в синюю мерзлоту, которой полны глаза этой очень красивой, но такой… "сложной" латышки.
Альдона некоторое время сидит неподвижно и затем, с почти незаметным намеком на вздох, интересуется:
— Не хватиит постоянно давиить? Мое терпениее может и лопнууть…
— Я верю в тебя, ты — железная девушка, все выдержишь… даже меня!
Глумливо улыбаюсь.
Следующие минут десять мы сидим молча. Прибалтка безразлично рассматривает зал и напивающихся иностранцев, а я добродушным взглядом исследую ее точеный профиль.
Все-таки, ОСЛЕПИТЕЛЬНО красивая девица, но все делает, чтобы ЭТО как можно меньше бросалось в глаза. На сегодняшний концерт все наши дамы вырядились, а она пришла в вельветовых брюках, которые ничего не обтягивали, и в свободного кроя "размахайке" с широкими рукавами "а ля летучая мышь". Никакого макияжа, белые волосы убраны в обычный "конский хвост". С черной аптечной резинкой!
— Про Надежду не в курсее… Папа работал раньшее. Сейчас в МИДее… Ты саам знааешь.
Я настолько задумался, что даже не сразу даже понял, что слышу негромкий голос Альдоны.
— Бывших сотрудников не бывает… — быстро нахожусь, что возразить. Стараюсь разговаривать спокойно, но грозовую тучу встающую на горизонте ощущаю уже, практически, физически.
— Не тоот случаай… — сухо реагирует на мою реплику прибалтка.
— Почему это?! — во мне моментально зарождается жгучее любопытство.
Альдона уже не скрываясь морщится — этот поворот разговора ей неприятен, да наверное, как и весь разговор, в целом.
Одним, мельком брошенным взглядом, она умудряется подозвать официанта и через пару-тройку минут нам приносят еще пятьдесят грамм коньяка и два мороженых.
«Меня пытаются споить?! Надеюсь, чтобы потом надругаться!‥ Ха… на нервячок пробивает… Что-то я сейчас, да услышу…»
Давая девушке собраться с духом для каких-то сложных откровений, я активно принимаюсь за шоколадный пломбир.
Альдона долго смотрит на свою хрустальную вазочку с мороженым, а затем, без всякой логики, берет и медленно выцеживает сквозь зубы МОЮ(!) рюмку "Арарата".
Мама Альдоны умерла, когда девочке еще не исполнилось и пяти лет. Трагическая и глупейшая смерть от… банального аппендицита, летом, на отдыхе в деревне. Сначала терпела, а потом не довезли…
С того дня, отец с дочерью стали наразлучны. И в корейскую командировку, в 1962 году, шестилетняя Альдона, естественно, поехала с папой. Вопреки существовавшим инструкциям и с личного разрешения Председателя КГБ СССР Владимира Ефимовича Семичастного.
Майор Комитета Государственной Безопасности Имант Янович Веверс был командирован в Пхеньян, для работы советником при посольстве СССР, но в "братской социалистической Корее" дипломатический статус был чистой условностью. Перед новоиспеченным "советником", была поставлена ответственная и очень актуальная задача — интеграция специфических советских наработок в систему обучения корейских коллег. Для их дальнейшего использования в помощь другим азиатским "братьям по социалистической идее".
Откровенничать дочь разведчика не умела патологически, поэтому мне оставалось лишь догадываться, что одной "интеграцией", роль еённого папахена в Пхеньяне не ограничивалась. Скорее всего товарищ Веверс сделал себе имя занимаясь непосредственным планированием и осуществлением, так называемых, "тайных операций".
И справлялся со своей задачей потомственный чекист хорошо — за почти десять лет, проведенных в Северной Корее, майор дорос до полковника, получил пять орденов и множество благодарностей от самого высокого начальства на Лубянке. Сам по себе "Корейский аппендикс" уже стал мало кому интересен, но щупальца северокорейских спецслужб сумели проникнуть во все страны Юго-Восточной Азии, и полковника Веверса ждали в Москве генеральские погоны и блестящая карьера.
