— Так поселился бы здесь, — тан Каламин не понимал проблемы мелкого. У них же свои законы бытия.
— Он не может, — вместо скотинника пришлось отвечать мне. Внятного объяснения нечисть не смог бы дать — для них это естественно, и не требует объяснений, а разум на уровне ребёнка, сам сформулировать понятный ответ не сможет. — У тех, кто ушёл с дома по приглашению, только три пути: поселиться в новом доме после завершения обряда, вернуться назад с позором или одичать в обычную не домовую нечисть. А это для них как помереть.
На каждую фразу скотинник согласно кивал, подтверждая правильность слов. Мне бы ещё вспомнить, откуда я всё это знаю. Андин успел дать только классификацию и описание нечисти. В Училище такого точно не преподавали, в библиотеке про домовых только краткое упоминание. Кажется, бабка какая-то к тану Ласто лечиться ходила и почти месяц мне на уши со всякими россказнями приседала. Слушать не слушала, но, видать, запомнила.
Наступила тишина, нарушаемая только пением птиц, ржанием и храпом лошадей в соседнем загоне и перекрикиванием конюхов из других строений. В общем, молчали только мы трое. Тан Каламин хмыкнул, почесал голову, затем бритый подбородок, зачем-то подтянул ремень на авторитетном брюшке.
— Дух-помощник, вот твой новый дом, живи в нём и помогай во всём, — немного неуверенно произнёс он явно заключительную часть ритуала переселения домового и, почему-то, посмотрел на меня. Я, не имея понятия, правильно ли сделано и сказано, перевела взгляд на скотинника. Тот, выслушав тана Каламина, быстро и незаметно преобразился. Теперь он больше не напоминал обезьянку пляжного фотографа, а стал похож на маленького мужичка в меховом тулупе и с окладистой бородой. Хвост, правда, никуда не делся, только обзавёлся мохнатой кисточкой.
— Я принимаю дом и скотину в нём, — степенно сообщил скотинник, но, так как он всё ещё висел вниз головой, вышло не так солидно. Видя, что эти двое договорились, я опустила нечисть на землю, и он тут же скрылся в конюшне.
— Что это с ним? — спросил тан Каламин, глядя вслед скотиннику, имея в виду изменение облика.
— Хозяйство принял, надо соответствовать, — с умным видом сказала первое, пришедшее на ум. — Теперь ваши лошади придут в себя. Скотинник об этом позаботится.
— Так что с ними было-то? Домашний дух же не может им навредить?
— Сознательно не может, и то, только своим подопечным. Он домой уехать хотел, чуть не загнал их. А что из конюшни никто не выходил, так скакал он в своём мире, где духи обитают.
Когда несёшь чушь, главное, делать это с умным видом и соблюдать хоть какую-то логику. Может, и правду сказала, не знаю, я про нечисть больше методы изгнания и изничтожения изучала, а не то, как они живут и работают. Но и врала, опираясь на знания, а не просто так.
Тан Каламин почесал затылок и махнул рукой, что-то для себя решив.
— Подожди здесь! — приказал тоном, не терпящем возражения, и ушёл куда-то в сторону основных построек. Я присела на перевёрнутое ведро возле большой бочки у входа и приготовилась ждать. Уходить не стоит, всё равно ещё оплату требовать, а о ней, сдуру, заранее не договорилась. Учиться мне и учиться.
— Спасибо, — из конюшни донёсся уже знакомый басок. Скотинник на свет не вышел, скромно скрывшись за дверью. — Мне немного оставалось, до луны бы не дотянул.
Я мысленно присвистнула. До полнолуния всего четыре дня, и тогда у конезаводчика появились бы намного серьёзные проблемы, чем перетрудившиеся лошади.
— А откуда ты про духов мир знаешь? Мы про него мало кому говорим.
— Не поверишь, угадала, — Я улыбнулась. — А ты смотри, работай не за страх, а за совесть, а то он мужик вроде серьёзный, как позвал, так и выгонит.
— Не стращай. Я в своём доме порядок держать буду.
