— Лал! — Взволнованный возглас Дэна заставил вздрогнуть Салли, вглядывавшуюся в тесно сомкнутые ряды. Столько всадников и коней — и все такие похожие; ну как тут найти даже собственного сына? А уж Моппингара один только Дэн мог узнать среди этих тысяч лошадей. Тут было столько коней темно-гнедой масти с белыми мордами. И столько солдат в форме хаки, с начищенным до блеска поясом, в фетровой шляпе с пучком перьев эму, в крагах и с винтовкой через плечо — и все такие же загорелые и стройные, как Лал. Салли казалось, что все эти австралийские мужчины и юноши — ее сыновья, и каждый из них был ее Лалом.
Но следуя за взглядом Дэна, Салли увидела мерно покачивающийся круп лошади, а, приподнявшись на цыпочки и изо всех сил вытянув шею, заметила и загорелое, повернутое к ним вполоборота лицо Лала: из-под полей шляпы блеснули улыбкой его смеющиеся глаза. Мгновение — и Салли уже видела только широкие плечи Лала да его затылок.
— Видела, мама? — торжествовал Дэн. — Моп узнал мой голос, и Лал еле сдержал его.
Салли кивнула. Все поплыло у нее перед глазами, в ушах стоял гул, бравурная музыка долетала до нее лишь нестройными каскадами звуков. На секунду она вся как-то обмякла, и тьма плотным кольцом обступила ее. Но толпа вокруг теснилась и волновалась, и скоро Салли тоже передалась частица общего возбуждения. Только что Лал был здесь — и вот его нет; он проехал вместе с сотнями других одетых в хаки людей, словно застывших на своих вышколенных конях.
— Перти! Перти! — пронзительно закричала Тереза.
Салли отчетливо различила худощавое, резко очерченное лицо воина из рода Моллой, ныне солдата легкой кавалерии, такого же сильного, ловкого и складного, как и все остальные.
— Отличная воинская часть — лучше нельзя! — пробасил старый полковник. — Побольше бы таких молодцов — тогда бы и потомство у нас было отличное.
— А много ли из них вернется назад, чтобы дать нам это потомство? — с горечью спросила Салли.
— Мы дорого платим за нашу империю!
— Мы платим? — вспыхнула Салли. — Это кто же платит? Да никакая плата не сравнится с той, какую придется заплатить этим мальчикам. Империя не стоит этого.
— Что такое?! Да черт вас побери…
Но тут толпа, хлынув за уходящими войсками, увлекла с собой и Салли. Вслед ей неслось возмущенное брюзжанье полковника:
— Уж эти мне красные оборванцы! Вот где опасность! Что? Перестрелять их всех!
Глава XXVI
После парада Лал примчался повидаться с родными; с его появлением в пансионе сразу стало шумно. Он вошел в дом веселый и смеющийся, слегка размахивая на ходу руками и звеня шпорами на начищенных до блеска высоких сапогах. Задев за подставку в холле, он свалил горшок с цветами и тут же бросился обнимать Салли, извиняясь за свою неловкость: после улицы здесь так темно, что он и не заметил этой проклятой штуки. Потом он сгреб Дэна и принялся тискать его и трясти, спрашивая, какого черта ему понадобилось будоражить Моппинга, так что тот вдруг стал рваться в сторону и опозорил весь полк.
— Да где же он, Лал? Как бы мне посмотреть на него?
Дэн хотел немедленно мчаться в конюшню — найти Моппинга и поглядеть, как ему живется в армии. Но у Лала были другие планы.
— Мы все сейчас поедем в Котсло! — весело заявил он. — Дик с Эми живут там в маленькой гостинице, а у Норт-Бича отличное купанье. У меня там как раз свидание с одной девушкой в пять часов у третьего волнореза.
Лал настоял на том, чтобы взять такси, и не более чем через час они уже были на пляже. Дик и Эми, в купальных костюмах, поджидали их, валяясь на песке.
Лал с Дэном, не теряя драгоценного времени, натянули на себя купальные трусы и бросились в воду, а Салли, усевшись на песке, следила за ними взглядом: вот они поплыли к выступающим в море волнорезам — волны прибоя, перекатываясь через них, разбиваются о берег, обдавая пеной стайки смеющихся юношей и девушек. Дик и Эми немного поболтали с Салли, а потом тоже побежали к воде и ласточкой бросились в волны с легкостью и грацией людей, привыкших к морю.
Эми ведь немало летних месяцев провела здесь, в Котсло, вспомнила Салли, а Дик научился плавать и нырять в Сиднее.
День был восхитительный, жаркий, легкий ветерок чуть рябил морскую гладь — лишь у самого берега вскипали три зеленых вала прибоя.
