сборном домике с окнами, крест-накрест забитыми досками. Дверь оказалась запертой на засов снаружи. Оно и понятно – ведь закрывали не для того, чтобы не впустить, а чтобы не выпустить. Толик осторожно отодвинул щеколду, заглянул внутрь и кивнул Мартине. Она зашла первой, Косорылый пристроился возле двери – у выхода он полезнее: мало ли, сунется кто? Да и незачем ему идти внутрь, еще напугает.
На полу, от стены до стены, были набросаны матрасы, на которых сидели пятеро детей – старшая выглядела лет на двенадцать, самый младший – лет на шесть. Пять пар глаз настороженно уставились на вошедших.
Мартина, как могла, постаралась успокоить детей. Говорила, что пришла специально, чтобы помочь им, чтобы отвести домой, к родителям. Они слушали настороженно. Интуитивно она потянулась к самому маленькому. Соскучившись по человеческому теплу, он охотно принял ласку, прижался к Мартине. Старшие тоже вроде бы были готовы довериться ей, однако все испортила лохматая пигалица с портретом Че Гевары на футболке.
– Никуда мы с вами не пойдем, – категорично заявила она.
Мартина опешила, а Косорылый, дежуривший у дверей, мысленно обругал девчонку: «Вот поганка!»
– Почему? Неужели ты не хочешь домой? – Мартина старалась не показывать своего раздражения.
– Хочу, – ответила «поганка», – но с вами не пойду.
Вот ведь маленькая дрянь! И говорит за всех, как будто имеет на это право. Ну ладно малыши ее слушают, но почему молчат те, кто старше?
– Почему ты отказываешься? Не надо нас бояться, мы хотим тебе только добра, – Мартина говорила спокойно.
На слово «бояться» девчонка презрительно хмыкнула.
– Во-первых, я вас не знаю, – процедила она, пристально буравя Мартину настороженным взглядом, – а папа учил меня не доверять незнакомым, особенно тем, кто «хочет добра». Во-вторых, за нами скоро придут те, кто нам действительно поможет.
– Но… – Мартина выглядела расстроенной.
– Даже если вы не врете, то что вы можете? Вы знаете, как не вляпаться в «кисель»? Как распознать «расколотку»? Что делать, если вас коснулась «грива»? Опасна ли «паутина»? – Глядя на растерянную Мартину, «поганка» хмыкнула: – Я так и думала. Так как же вы нас выведете из Зоны?
Время поджимало, давно нужно было свалить отсюда, а Мартина явно далека от того, чтобы дети ее послушались, и Косорылый не выдержал. Он выбрался из своего угла, подхватил на руки шестилетку.
– Дамочка, может, и не отличит «паутину» от «гривы», а вот я на раз. Тебя еще в проекте не было, когда я в Зону как к себе домой шастал. Так что мы выходим, а ты можешь остаться, – заявил он «поганке». – Пусть злые дядьки над тобой опыты ставят.
Остальные дети потянулись к двери, но только не она. Девочка заметалась, хватая их за руки.
– Нельзя уходить! За нами должны прийти! Она сказала ждать!
Косорылый погнал детей к выходу. Никуда эта пигалица не денется, успокоится и пойдет следом, думал он, да только ошибся. Нужно было оставить паршивку там и спасать остальных, однако Мартина решила иначе, начала уговоры да выяснения, вот и дождались охранника, решившего проверить мелких. Косорылый с ним справился, но шуму наделал.
Толик вздохнул, заканчивая:
– Детей снова заперли, Мартину забрали. Прихватили и «поганку» – она все похитителям своим папой грозила. Мне съездили пару раз по морде и бросили сюда.
– Девочку наверняка уже начали готовить к контакту с Аномалией, – догадался Гончар, – но зачем они увели Мартину? Неужели настолько джентльмены, что посчитали вонючий подвал недостойным местом для дамы?
– Вряд ли, – задумчиво протянул Симанский, внимательно слушавший рассказ Косорылого. – Скорее всего, они просто знают, кто она такая. – И объяснил для Олега: – Она жена человека, вращающегося в тех же кругах, что и господин Меркулов, глава «Меркурия», а акулы друг друга не жрут.
Олег задумался. Да, наверное, Павел прав. Или не прав. Если они все знали про Мартину, то знали и про ее сына, так почему же похитили его? Неужели не было другой кандидатуры? Надо будет с ней поговорить, если, конечно, еще представится когда-нибудь возможность поговорить.
Из задумчивости Олега вывел Косорылый. Толкнув его в бок, чем вызвал новый шквал боли, тот осведомился:
– Ну а ты что? Ты же собирался что-то взорвать, но вроде ничего слышно не было.
– Я тоже дал маху, – нехотя буркнул Олег. Распространяться о том, что из-за несвоевременного любопытства всех подвел, не хотелось.
Зато встрепенулся Симанский.
– Взорвать? Как это? Чем?
Олег достал из кармана банку «Кошерной курочки». В нескольких словах рассказал о дневнике Аниты и записках профессора. Лицо Симанского при этом выражало сложные чувства – сомнение, интерес, вновь сомнение.
– Понятно, что взорвать Аномалию, как планировал профессор, не получится. Если уж она ракеты за сотню километров распознала, то взрывчатку за пару десятков метров точно учует, – закончил Олег.
– А может, и не учует, – задумчиво проговорил Симанский. – Если Лазерсон так считал, значит, так оно и есть. Он умным был. А умный практик – это вам не великий стратег Даймлер.
Симанский замолчал, а потом вдруг сморщился и хихикнул. Помотал головой, задумался и уже заржал во весь голос.
– Ну и экспедиция подобралась! – выдавил он, утирая слезы. – Ученые, мать вашу… Замеры, образцы… Какие, к лешему, замеры… Мы же… Все мы ненавидим эту чертову Зону, все вместе и каждый по-своему. Я, профессор, Мартина… Разве что ты исключение. Или ты тоже с нами?
Отсмеявшись, он икнул и потянулся к бутылке. Потряс, перевернув горлышком вниз, и расстроенно пробормотал:
– Расфигачить бы эту Аномалию к псам, всем только лучше станет.
И, как это часто бывает, после веселья наступила неловкая тишина.
И тут Олег явственно ощутил, что снаружи что-то начинается. Что-то страшное. Внезапно навалилось чувство тревоги, предчувствие опасности было таким ярким, что переросло в уверенность. А потом по всей базе разнеслось мегафонное: «Резервному наряду и мобильным патрулям выдвинуться на южный участок».
Доковыляв до окна, он подтянулся, пытаясь хоть что-то разглядеть. Мимо пробежали спецназовские ботинки, одни, потом другие. Послышались напряженные голоса, крики.
Гончар подобрал с пола ветровку.
– Надо выбираться отсюда, – сказал он Косорылому. – Быстрее.
– Так заперто же, – недоумевающее пробубнил Симанский, переведя взгляд с Олега на Толика.
Но Косорылый молчал. И вид у него, насколько можно было рассмотреть в полутьме, был странный. Толик огляделся по сторонам, потом направился к противоположной от окна стене и начал ее осматривать.
– Что ты ищешь? Там ничего нет, – не вытерпел Симанский, но Толик не обратил на него внимания. Он шел вдоль стены и чуть ли не облизывал ее, то пригибаясь к самому полу, то, наоборот, вставая на цыпочки.
Гончар не следил за