Так как скотинник всё равно не показывался на глаза, я смотрела на лошадей. Вернее, на симпатичного двуцветного пони. Были и другие маленькие лошадки, но все полностью одноцветные, преимущественно вороные. Смотрятся эффектно, мощно, но как-то скучно. Этот, пепельно-серый, казалось, был вообще единственным, как среди пони, так и среди больших лошадей, кто не был одноцветным и однотонным. И вот теперь к нему прибежал конюшенный мальчишка и, запрыгнув на широкую спину прямо так, без седла и попоны, погнал куда-то, управляя одними коленями. Эх, мне бы так уметь!
Тан Каламин вскоре вернулся, ведя за собой этого самого пони, на которого успели надеть простенькую уздечку.
— Я вижу, он тебе приглянулся, так что, возьми в оплату за работу, — с этими словами конезаводчик протянул верёвку, прицепленную к уздечке.
Я от такого предложения на несколько мгновений потеряла дар речи. Руки так и тянулись взять эту оплату, но голова вспомнила о честности.
— Я не могу, — для верности даже завела руки назад. — Это слишком много, моя работа стоит, как минимум, раз в пять меньше, а, по-хорошему, все десять.
Тан Каламин улыбнулся, ничуть не удивившись отказу, но всё равно продолжал протягивать верёвку.
— Это не только за работу. Это за спасение лошадей. Ещё несколько дней, и они могли уже не встать. Один Жемчуг стоит половину ладьи. К тому же, благодаря тебе, у меня теперь есть невидимый помощник, а это тоже чего-то да стоит. Бери, не стесняйся. От чистого сердца даю!
С ощущением, будто я обкрадываю конезаводчика, я взяла верёвку.
— Твои вещи работники в сторожку перенесли, — тан Каламин махнул рукой в сторону, откуда пришёл. — Если возражений нет, тогда я, пожалуй, пойду, потолкую со скотинником. Если захочешь коня какого купить — заглядывай, продам со скидкой.
— Спасибо, я запомню, — но вряд ли зайду. Цены у него конские, хоть товар качественный и явно породистый. — А как его зовут-то? — Спохватилась уже развернув пони в сторону выхода.
— Да никак. Как назовёшь, так и будет.
Я посмотрела на пони. Вот не повезло бедолаге — несколько лет прожил безымянным, а теперь ещё из тепличных условий выведут практически на подножный корм.
— Ну что, пошли уж, Пончик, — имя само пришло на язык, даже ни на мгновение не задумалась.
— Почему Пончик? — тан Каламин замер у входа в конюшню, услышав это имя.
Я пожала плечами.
— Это пони. Так как мальчик, то понь. Но он небольшой и милый, значит, Пончик. К тому же он несколько круглый, — пояснила цепочку ассоциаций. Тан Каламин с видом «бывает и не такое», скрылся в конюшне. Наверно, у них тут есть какие-то свои принципы или традиции давать имена лошадям, а тут я с Пончиком.
Вещи, что оставила у забора, когда пошли осматривать лошадей, действительно перенесли в сторожку у выезда с конюшен.
— Наконец, нашёлся чалому хозяин? — спросил один из рабочих, перебирая кучу верёвок и ремней. Другой рабочий прикидывал, как бы половчее привязать мою поклажу. Свободного седла или чего-нибудь подобного, что можно было бы купить, у них не было, пришлось пользоваться тем, что есть.
— А что, проблемы была его продать? — я заинтересовалась историей своего Пончика. Конечно, дарёному коню в зубы не смотрят, но узнать о возможных проблемах не мешает. Вдруг, любит кусаться, лягаться, боится бабочек или вообще, идиот?
— Не то слово! Он же чалый, благородные на него и не посмотрят. Им строго одноцветных подавай. Крестьяне предпочитают больших лошадей, не доверяют «недомеркам». Да и дорого им. А таких, что для баловства возьмёт, в округе нет. Раньше такой брак в шахты продавали, так здесь вручную возят, тоже оказался не нужен. Только на мясо и сдать. Так-то он справный, иной ломовой фору даст! И умный. Одно слово — порода.
Рабочий закончил пристраивать поклажу на терпеливо ожидающего пони и похлопал его по шее.
— Ну, бывай чалый. Верю, всё будет у тебя хорошо.
Распрощавшись с работниками коневода, я отправилась дальше. Солнце перевалило далеко за полдень, и следовало поторопиться, чтобы посветлу успеть до ближайшей деревни, благо, что транспортом я обзавелась. Пусть пока только грузовым, но на конюшне подсказали, где по дороге можно найти хорошего шорника, что подберёт седло.
