Упавшим с неба человеком оказался тот, кто минувшей ночью стремительно исчез за пеленой дождя, не соизволив попрощаться, — взлохмаченный, красноглазый и пропахший вином Вэнь Кэсин. Его движения приобрели характерную захмелевшим людям разболтанность, а поступь стала нетвёрдой. Обернувшись, Вэнь Кэсин попытался через плечо послать Чжоу Цзышу обольстительную улыбку. К сожалению, жест, задуманный как соблазнительный, испортила пьяная икота.
— А-Сюй, ух… уходи первым! Я разберусь с ним… с ними… — пробормотал он, запинаясь и чуть ли не падая на каждом шагу.
Хотя Вэнь Кэсина мотало из стороны в сторону, словно лист на ветру, он благополучно увернулся от всех атак главы школы Хуашань, вихляя то влево, то вправо и продолжая будто бы наугад махать хлыстом. «Так уж получилось», что хлыст обвился вокруг голени Юй Цюфэна и сбил его с ног. На глазах у изумлённых зевак утончённый глава Юй совершенно неэлегантно рухнул носом в землю.
Протерев глаза, Вэнь Кэсин подошёл ближе заплетающимися шагами, похожими на кренделя танца Янгэ,[213] склонился над униженным Юй Цюфэном, помахал рукой перед его лицом и пробормотал, тяжело ворочая языком:
— Эй, ты! Двух… двухголовый! Ты… тоже перебрал с выпивкой? Зачем по земле ползаешь?
Чжоу Цзышу, наблюдая за этой сценой, поборол желание закатить глаза. Теперь у господина Вэня стало на одного непримиримого врага больше. Точнее, на целую школу Хуашань.
Тем не менее Чжоу Цзышу был искренне признателен Вэнь Кэсину за помощь. Воспользовавшись отвлекающим манёвром, он подхватил Чжан Чэнлина и был таков. У ворот Чжоу Цзышу отвязал двух лошадей и проворно закинул мальчишку на одну, а сам запрыгнул на вторую. Вздымая клубы дорожной пыли, они пустились в галоп и быстро оставили поместье Гао позади.
Увы, Чжан Чэнлин оказался паршивым наездником (он был паршивым практически во всем). Не успели они покинуть Дунтин, как мальчик начал отставать, опасно болтаясь в седле. Чжоу Цзышу мог только вздохнуть про себя. Он знал, что Чжан Чэнлин был неотёсанным брёвнышком, поэтому не ожидал от юного спутника внезапных талантов. Проскакав ещё несколько ли, они остановились возле заброшенного подворья. Чжоу Цзышу прогнал лошадей и помог Чжан Чэнлину перепрыгнуть стену. Подростку, которого с ночи мучили расспросами, был необходим отдых.
Чуть погодя кто-то выбил ворота в запустелую усадьбу. Чжан Чэнлину и без этого враги мерещились за каждым кустом. Мальчишка вздрагивал от малейшего шороха, а от оглушительного грохота он подскочил как ужаленный. Но тревога оказалась ложной — во двор ввалился Вэнь Кэсин.
Сначала Чжан Чэнлин подумал, что этот старший только притворяется захмелевшим. Но при ближайшем рассмотрении стало очевидно — Вэнь Кэсин надрался до того, что не отличал правую руку от левой. Он прошёл несколько вихляющих, спотыкающихся шагов, кружа, словно безголовая муха, а затем с глухим стуком упал на колени прямо перед Чжоу Цзышу. Потеряв равновесие, Вэнь Кэсин качнулся вперёд и ничком шлёпнулся на землю.
Чжоу Цзышу поспешил приподнять его голову — мало ли, вдруг расшибся? Лицо Вэнь Кэсина раскраснелось от обилия выпитого, но синяков или ссадин заметно не было. Вэнь Кэсин даже улыбнулся Чжоу Цзышу — самой идиотской улыбкой — и протянул обе руки, чтобы обнять его колени. Вцепившись в свою награду мёртвой хваткой, Вэнь Кэсин перекатился на бок и улёгся поудобнее, используя чужие ноги как подушку.
— Ты свалился в чан с выпивкой? — не утерпел Чжоу Цзышу.
Заплетающимся языком Вэнь Кэсин протянул:
— Угу, вчера я нашёл вино… Винный погреб… Заночевал там. Выпил… больше десяти кувшинов… Т-такое блаженство!
Он действительно не на шутку перебрал и, начав смеяться, не мог остановиться. Крепко держась за ноги Чжоу Цзышу, Вэнь Кэсин уткнулся лицом в его бедро, продолжая повторять «блаженство» снова и снова.
