вскрикнул. Лицо у него сделалось белей фарфора, на который он смотрел. В центре блюда лежала свернутая в трубочку голубовато-серая бумага. Схватив листы, Фелпс впился в них взглядом, затем прижал их к груди и с восторженными воплями пустился в бешеный пляс. В кресло он вернулся настолько обессиленным, что лишился бы чувств, если бы мы не влили ему в рот бренди.
– Ну-ну! – стал успокаивать его Холмс, похлопывая по плечу. – Это была не лучшая идея – так вас огорошить, но Ватсон подтвердит: когда выпадает случай устроить театральный эффект, я не могу противиться соблазну.
Схватив его руку, Фелпс прижался к ней губами:
– Благослови вас Господь! Вы спасли мою честь.
– Ну, знаете, моя честь тоже была поставлена на карту. Заверяю: если для вас самое страшное не справиться с поручением начальника, то для меня – потерпеть неудачу в расследовании.
Фелпс засунул драгоценный документ во внутренний карман пиджака.
– Не решаюсь дольше задерживать вас с завтраком, однако мне до смерти хочется узнать, как вам достался документ и где он был.
Шерлок Холмс выпил чашку кофе и занялся яичницей с ветчиной. Потом он встал, закурил трубку и устроился в кресле.
– Сперва я расскажу, что я сделал, а потом уже объясню почему. Расставшись с вами на станции, я совершил приятнейшую прогулку, любуясь природными красотами Саррея. Дорога привела меня в живописную деревушку под названием Рипли, где я попил чаю в гостинице, предусмотрительно наполнил фляжку спиртным и сунул в карман пакет с сэндвичами. Там я оставался до вечера, а затем вернулся в Уокинг. Закат застал меня на большой дороге перед Брайарбрей.
Я подождал, пока скроется из вида последний прохожий (их, как я понимаю, и днем не так уж много), и перелез через забор в парк.
– Но ведь ворота были открыты! – удивился Фелпс.
– Да, но я в таких случаях придерживаюсь своих предпочтений. Я выбрал место, где стоят три ели, и под их прикрытием проник в парк незаметно для обитателей дома. На той стороне я припал к земле и пополз от куста к кусту – видите, в какое плачевное состояние пришли колени моих брюк? Так я добрался до зарослей рододендронов напротив окна вашей спальни, присел на корточки и стал ждать.
Занавеска в вашей комнате не была опущена, и я видел, как мисс Харрисон читала за столом. В четверть одиннадцатого она захлопнула книгу, заперла ставни и удалилась. Я слышал, как закрылась дверь, и не сомневался, что мисс Харрисон повернула ключ в замке.
– Ключ? – удивился Фелпс.
– Да, я попросил мисс Харрисон, чтобы она перед уходом закрыла дверь снаружи и взяла ключ с собой. Она точнейшим образом исполнила все мои инструкции; если бы не она, документ не лежал бы сейчас у вас в кармане пиджака. Мисс Харрисон удалилась, свет в доме погас, я по-прежнему таился в рододендронах.
Погода стояла прекрасная, и все же ночная стража была утомительной. Конечно, я ощущал азарт, как охотник, который в засаде у водоема ожидает крупную дичь. Время тянулось медленно – почти как тогда, Ватсон, в роковой комнате, при расследовании дела о пестрой ленте. Церковные часы в Уокинге отзванивают четверти часа, и мне уже не однажды чудилось, что они встали. Наконец, около двух, я услышал, как тихонько стукнул дверной засов и заскрипел ключ. Тут же открылась дверь черного хода и в лунном свете показался мистер Джозеф Харрисон.
– Джозеф?! – изумился Фелпс.
– Головного убора он не надел, но на плечи накинул черный плащ, чтобы в случае тревоги спрятать лицо. Он шел на цыпочках и жался к стене; у вашего окна он просунул в щель рамы длинный нож и отодвинул шпингалет. Открыл окно, поддел лезвием засов и распахнул ставни.
Из своего убежища я хорошо видел комнату и все передвижения Джозефа Харрисона. Он запалил две свечи на каминной полке и стал отворачивать угол ковра у двери. Внезапно он остановился и вынул дощечку, какие оставляют для слесарей над стыками газовых труб. За дощечкой находится тройник, через который газ поступает вниз, в кухню. Харрисон извлек из тайника свернутую в трубочку бумагу, вернул на место дощечку, разгладил ковер, задул свечи и попал прямо мне в объятия, так как я поджидал его снаружи под окном.
Честно говоря, не рассчитывал я, что господин Джозеф окажет мне такой яростный отпор. Он бросился на меня с ножом, поранил пальцы; я дважды сбивал его с ног и одолел не сразу. Когда потасовка закончилась, его незаплывший глаз светился лютой злобой, однако злоумышленник прислушался к голосу разума и отдал мне бумаги. Получив их, я выпустил вора, но сегодня утром сообщил по телеграфу Форбсу все подробности. Если он окажется достаточно проворным и поймает птичку – хорошо. Но если, как я небезосновательно подозреваю, Форбс застанет гнездо опустевшим, тем лучше для правительства. Сдается мне, и лорд Холдхерст, и мистер Перси Фелпс отнюдь не стремятся к тому, чтобы эта история дошла до полицейского суда.
– Боже! – изумился наш клиент. – Значит, пока длились эти десять недель мучений, украденные бумаги лежали тут же, в моей комнате?
– Именно так.
– И Джозеф! Джозеф – негодяй и вор!
– Хм! Боюсь, он не так прост и безобиден, как можно заключить по виду. Поговорив с ним этим утром, я узнал, что он крупно погорел на торговле акциями и не остановится ни перед чем, только бы поправить свои дела. Абсолютный себялюбец по натуре, он готов был при случае пожертвовать как счастьем сестры, так и вашей репутацией.
Перси Фелпс опустился на стул.
– У меня голова идет кругом. Вы меня ошеломили.
– При расследовании вашего случая, – начал Холмс свойственным ему менторским тоном, – главная трудность заключалась в избытке свидетельств. Важные улики терялись среди тех, что к делу не относятся. Из всех фактов нужно было отобрать те, которые представляются существенными, и выстроить их по порядку, воспроизведя весьма необычную цепь событий. Я начал подозревать Джозефа сразу, когда услышал, что вы собирались тем вечером возвращаться домой вместе с ним, а значит, он, зная, где вы работаете, вполне мог по пути зайти за вами в здание министерства. Мои подозрения сменились уверенностью, когда я услышал, что кто-то намеревался проникнуть в вашу спальню, где спрятать что-то мог только Джозеф (вы сами рассказывали, что, вернувшись с доктором, выжили его с насиженного места). Попытка вторжения пришлась на первую же ночь, когда в комнате не было сиделки, откуда вытекало, что злоумышленник хорошо знаком с обстановкой в доме.
– Как же я был слеп!
– Насколько мне удалось выяснить, факты таковы. Джозеф Харрисон явился в контору с Чарльз-стрит и, зная дорогу, направился прямиком в вашу комнату, откуда вы только что вышли. Не застав никого, он сразу
