут подать челобития королевскому величеству о своих
делах. Гетман Многогрешный, человек горячего права, принял
слова эти с гневом: <для чего, говорил он, едете вы через державу
его царского величества и везете письмо к Дорошенку, а мне
письма от полномочных послов с вами нет: Дорошенко в письме
к нему наименован гетманом обеих сторон Днепра, меня же
гетманом не именуют, а хотят, чтоб мы ехали с челобитьем к
королю>. Демьян Игнатович до того вспылил, что даже хватался за
саблю и кричал: <никогда этого не будет! Не зарекаемся класть
свои сабли на польские шеи, как и прежде бывало! Один раз с
Войском Запорожским я присягу учинил царскому величеству, и
за него, великого государя, мы все умирать готовы, а к польскому
королю ездить нам незачем!>
Посланцы были отпущены и, едучи по городам, оставляли
списки призвания малороссиян к участию в комиссии. Полномочные
послы - польский Ян Гнинский и царский Ордын-Нащокин с
177
товарищами - приглашали духовных и мирских людей Украины
послать к ним для совета депутатов, выбравши благоразумных
особ, чтобы Украина никуда к чужим не склонялась. К гетману
Дорошенку посылалась особая отписка в таком смысле: <хотя
ходят слухи, будто гетман Дорошенко, усомнившись в милости и
любви христианских государей, склоняется к иноверной обороне, однако этому слуху мы не верим и думаем, что не найдется такого
нечестивого христианина, чтоб мог душу свою, искупленную
кровью Христовою, добровольно продавать неприятелям креста
святого. Великий государь, его королевское величество и Речь По-
сполитая Короны польской и Великого Княжества Литовского всем
козакам, по обеим сторонам Днепра живущим, вины их прощает
с тем, чтоб козаки, за обвещением обоих великих государей, короля польского и царя московского, или которого-нибудь из них, принявши благодарно сию милость и благодеяние, отлучались от
неприятелей святого креста, не держали с ними никакого совета
и более с ними не смели соединяться, а прислали бы к его
королевскому величеству своих послов с изъявлением послушания>.
Это писание, действительно выраженное неясно и сбивчиво, привело в большое смущение гетмана Демьяна. Увидевшись с
архиепископом Лазарем, он говорил: <я учинен гетманом в царской
отчине, а ныне без моего ведома идут через царскую отчину
грамоты, да еще указуют путь всем козакам к королевскому
величеству! Да нам-то какой путь может быть к королю, наравне с
козаками той стороны? Мы ведь добровольно избрали себе
государя царя православного; если и согрещихом на небо и пред ним, так он же, свет-государь, простил нас. Что же, разве нас государь
отдает ляхам? Да ведь с ними у нас многолетняя брань была: выгнали мы из Украины от себя ляхов, доброхотно отдали
Украину православному монарху и хотим жить при вольностях наших
и умирать за достоинство его царского пресветлого величества.
Ты, святитель, обещал нам, что царь будет нас защищать от
неприятелей, а нас как защищают? Татарские орды отчину царскую
разорять начали, я целое лето не допросился у великого государя
помощи; теперь же царь нас отдает королю!
Архиепископ Лазарь, сообщая в Москву (30-го ноября) об