Не находя слов, Чжоу Цзышу наблюдал за постепенно затихающим Вэнь Кэсином, который повернул растрёпанную голову, прижался щекой к его коленям и заснул мёртвым сном среди бела дня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Чжоу Цзышу пришёл к выводу, что этот человек располагает бездной свободного времени, которое не жаль тратить на глупости.[214]
Примечание к части
∾ «Вырваться из панциря...» — в оригинале выше используется устойчивое выражение, обозначающее трусливого человека: черепаха, которая втягивает голову (缩头乌龟). А в этом месте используется сленговая фраза, которая переводится как «наглый ублюдок»: черепаха с мягким панцирем (王八). Китайское название главы: «Вырваться из скорлупы» отсылает к трансформации Чжоу Цзышу.
∾ -сюнди — 兄弟 (xiōngdì), младший брат, уважительное обращение к младшему мужчине.
∾ «Не узнаёшь папочку?» — откровенно грубое обращение, в контексте которого «папа» означает «я имел твою мать».
∾ Люсинчуй (流星錘) — «молот-метеор», китайское гасило. Металлический ударный груз, закреплённый на верёвке или цепи длиной от 3 до 6 м. Форма ударного груза может быть любой. Существуют парные «метеоры» с грузами на обоих концах верёвки. Визуализация: https://youtu.be/5VpyMOwuatQ.
∾ Хуан Даожэнь — это не имя, а прозвание. В тексте будут использоваться оба варианта — и транскрипция, и адаптированный перевод. «黄道人» дословно: последователь жёлтого пути (дао), адаптированный перевод — Жёлтый Даос. Жёлтый цвет, помимо положительных значений, символизирует непристойность, неприличие, поэтому прозвание весьма двусмысленно.
∾ Танец Янгэ — 秧歌步, или «шаги Янгэ». Популярный народный танец Северо-Восточного Китая.
∾ «…обладает бездной свободного времени...» — в оригинале Чжоу Цзышу решил, что Вэнь Кэсин сыт. Отсылка к поговорке «На сытый желудок легко наделать глупостей». Хорошо питаться — значит быть богатым и иметь досуг.
Том 2. Глава 32. Жун Сюань
Вот так эта троица ускользнула из гущи событий.[215] Поместье Гао тем временем потонуло в хаосе.[216]
Цао Вэйнин продолжал возмущаться недостойным поведением школы Хуашань, но Мо Хуайкун одёрнул его за рукав и отрывисто приказал:
— Умолкни. Сейчас же.
Цао Вэйнин хотел спросить шишу, как может тот потворствовать силам зла, когда Мо Хуайкун указал на Юй Цюфэна:
— Разве не видишь? Этот хлыщ вот-вот удавится от позора! Не лезь в то, что тебя не касается. Заткни свой дырявый рот и наблюдай с подобающим достоинством.
Цао Вэйнин с достоинством заткнулся и пару минут послушно глазел по сторонам, но вскоре не удержался и, понизив голос, обратился к наставнику:
— Шишу, вы сказали, что глава Гао и глава Чжао слишком легко позволили Чжоу-сюну похитить наследника клана Чжанов. Почему они так поступили?
Мо Хуайкун просверлил ученика колючим ястребиным взглядом и прошипел сквозь зубы:
— Твои мозги собаки съели?
Цао Вэйнин давно привык к брани шишу. Нисколько не смутившись, он искренне ждал от старшего разъяснений, но тот лишь скривился и отвернулся. Цао Вэйнина осенило догадкой гораздо позже, тогда он понял, что его мозги и впрямь пошли псам на обед. Ясное дело — даже шишу не знал ответа!
В разгар неразберихи прибыл настоятель Шаолиня Ци Му в сопровождении мужчины средних лет. Последний был худощав, одет в тёмное, резкие морщины обрамляли его сурово поджатые губы, а острые брови над ясными глазами расчерчивали лоб подобно двум мечам. Было очевидно, что прибыл незаурядный мастер, с которым шутки плохи.
Чтобы прекратить всеобщий галдёж и утихомирить спорщиков, настоятелю Ци Му пришлось применить «Рёв льва».[217] Менее опытные из собравшихся чуть не потеряли сознание от мощного звука. Воцарилась тишина. Узнав мужчину позади Ци Му, Гао Чун и Чжао Цзин поднялись для приветствия. Глава Чжао первым раскрыл личность сурового гостя, воскликнув:
— Шэнь-шисюн![218]
Цао Вэйнин услышал, что Мо Хуайкун удивлённо хмыкнул, и воспользовался поводом задать вопрос:
— Шишу, кто это?
— Это Шэнь Шэнь,[219] — нахмурился Мо Хуайкун. — Обычно глава Шэнь, словно нежная девица, не выходит из дома. Видать, боится загореть. Странно, что он рискнул белизной кожи и приехал в Дунтин.