Салли пожалела, что у нее нет купального костюма, — хорошо бы побарахтаться с ребятами в воде. Кажется, совсем еще недавно она была такой же юной, как Дэн, и резвилась с сестрами у моря. Летом семья на две-три недели непременно выезжала из Ворринапа на побережье в фургоне или верхами. В тот год, когда с ними поехал Моррис, мать сделала всем девочкам новые купальные костюмы — нелепые одеяния из синего в цветочек ситца или красной с турецким рисунком ткани: длинные панталоны и юбки совершенно скрывали фигуру. Даже мать и та окуналась в воду, облачившись в старый халат и широкополую соломенную шляпу. Салли так и видит, как она плескается у самого берега, и лицо у нее довольное-довольное.
Разумеется, никто не собирался показывать Моррису барышень Уорд в купальных костюмах. Но мало ли что может случиться на морском берегу! А вдруг Сесили или Грейс зайдут на глубокое место и их придется спасать. Салли улыбнулась, вспомнив, какое богатое воображение было у ее матери — вечно ей мерещились всякие ужасы.
Отец с Моррисом и Бобом купались на глубоком месте по ту сторону мыска. Там они могли плавать без костюмов. Салли не нравилось плескаться под наблюдением матери на так называемой женской половине большой, защищенной со всех сторон бухты. Они с Фэн еще детьми выучились плавать, и иной раз, когда отец с Моррисом и Бобом отправлялись на весь день ловить рыбу к Мысу Натуралиста, они убегали туда, где поглубже, раздевались догола и пытались нырять.
Неужели эта сидящая здесь немолодая женщина с поблекшим лицом и серебряными нитями в волосах — та самая девушка, что бросалась в воду со скалы на южном побережье, не стыдясь своей наготы? Словно сквозь сон, видела Салли синеющий позади лес, а впереди искрящееся на солнце, убегающее вдаль море. Вот бы подивились ее сыновья, узнав о ее проделках! И как возмутилась бы ее собственная матушка, увидев нынешних юношей и девушек, купающихся вместе, в коротких, плотно облегающих трико, которые подчеркивают каждую линию и изгиб их стройных юных тел.
Салли задумалась. Вон там, в море, резвятся се сыновья. Сколько времени прошло с тех пор, когда она с матерью и сестрами отдыхала на южном берегу! Давно не купалась она в море, давно с наслаждением не отдавалась на волю пенистого прибоя.
Море звало ее сбросить одежду и погрузиться в сверкающую под солнцем воду. Сегодня оно было цвета лиловых гиацинтов, до самого горизонта окутанное, словно вуалью, знойным маревом. Марево то опускалось, то подымалось, колеблемое легким ветерком, который вздымал крошечные гребешки пены на зеленых, набегавших на берег валах. Но у нее не было купального костюма. Разве может она позволить себе такой черный шерстяной костюм, как у Эми? Нет, думала Салли, конечно, нет. Было бы глупо истратить столько денег на вещь, которая понадобится всего несколько дней. А что если завтра взять что-нибудь напрокат вон в той купальне, что виднеется вдали? Но кто знает, что будет завтра? Да и много ли осталось таких «завтра» до отъезда Лала? Он и сам не знал.
Дик говорил, что вон те длинные серые громады, видневшиеся на рейде, — военные суда, а те большие корабли, что стоят у причалов во Фримантле, — должно быть, транспорты.
Тут, на пляже, не верилось, что где-то идет война, о которой только и говорят кругом; здесь, под горячим солнцем, все дышит таким миром. Юноши и девушки, беспечно смеясь, плещутся в море — среди них Лал и другие солдаты, приехавшие освежиться после парада. Всего каких-нибудь два или три часа назад они проезжали по городу в полном боевом снаряжении, с суровыми лицами, а через несколько дней, возможно, уже будут на борту транспорта, который повезет их, рассекая голубые воды, мимо острова Ротнест туда, за горизонт. Куда? Никто точно не знал, если не считать слухов, что на сей раз австралийские войска будут, по-видимому, посланы в Египет, а не во Францию. Там, за бледно-голубой кромкой неба и туманным горизонтом, где исчезнут скоро эти мужчины и юноши, унесенные военными транспортами, идет страшная, кровопролитная война.
Но не надо думать об этом и не надо думать о Моррисе и Томе, повторяла себе Салли. Она перевела взгляд на пристани и белые крыши зданий Фримантла, поблескивавшие в туманной дымке. Мысль о серых каменных стенах тюрьмы, затерявшейся среди них, заставила больно сжаться ее сердце. Просто невероятно, что Моррис и Том сидят там взаперти, вместо того чтобы быть здесь, на пляже, с родными.
Лал и Дик ездили к ним на свидание, и Лал сказал ей в такси по дороге сюда, что его очень беспокоит отец.
