Хитазура сделал свое замечание таким тоном, словно ожидал, что в ответ на его снисходительность последуют бурные аплодисменты.
— Если я правильно поняла мысль Хитазуры-сана, — сказала Тори, — он полагает, что существует другая женщина-убийца, работающая на якудзу, и она, наверное, ученица Фукуды. Фукуда — ключ ко всему.
— Минутку, — Рассел перевел взгляд с Хитазуры на Тори. — Если даже вам и удастся поймать Фукуду, почему вы думаете, что добьетесь от нее признания?
Хитазура посмотрел на Тори.
Рассел сразу же среагировал на этот взгляд.
— Я что-нибудь не то сказал? — он вопросительно посмотрел на Хитазуру.
Хитазура отвел глаза в сторону.
— Тори?
Тори ничего не ответила, Вместо ответа она взяла руку Рассела и положила его ладонь себе на левое бедро. Жест был многозначительный, напоминающий ему об их свидании в библиотеке дома, в Лос-Анджелесе, когда он приехал уговаривать Тори вернуться обратно в Центр и сам тогда дотронулся до ее бедра с определенной целью — задеть ее, разозлить. «Как твое бедро, в порядке?» — спросил он тогда, изображая неискреннюю заботу, Но сейчас этот жест Тори как бы намекал на возможность близких отношений между ними в будущем, хотя в настоящий момент ни один из них не был в состоянии говорить об этом вслух. Тори словно обратилась к Расселу на языке дикарей, использовала примитивное, но эффективное средство передачи ему информации.
— Это Фукуда ранила тебя в бедро? — спросил Рассел шепотом, но Тори вздрогнула, вспомнив, как яркая вспышка бело-зелено-голубого света ослепила ее, а пламя от взрыва опалило брови, ресницы и волосы, вспомнила, как земля поплыла у нее под ногами. Сначала Тори не почувствовала боли, но когда шок прошел, боль пронзила все ее тело, она была везде, адская, невыносимая боль, все ее тело будто налилось свинцом и стало весить несколько тонн. Она рухнула на рельсы, и густая, горячая кровь ручьем потекла из раны в бедре, омывая прохладную сталь. Фукуда остановилась на минуту возле своей жертвы. В тоннеле метро, где произошла эта роковая встреча, стоял полумрак, но Тори все-таки разглядела, каким торжеством горят глаза ее врага. «Я же говорила тебе: уйди с моего пути, но ты не послушалась, — зловеще прошептала Фукуда. — Ты отняла у меня все самое дорогое и теперь заплатишь за это жизнью. Не на ту лошадку ты поставила. Рано или поздно мы расправимся с Хитазурой, как сейчас расправились с тобой. Для нас это плевое дело». Фукуда исчезла, оставив Тори лежать на рельсах, неподвижную, обессиленную... В тоннеле появился свет, рельсы задрожали от тяжести идущего поезда, и вот уже длинная гусеница вагонов вынырнула из-за поворота и с каждым мгновением неумолимо приближалась к беспомощной, лежащей на путях Тори...
— Тори, эй! — Рассел потряс плечо девушки. — О чем задумалась? Тебе плохо?
Тори повернула к коллеге белое как мел лицо.
— Да, — еле слышно прошептала она. Глаза девушки встретились с глазами Рассела, и он увидел, что они темные, словно два омута.
— Я прошла все круги ада, Расс. И победила смерть. А теперь мне придется пережить весь этот ужас снова.
Архангельское — Звездный городок — Москва — Токио
— Вы слышали последние новости? Они перешли в наступление.
— Кто они? — спросил Валерий.
— Члены «Белой Звезды», — ответил ему юноша с розовым родимым пятном. — Лучшие ее кадры хорошо вооружены, прекрасно подготовлены. Эта организация больше не ютится на задворках, она перестала быть задрипанной группкой националистов из разных республик. Теперь это настоящая армия. И часть войск уже действует. Они готовы атаковать Кыштым.
Валерий Бондаренко и его собеседник сидели на лавочке у большой одинокой березы, за которой начинался лес, а еще дальше, по другую сторону леса, располагалась усадьба Архангельское, Кроме юноши с родимым пятном, рядом с Валерием сидела его дочка, неподвижная, безучастная ко всему. За ними виднелось почти викторианское зловещее здание лечебницы для психически больных людей.
— Неужели это правда? — спросил Валерий у юноши. — В Кыштыме много атомных реакторов. Дело может кончиться очень плохо. И самое страшное — погибнет мирное население города, армия России будет защищать реакторы и начнется настоящая бойня.
— В том-то и дело, — вздохнул юноша. — Руководству «Белой Звезды» следовало бы об этом подумать, а президенту России бросить свои имперские замашки и прекратить давить на бывшие советские республики.
