булавочную головку, яблоко не двигалось, веки не смыкались. Словно завороженный, Егор не мог отвести взгляда от вареного глаза. Смотрел не моргая, и не смел шелохнуться. Он позабыл про комнату, дом, Марию Афанасьевну, осень и темень за окном. Весь превратился в зрение. Впился взглядом в глаз старика. Радужка постепенно наливалась цветом и через минуту приобрела обычный бледно – серый окрас с неравномерной пигментацией, напоминающей срез топаза. Веки моргнули. Зрачок сузился, и Егор ощутил на себе взгляд. Глазные яблоки пошевелились, обозревая нависающего Егора, все еще с занесенным кулаком. Губы старика дернулись и остановились. Только сейчас Егор заметил на правой скуле капитана набухшую кровяную каплю, напоминающую бусину.
– Прошу прощения, – прошептал Егор, часто моргая. Под пристальным взглядом опустил руку. Разжал пальцы и показал смятый кластер «феназепама». – Это вам, чтобы спалось крепче. – Он положил лекарство на прикроватную тумбочку и, ощущая на спине враждебный взгляд, вышел из спальной.
Аппетит пропал. – Извините, Мария…, я вспомнил, что меня ждут. Надо идти. Извините, – Егор прошел в прихожую, быстро оделся.
– Куда ты, Егорушка? – старушка с ножом в руке стояла на самотканой из разноцветных лоскутов дорожке и с удивлением смотрела на Егора.
– Извините, мне очень надо… идти. – Страх отголоском бродил по телу, пуская по спине мурашки. Вареные глаза впечатались в память и упорно не позволяли думать ни о чем другом. Глаза перетекали в тварь на лице, затем в зонтикоподобные кожистые присоски и снова набирали жуткую выпуклую желтизну с черной точкой посередине.
Он сбежал по крыльцу. Сбивая капли с мокрой травы направился к калитке. Он уже взялся рукой за ручку, когда его взгляд остановился на чернеющем в глубине сада сарае. Припомнился взгляд старика через окно. «Он ведь постоянно туда смотрит», подумал Егор. Обернулся на входную дверь. Та была уже закрыта. Должно быть, Марии Афанасьевне стало прохладно и она отложила долгие проводы. Бегом Егор вернулся по тропинке, обогнул дом и через заросший сад, по мокрой траве, продираясь сквозь голые кусты смородины, крыжовника, по каменным плиткам, почти полностью вросшим в землю, подбежал к старому сараю. Стальной замок поблескивал в свете прорывающегося в окна дома. Егор припал к влажным, пахнущим гнилью доскам и попытался заглянуть внутрь сквозь щель между дверью и косяком. Ничего нельзя разглядеть. Сплошная черная стена. Егор обошел сарай. У боковой стены спутанная падшей травой стояла спинка от железной кровати с шишечками на стойках. Ей-то он и вырвал петлю, продев ножку между железной накладкой и дверью. Трухлявая доска поддалась легко. Как раздробленный гнилой зуба, посыпались труха и щепки. Егор достал из кармана куртки мобильник и включил экран. Выставив его перед собой, шагнул внутрь. Здесь сильно пахло собочатиной. Почти весь сарай был завален клетками. Егор некоторое время стоял в ступоре. Его взгляд перепрыгивал с одной решетки на другую. Прутья хищно поблескивали в блеклом свете.
Присмотревшись, Егор обнаружил, что почти все клетки были новыми, лишь одна с открытой дверцей стояла в углу на дощатом, местами сгнившем и провалившемся полу.
Егор не помнил, как оказался в квартире. Есть не хотелось. Он бродил из комнаты в комнату. Бродил бессмысленно, покусывал губу и ни о чем не думал, только раз за разом прокручивал в голове увиденное в спальне капитана. Иногда он останавливался, брал со стола на кухне пачку, выбивал сигарету, прикуривал и ходил дальше, не замечая, грязных следов от ботинок и, того, что все еще в одежде. Он пытался делать выводы, соединить кусочки головоломки, но ничего не получалось. Вареный глаз сменяло существо, затем оживающий глаз, потом кожистые присоски, капля на скуле и снова вареный глаз. Он словно зациклился, пластинка вертелась, а игла все никак не могла сдвинуться с места. Он чувствовал, что нащупал что-то важное, что увидел страшную тайну, но как с этим поступить, понятия не имел. Одновременно Егор сознавал, что надо что-то делать и не знал что. Он был один. Один знал о невидимой мерзкой жизни. Иногда он озирался, вытаскивал из кармана линзу и осматривал комнаты. В какой уже раз заглянул под кровать, под шкаф, за занавески, в мусорное ведро, облазил тумбочки на кухне, пространство за холодильник.
Под потолком висит белесое набухшее брюхо с плавниками. Дым от сигареты клубится, тянется вверх, обтекает рыбье тело, плющится о потолок. Егор ходит по комнатам. Наконец останавливается. Хлопает себя по карманам куртки. Выуживает из левого упаковку с плавательными очками. Минуту рассматривает, затем решительно вытаскивает их из пластиковой упаковки. Идет быстрым шагом на кухню. Распахивает створку навесного шкафа, достает коробку с медикаментами, вываливает содержимое на стол и судорожно начинает копаться в тюбиках, пузырьках, таблетках выискивая пластырь. Он находит его. Порывисто, без сожаления выдергивает резиновый ремешок из ушка плавательных очков. Тот выскальзывает и больно бьет по ладони. Егор не обращает внимания. Он видит конечную цель, весь в нетерпение сделать задуманное. Рвет второй край резинового ремня. Дужка не выдерживает и ломается с хрустом. Егор достает и кладет на стол уцелевшую часть очков капитана. Ему не сразу удается поддеть ногтем край ленты пластыря. Он злится, скрипит зубами, хочет сделать быстрее. Наконец все готово. Он вертит в руках дело рук своих. С минуту смотрит на очки, затем, пристраивает на переносицу, держит левой рукой, а правой натягивает ремешок на затылок. Готово. Смотрит по сторонам. Медленно обводит взглядом комнату. Резинка не мешает второму глазу потому, что она идет наискось, как у пиратов. Егор доволен. Закуривает и с сигаретой в зубах снова обходит комнату. Сжимает, разжимает кисти, словно демонстрирует сам себе, что теперь руки свободны. В теле ощущается усталость. Подкатывает голод. Рыбы нет!
Хлеб с колбасой и жидким чаем быстро умерили аппетит и подарили приятное чувство сытости. Перед сном Егор выкурил еще сигарету и, стараясь больше не ступать на «зыбкие пески», закрыл глаза. В эту ночь ему опять ничего не снилось.
Встал рано, без будильника. Три с половиной часа бесцельно слонялся по квартире, садился перед телевизорам, переключал каналы, снова бродил, заходил на кухню, хватал куски, три раза наливал чай, курил в форточку, когда, наконец, решил, что пора одеваться и идти в контору. Все равно пришлось ждать Изотову. На его приветствие она, едва взглянув, сухо поздоровалась. Егор уловил ее настроение и не лез с разговорами. В неловкой, гремучей тишине бухгалтер сняла куртку. Егор ждал, перебирая резиновым ремешком в кармане.
– Тебе сегодня к Хазину продукты и к Шаламову тоже продукты. Отнесешь еще письмо из центра протезирования.
Все это она сказала, уткнувшись в бумаги на столе. Затем встала и вовсе повернулась спиной к Егору.
