сумел скрыть улыбки умиления, попросившейся на лицо от этого зрелища. Элиза приняла сверток из его рук и смущенно опустила голову.
– Спасибо. Ты не обязан был… это вовсе не…
– Прошу, давай хотя бы ты не будешь говорить со мной про мои обязанности, – с кривой усмешкой перебил он, потянулся к ней и нежно поцеловал ее, чувствуя, как ее напряженные плечи расслабляются от его прикосновения. Рядом с ней ему становилось спокойнее.
Они неспешно проследовали обратно на поляну, и Элиза быстро взбежала по ступеням крыльца, чтобы занести в дом принесенный подарок. Вивьен не мог наглядеться на то, как искренне она радуется.
Заходить с ней в дом он не стал. Вскоре Элиза вновь появилась на крыльце. Она замерла, изучающе посмотрев на него, и склонила голову.
– Тебя что-то тревожит, – скорее утвердила, нежели спросила она.
Он покачал головой.
– Нет, вовсе нет.
– Врешь, – улыбнулась Элиза, спустившись с крыльца. Приблизившись к Вивьену, она приподнялась на цыпочки и обвила руками его шею. – У тебя по взгляду видно, что тебя что-то тяготит.
Вивьен усмехнулся.
– Больше не обвиняешь во всех моих бедах бессонницу?
– Я научилась различать. И сейчас дело явно не в бессоннице.
Он вздохнул.
– Просто тяжелый день.
Элиза прищурилась.
– Это как-то связано с мероприятием на площади в городе? – испытующе взглянув на него, спросила она.
– Ты там была? – удивился Вивьен.
– Да. Постаралась одеться как можно незаметнее, чтобы не привлекать внимания. Не люблю находиться на таких мероприятиях долго, а, показавшись на них и поймав на себе хоть несколько взглядов, можно почти сразу сбежать. Если там не появляться, могут быть проблемы.
Вивьен молчал. Элиза мягко положила ему руку на плечо.
– Ты будто бы скорбишь, – непонимающе нахмурилась она. – Дело в этом мероприятии, да? Ты не разделяешь стремлений инквизиции к сожжению книг?
Вивьен раздраженно отвел взгляд и отстранился – не слишком резко, чтобы не срывать свою злость на Элизе.
– Нам не стоит говорить об этом, – настоятельно сказал он, вспоминая диалог с Ренаром. Элиза терпеливо вздохнула.
– Хочешь сказать, тебе не стоит этого говорить? – прищурилась она. Дождавшись, пока он посмотрит на нее, Элиза продолжила: – Вивьен, я явно не тот человек, кто хоть каким-то образом тебя за это осудит.
Он молчал, хмуро глядя на нее.
Элиза понимающе вздохнула.
– Знаешь, у меня… толком не было никогда возможности обучиться умению читать, – смущенно улыбнулась она. – До твоего появления. Раньше, когда мне доводилось видеть книги, я смотрела на них завороженно, и пыталась понять, что означают эти символы и знаки, которые начертаны на бумажных страницах. Они приводили меня в восторг, хотя я совсем не могла их разобрать. То, что ты сейчас делаешь для меня, когда учишь читать или писать… для тебя это может быть чем-то несущественным и незначительным, но для меня это значит очень много. – Ее глаза загорелись воодушевлением. – Когда-нибудь я ведь смогу прочитать целую книгу! Ты можешь понять, что это для меня?
Вивьен умиленно улыбнулся, но все еще ничего не сказал.
Улыбка Элизы померкла.
– Я прекрасно вижу, что книги восхищают тебя своим содержанием, не меньше, чем меня они привлекают своей таинственностью и недоступностью. Ты видишь в них очень много смысла. Поэтому я могу себе представить, каково тебе смотреть на то, как их уничтожают.
Вивьен прерывисто вздохнул. Он не ожидал, что найдет полное понимание своего отношения к сожжению книг у Элизы. Даже Ренар этого не понимал. Он сомневался, что и Кантильен Лоран мог в полной мере осознать, какие возможности теряются при процедуре уничтожения этих книг. А Элиза – необразованная язычница Элиза – смогла.
Глубоко вздохнув, он обнял ее и погладил по светлым волосам. Невольно при этом в его сознании вновь промелькнула мысль, что выражается Элиза далеко не так, как это делают обыкновенные необразованные крестьянские девушки.
И все же, отбросив привитую годами профессиональную пытливость, он не стал задавать ей вопроса о том, отчего она разговаривает, как дама знатных кровей. Возможно, когда-нибудь он поговорит с ней об этом, но не сейчас.
– В этих книгах мы могли бы найти ответы на множество вопросов. Почему люди следуют еретическим учениям? Что именно так привлекательно в них? Обладая детальными знаниями об этих учениях, мы могли бы находить в них те самые изъяны, которые лежат в глубине, а не на поверхности. Те самые, с помощью которых можно заставить людей самих начать искать изъяны в своей ереси. Мы могли бы пробудить в человеческих умах, пытливость которых так порицается, обратный процесс, и, взяв этот самый процесс под контроль, могли бы покончить с ересью. Исключить саму возможность повторного погружения в нее. Изымая у еретиков их тексты, мы приобретаем мощное оружие против них… и уничтожаем его вместо того, чтобы применять. Это просто глупо.
Элиза отстранилась и испытующе посмотрела на него.
– Ты видишь в книгах только оружие?
Вивьен поджал губы и вздохнул. Ему стоило бы прислушаться к увещеваниям Ренара и прикусить язык, однако Элизе… Элизе он все же решил сказать правду:
– Нет. Не только.
Она поняла его.
– Тебе ведь и самому интересны эти тексты. Тебе интересна их внутренняя суть. Я это вижу, Вивьен, это читается в твоей скорби, когда ты смотришь на то, как они сгорают, или говоришь об этом. Люди, которые теряют оружие в борьбе с противником, выглядят не так.
Он усмехнулся.
– Боже, Элиза! – воскликнул он, нервно хохотнув. – Боюсь, если я научу тебя читать и писать, я самолично создам нового ересиарха. Твое умение читать в людских душах и видеть суть вещей – опасно.
Девушка самодовольно ухмыльнулась.
– Все-таки подумываешь о том, чтобы меня сжечь?
– Не провоцируй, – одновременно игриво, но с присущей профессионально-угрожающей манерой отозвался он.
Несколько мгновений они молчали, глядя друг на друга. На улицу все заметнее опускалась темнота. Наконец, Элиза нарушила тишину, перемежающуюся шелестом листвы и стрекотом насекомых:
– Вивьен, ты… я лично не сталкивалась с инквизиторами до тебя. – Она неловко поджала губы. – Но что-то подсказывает мне, что ты существенно отличаешься ото всех, с кем работаешь. Взять даже Ренара. Вы знакомы давно, вы ведь, наверное, много переняли друг от друга, и все же он явно мыслит не теми, – она помедлила, подбирая нужное слово, – понятиями, что и ты. Я полагаю, что большинство инквизиторов рассуждает, скорее, как Ренар – а то и жестче – чем, как ты.
Вивьен неприязненно передернул плечами.
– Ренар… еще относительно гибок в своих суждениях, нежели большинство инквизиторов.
«Уж не знаю, к сожалению, или к счастью», – добавил он про себя.
– И ты, – она чуть нахмурилась, –