Валерий ничего не ответил и принялся с горечью размышлять о том, что президент сделал ошибку, полностью вытеснив компартию с ключевых позиций при помощи своей команды. Культ одной личности — опасная вещь, и нигде более чем в России не найти лучшего подтверждения этой истине. История советской страны является наглядной иллюстрацией того, что происходит в государстве, когда абсолютная власть сосредоточена в руках одного человека. Сейчас она в руках президента. Ему следовало бы поддерживать хорошие отношения со всем ближним зарубежьем, он же ссорится то с одной бывшей республикой, то с другой, да еще постоянно обращается за помощью к армии. В обмен на поддержку военных он пообещал выделить армии крупную сумму денег из бюджета, и, сделав это, ослабил другие секторы российской экономики. Теперь президент пожинает плоды своей недальновидной политики, главной целью которой было усиление России и собственных позиций. Страну сотрясают забастовки, многие предприятия и заводы стоят, пропасть между кучкой богатых и остальным населением углубляется, на границах России, да и внутри нее постоянно вспыхивают межнациональные вооруженные конфликты. И «Белая Звезда» в этих конфликтах играет далеко не последнюю роль, Валерий содрогнулся от этих мыслей, постарался думать о другом.
Он взял дочь за руку, словно хотел ободрить ее, напомнить ей, что он здесь, рядом. Он так мечтал о том, чтобы увидеть проблеск мысли в ее пустых, ничего не выражающих глазах, искру понимания, чтобы хотя бы раз она сказала: «Мне так хорошо, когда ты со мной, папочка»... Отец крепко сжал руку дочери. На руке девушки, под бледной кожей, ярко просвечивали синие вены, и Валерию сразу вспомнились припорошенные снегом березы с голыми, обнаженными ветками на фоне темного зимнего украинского неба. Вспомнил он и о том, как сидел у смертного ложа отца до последней минуты, пока глаза умирающего не закрылись навеки, а после того, как наступила смерть, взошло солнце и окрасило в алый цвет крыши домов под снежными шапками. Вспомнил Валерий и о Соловках, где несколько лет отбыл его отец за свое убеждение в том, что Украина должна быть самостоятельным государством.
В Соловках отец уцелел чудом, вернулся к семье. Жаль, не дожил он до того времени, когда Украина приобрела независимость от России. Правда, живется там народу сейчас нелегко. Зато расцвела культура, украинский язык стал государственным, восстановлены честь и достоинство нации. Но неужели все это скоро кончится, и Украина снова подпадет под диктат России? Этого допустить нельзя! Я помню твои уроки, отец, и сумею спрятать свою ненависть к москалям так глубоко, что никто никогда не догадается о ее существовании. Россия никогда больше не станет империей, я сделаю все, чтобы отстоять самостоятельность Родины. Но добиться этого надо малой кровью, а еще лучше — мирным путем!
* * *
«Итак, еще один день, еще один визит к человеку, считающему себя Богом», — сказал себе Марс Волков, въезжая на черной «Чайке» в Звездный городок и направляясь к напоминающему укрепленную крепость жилищу Героя России Виктора Шевченко. Подъехав к четырехэтажному зданию, он остановил машину и, перед тем как выйти, еще раз прокрутил запись последнего разговора с Виктором.
..."Я не знаю, что со мной произошло, — говорил космонавт. — До полета я не отличался чувством юмора... Может быть, встреча со смертью так на меня подействовала..."
«Ловко я придумал с отключением системы подслушивания, — самодовольно вспомнил Марс, — получилось очень эффектно и, наверное, произвело впечатление. Тем более, что микрофоны действительно отключили. И правильно, что я не предупредил штат на первом этаже; как они сразу прибежали, недовольные, испуганные... Их искреннее недовольство только сыграло мне на руку. Думаю, мне удалось обмануть Виктора и его чертова дельфина...» (Разрешение на дельфина Марс считал своей большой ошибкой, но коль скоро дело было сделано, менять что-либо нельзя.)
«...Некоторые считают, что вы лжете, или заблуждаетесь, или плохо помните, что же на самом деле произошло...» — спрашивал космонавта Марс.
Вы тоже к ним относитесь?.. — отвечал вопросом на вопрос Виктор.
«Как бы там ни было, — продолжал размышлять Марс, — а последний допрос я провел хорошо».
Марс Волков был достаточно умен, чтобы пытаться обмануть Виктора. Однако он не хотел недооценивать возможности противника, это было бы грубой ошибкой, хотя Марс надеялся, что поединок между ним и Виктором выиграет все-таки он, а не космонавт. Слова Марса о том что он сыт по горло бесконечными разговорами и постоянной пикировкой, были вполне искренни. Гораздо выгоднее, с его точки зрения, было сказать правду или полуправду, чем ложь, которую проницательный Виктор не медленно распознал бы. У Марса в тот день был спрятан в одежде крошечный микрофон, подсоединенный к мини-магнитофону. Сегодня микрофон с магнитофоном были у него опять при себе.
