склеить всё это в бессвязную историю о том, что синий и красный образуют фиолетовый, как красиво, хоть картину рисуй, но я каким-то образом понимаю, что это дикая мысль, и отгоняю её. Я заставляю глаза, которые воспринимают комнату как движущиеся углы, а не статичную реальность, сосредоточиться на копировальных аппаратах, где люди в чёрном загнали в угол Генри и Брэда.
Худшее, что я когда-либо могла себе представить, происходит именно сейчас: Лену бьют железной трубой, а я наблюдаю, в замедленной съёмке и под углом, как один из мужчин наносит Генри удар в живот или в бок, трудно сказать. Генри падает на пол, задыхаясь. Я кричу, я знаю, что должна кричать, хотя и не слышу своих криков, потому что человек в чёрном кричит другому — заткни эту суку. Я не понимаю, почему я слышу их голоса, но не слышу криков любимого мужчины.
Человек с железной трубой бьёт Брэда по правой голени, и Брэд падает на пол. Он кричит в агонии, а я смотрю, как кровь хлещет из тела Генри, моего Генри.
Господи, нет. Потому что человек с ножом перестаёт нависать над Генри, хотя, видимо, собирался воткнуть нож ему в висок. Так говорит мне мой мозг, и поэтому я кричу.
Человек с ножом идёт ко мне и кричит: «Заткнись!» А потом наклоняется и вопит мне в лицо: «Где он, чёрт возьми? Где жёсткий диск с тем, что вы отсканировали?»
Из его нагрудного кармана выпадает визитка. Не думаю, что он это заметил.
Я качаю головой — нет, нет, нет. Я не могу ему ответить. Моё сердце, мой мозг, каждая моя молекула сосредоточились на Генри. Мне нужно добраться до Генри. Мне нужно добраться до Лены. С моего лица стекает кровь, или со лба, я не знаю. Я вижу копировальные аппараты, людей, ящики и полки в углах, множество углов и туннелей, и всё это смещается в сторону.
Генри истекает кровью на полу, я вижу его глаза, он просит меня остановиться. Значит, я должна ползти к нему.
Человек с ножом вдавливает ботинок мне в спину и швыряет меня на пол, будто я черепаха под натиском человеческой руки.
— Где этот чёртов жесткий диск?
Брэд плачет на полу, держась за сломанную ногу, по его лицу текут слёзы и сопли.
— Пожалуйста, прекратите, пожалуйста. Вот, вот они, берите. По одной на каждый аппарат. Господи, я прошу вас, вот они все.
Человек с ножом оставляет меня в покое, выхватывает флешки у Брэда и кричит ему сверху вниз:
— Это всё?
— Да, да, — бормочет Брэд. Он по-настоящему плачет, его лицо красное и перекошенное. — Господи, это всё. — Он смотрит убийце в глаза и рыдает.
— Давай, — говорит человек с ножом человеку с трубой. Он достаёт их кармана куртки маленькую банку с жидкостью и заливает ею все двадцать пять ящиков доктора Хоффа. Потом вновь берётся за трубу и выбивает всё дерьмо из обоих копировальных аппаратов, и он знает, куда целиться — прямо в жёсткие диски, на которых могут храниться эфемерные копии всего, что мы отсканировали. Он зажигает спичку, бросает её на коробки, которые облил, и все оригиналы сгорают.
Потом он бросает флешки на пол и вдребезги раздавливает ботинком.
Вот и всё. Больше нет кусочков нашей головоломки. Больше нет доказательств. И теперь я не сомневаюсь, что они охраняют и другие архивы с подпольными записями по всей стране, так что у нас нет шансов туда попасть, даже будь у нас контакты, а у нас их нет. Эти твари либо запрут нас здесь и подожгут, либо убьют, раз уж они уничтожили все копии улик. Человек с ножом подходит к Генри, который свернулся калачиком в углу, и вновь поднимает нож, а я не могу пошевелиться, я не могу пошевелиться, потому что мой мозг считает, что я черепаха, хотя я знаю, я вижу, что человек, давивший на меня сапогом, теперь вот-вот пырнёт Генри ножом.
Дверь в подвал позади меня с грохотом распахивается, и я слышу крик женщины:
— Стойте, суки!
А потом слышу хлопок, второй хлопок и вижу, как человек с ножом и человек с трубой падают на пол.
Прежде чем потерять сознание, я успеваю поднять глаза с пола на дверной проём и вижу Самеру с пистолетом и Сесилию у неё за спиной. Внезапно становится ясно, что я не зря взяла с собой Самеру и что подготовка не бывает излишней.
На полу, прямо возле меня, я вижу удостоверение личности, видимо, выпавшее из кармана человека, давившего ботинком мне на спину. Из последних сил я запихиваю его в карман, и меня вырубает. Господи, что же они сделали с Леной и Генри, моими самыми дорогими людьми. Любимые мои, любимые, пустота, белый свет, небытие.
Глава двадцать вторая
Я просыпаюсь от бешеных звуков урагана за окном отделения скорой помощи. Пронизывающий ветер, ветки деревьев царапают здание снаружи. Вторник.
Входит медсестра и спрашивает:
— Очнулись?
— Что с Генри? Что с Леной? — Я изо всех сил пытаюсь приподняться на локте на плоской кровати.
— Успокойтесь, пожалуйста. Расслабьтесь. — Она нажимает на кнопку, и изголовье кровати приподнимается. Она смотрит на мой кардиомонитор. И я тоже. Сердце мечется во все стороны.
— Что с ними?
Она глубоко вздыхает, встаёт у моей кровати и смотрит на меня сверху вниз. Очевидно, она не собирается отвечать на мой вопрос, пока я не лягу и не перестану кричать. Так что мне не остаётся ничего другого.
— Хорошо, спасибо. Ваши друзья будут в порядке. У Лены довольно серьёзный перелом руки. Она в травматологии. Генри в хирургии, ему зашивают колото-резаную рану. Жизненно важные органы не пострадали, его просто нужно подлатать и перелить немного крови. Хорошо, что вы, ребята, были на территории больницы и так быстро попали в реанимацию. Это спасло вам жизнь.
— А Брэд?
Она наклоняет голову вправо.
— На соседней койке. У него сломана голень, но мы уже приняли меры. А вы не хотите узнать, как вы?
— Конечно хочу. Да. Да.
— Кажется, они действительно хотели вас прикончить, потому что вам досталось и трубой, и ножом. Едва вы открыли дверь, вам как следует ударили по черепу, а тот, что с ножом, полоснул вам по левой щеке, сказали ваши друзья. Довольно глубоко. Кость задета. Вам наложили двести швов, милая моя, и похоже, вам понадобится пластика. Врач ещё обсудит с вами этот вопрос.
Я отворачиваюсь, уже не в силах сдерживать слёз.
— Но Генри в порядке?
