узнать правду хотелось — раз и навсегда.
— Нет, — вздохнула Халлела. — За скандал. Я же по наивности рассказала следователю всё как было. И про купленную девчонку, и про то, что эти два урода давно так развлекались и даже вроде не особо таились. Там столько грязи вскрылось, клан муженька и моя семья неплохое состояние спустили, чтобы замять. А я упиралась. Наверное, отец до последнего надеялся, что угроза отсечением заставит меня передумать. Кто ж знал, что во мне столько упрямства. Я и сама не подозревала.
— Та девушка выжила?
— Понятия не имею, — вздохнула Повилика. — Где она, что с ней — я даже имени её не знала. Сейчас-то уже наверняка умерла, сколько времени прошло! Люди недолговечны. И про следователя тоже непонятно…
— А с ним что?
— Вот и я не знаю. Надеюсь, ничего плохого. Он мне показался очень порядочным и принципиальным, мы с ним поначалу вместе упирались, а потом я его уже не видела. Могли и его… замять. Как-то не приходило в голову выяснять. Сначала не могла, потом не до того, а потом и других дел хватало.
Некоторое время они так и лежали. Халлела вяло перекатывала в голове пустые мысли, не цепляясь ни за одну. Хотелось стянуть неудобный мешковатый сцар, выполнявший обязанности ночной сорочки. В голове неприятно пульсировала тяжесть, словно на неё наваливали и снимали мешок с песком. А еще не давал покоя вопрос, что такое придумали эльфы для ограничения магии, если её отрезало вовсе. Наверное, стоило спросить у врача или кто там её раздевал, потому что сейчас ничего подобного не ощущалось, а значит, артефакт, производивший нужный эффект, сняли. Или это было какое-то вещество?
О таких мелочах думалось гораздо проще, чем о чём-то важном и серьёзном — подобные вопросы вызывали ступор и мандраж. А с другой стороны, зачем об этом важном слишком много размышлять, если — вот оно, рядом?
— Давно хотел спросить. Что значат эти узоры на твоей коже? — проговорил Шахаб, невесомо пройдясь пальцами по предплечью женщины, расслабленно лежащему у него на груди. — И кто их нанёс?
— Природа, — со смешком ответила Халлела сквозь полудрёму, в которую успела погрузиться за время тишины. — Они сами проступили, такая вот странная пигментация. Насколько знаю, они всегда проявляются, просто разного цвета. Вроде из-за обрыва каналов. Энергетические фингалы.
— Они красивые, — возразил он, явно недовольный пренебрежительным отношением. — А ты так и не ответила.
— За что? — лениво отозвалась Халлела.
— О том, что ты согласна выйти за меня замуж. Не бойся, тебе понравится!
Повилика тихо захихикала ему в грудь.
— Как тебе это выражение глянулось. Но мне-то ладно, а тебе? Мне кажется, ты всё это сгоряча и не подумав. Твоя мать, конечно, отказалась от идеи меня придушить, но это пока. До тех пор, пока ты не сообщил о серьёзности намерений.
— В пропасть, — буркнул он. — Это она выбрала себе корону. А я выбираю тебя.
— Везёт мне на сумасшедших мужиков, — заметила эльфийка с иронией.
— Подобное к подобному, — легко отбил Шахаб. — Я люблю тебя, и мне плевать, насколько это ненормально.
Халлела глубоко вздохнула и прижалась к нему крепче. Шайтар говорил слишком веско и серьёзно для того, чтобы заподозрить его в легкомыслии, да и не тот характер, чтобы болтать попусту.
Странно, очень странно повернулась жизнь в этих горах, в шайтарском плену.
Но что она, совсем дура — отказываться от подобного?
* * *
Невзирая на требования эльфов, очередную встречу с пленниками проводили всё там же — в изоляторе. Бывшие сотрудники лаборатории вообще за прошедшие недели больше ничего не видели, кроме этих стен и небольшого внутреннего дворика для прогулок. Люди и полукровки переносили заточение куда лучше своих эльфийских коллег, которых отсутствие растений и камень вокруг угнетали гораздо сильнее самого факта заключения.
Хуже всего пришлось Илониэлю Белому Ясеню. Настолько, что к сородичам он присоединился только недавно, а первое время провёл в лазарете. Ему пришлось переживать не только заключение в четырёх недружелюбных стенах с заглушенной магией, но и жестокий абстинентный синдром: эльфийский лист парню в камеру не приносили.
Илониэль сначала думал, что не переживёт всего этого, потом — мечтал умереть и больше не мучиться. Но равнодушный и немногословный тюремный врач своё дело знал, молодого эльфа привели в чувство и вернули к остальным — еще более бледного, похудевшего до полупрозрачности, апатичного, но — живого. В первую встречу с ним консул Нового Абалона попытался устроить скандал и поднять бучу из-за того, что парня едва не уморили, в ответ на что представитель Внешнего Свода с каменным лицом и внутренним злорадством предоставил результаты анализов, включая любовно сохранённую медкарту из лаборатории, и очень вежливо поинтересовался, точно ли консул хочет шумихи в прессе. Скрипя зубами, тому пришлось отказаться от претензий.
Пленникам обещали скорый обмен и возвращение на родину, но время в заключении казалось вязким и нескончаемым. Если Сантиаль и даже профессор, с которыми Илониэль делил камеру, держались стойко и верили обещаниям, то сам молодой техник просто плыл по течению, не выходя из лёгкой, но оттого не менее реальной депрессии, не вызывавшей у тюремщиков сочувствия.
На очередное свидание с представителями посольства их опять свели всех вместе. Это первый раз водили по одному, а потом шайтарам надоело, и время встречи сократилось. Собирали их на одном из подземных этажей, в присутствии вооружённой охраны, и вряд ли кому-то пришло бы в голову попытаться сбежать из этого каменного мешка.
Зал, кажется, предназначался для проведения судебных заседаний. Профессор грустно шутил, что и расстреливали, наверное, здесь же — гладкие каменные стены и пол позволяли делать это без особых затруднений, здесь даже мебель была каменная, — но остальные товарищи по несчастью этого юмора не одобряли. Наверное, потому, что уж очень правдоподобно звучало. Вход в прямоугольный зал располагался посреди узкого торца, там же стояло два ряда по четыре длинных каменных скамьи. Посреди комнаты имелся стол и еще одна скамья — словно место учителя перед учениками. А вот пустое пространство в дальнем конце помещения вызывало неясную тревогу и неприятные подозрения.
Сегодняшняя встреча опять началась с претензий консула о том, что привели не всех. О каких военных шла речь — бывшие работники лаборатории понятия не имели, а вот судьба Повилики вызывала обсуждения. Большинство версий начинались с того, что унёсший её шайтар замучил стервозную начальницу до смерти. Одобрения такое решение не вызывало ни у кого, но понимали бывшего пленника все: каждого в какой-то момент работы под началом этой женщины посещало желание убить