В Северной Корее девочка провела десять лет, первую половину дня обучаясь в школе при советском посольстве, а вторую, от нечего делать, на тренировочной базе "Моранбон" — самой секретной северокорейской спецслужбы — партийной разведке, со странным названием "35 комната". Курс полной подготовки этих элитных северокорейских диверсантов-разведчиков составлял пять лет. Альдона сумела сдать свой добровольный выпускной экзамен с четырнадцатым результатом. Из пятиста тридцати курсантов пятого курса!
Вместе с тем "папаша Веверс" заботился и о духовном воспитании дочери. Этот малоприятный тип "гестаповской наружности" оказался тонким ценителем Чехова и Бунина, поклонником Ремарка и Драйзера…
Время близилось к часу ночи и ресторан стали закрывать. Часть иностранцев перепилась до "положения лежа" и их эвакуировали до номеров сотрудники гостиницы, другая — шатаясь и горланя песни, самостоятельно стала расползаться по спящим коридорам "России".
Мы же переместились в круглосуточный бар на 16-ом этаже. Я вцепился в Альдону клещом, хорошо понимая, что если сейчас из нее все не вытрясу, больше такой возможности может никогда не предоставиться.
Вместе с тем, мне показалось… и, может быть, только ПОКАЗАЛОСЬ… что девушка сама уже не хочет останавливаться в своем повествовании, на полпути.
Закончилась "корейская эпопея" семейства Веверсов неожиданно и… дико.
Руководитель всех северокорейских спецслужб и секретарь ЦК Трудовой Партии Кореи, генерал-полковник, "Центр Партии" тридцатилетний Ким Чен Ир лично присутствовал на выпускных экзаменах и "положил глаз" на белокурую дочку русского советника.
Сделанное предложение было прямым и бесцеремонным…
— Каак в "Кавказкоой пленницее"… — Альдона усмехнулась уголками губ, — "барааны, холодильниик и путевкаа"…
Я в шоке захлопал глазами. Поворот в рассказе оказался для меня слишком неожиданным и каким-то ирреальным. Слава богу, еще хватило ума воздержаться от шуток на счет "невысокой цены"! Думаю, на этом разговор бы и закончился. Ярко-синие глаза Альдоны уже давно потемнели, буквально до цвета ночи, и, как мне кажется, дело не в полумраке, царившем в баре.
— Как такое может быть?! — я искренне недоумевал, — дочь дипломата страны-союзницы… человека, который обучает твой лучший спецназ?!
— Таам всее не таак однозначноо… — прибалтка поморщилась. Чувствовалось, что сейчас она уже говорит через силу, акцент стал совсем сильный, — К началуу семидесятыых многоее сталоо менятьсяя… Ким Ир Сеен стал ориентироватьсяя большее на Китаай… и пытатьсяя устроиить в Южной частии "второй Вьетнаам"… Москваа резко возражалаа, от того и отношенияя стали охлаждатьсяя. К тому времении, теесное взаимодействиее осталось толькоо в подготовкее разведовательноо-диверсионных сиил. Нуу, до этогоо случаяя…
— И что сделал папа? — этот вопрос я уже задавал с замиранием сердца, отчаянно не желая верить в худшее.
Альдона внимательно посмотрела мне в глаза и усмехнулась.
— Ответиил, что передааст предложениее дочерии. Потоом спрятаал меняя в посольствее и связалсяя с Москвоой. А Москваа… пообещалаа ордеен. Точнее дваа. Емуу и мнее…
— Блядь… — я разинул рот, — да, как так-то?!
Встревоженный моим восклицанием, из подсобки выглянул бармен. Кроме нас двоих, в баре больше никого не было и средних лет "повелитель шейкеров", видимо, решил передохнуть от стояния за стойкой.
— Дваа коньякаа ии ещее кофее… — голос
