— Что прикажете с вами делать, господин коновал? Ты не только донжуан недоделанный, ты еще и недоделанный человек, вот в чем штука… Мне стыдно за тебя! Обидно, что я в тебе так ошибалась. Крепко прокололась!
Он извивался, побагровев от натуги. Вероятно, тоже хотел попотчевать меня коктейлем из лжи и лести, как бобер, топтавшийся за дверью. Проблема в том, что я знаю наперед все, на что хватает тощей фантазии этих моральных уродов. Убогие ничтожества! А еще называются сильным полом… Увы, и мой нежно любимый Серый Волк недалеко убежал от собратьев по стае. Только раньше любовь мешала мне замечать отягчающие обстоятельства, но теперь… Теперь меня на мякине не проведешь… Господи, как грустно! И как тошно!
Опустившись на пол, я разрыдалась безутешно, прямо как маленький Тема… Размазывала по щекам слезы тыльной стороной ладони, в которой держала тяжеленный пистолет. За стеной лежал труп — почти библейский Авель. А его брат — почти что Каин — перестал подавать сигналы бедствия с лестничной площадки. Скорее всего, его спугнули люди — должны же жильцы этого элитного муравейника хоть изредка покидать обжитые норы — выходить, чтобы выкинуть мусор или купить продукты, которые тоже вскоре превратятся в мусор. В прах и тлен… Все на свете подвержено такому печальному финалу — даже самые возвышенные, самые светлые и лучшие чувства!..
Я скосила глаза на Синева, по-прежнему извивавшегося в попытке избавиться от пут простыни. Гаевую мне и вовсе видеть не хотелось, она перестала для меня существовать.
Все, хватит сидеть и реветь!.. Направилась в ванную. Первым делом сунула пушку в барабан стиральной машины и захлопнула люк. Теперь только специально обученная собака сможет отыскать оружие, натворившее столько бед. Затем я хорошенько умылась, подержала на носу мокрое полотенце и смыла с волос коросту запекшейся крови. На макушке прощупывалась опухоль — шишка размером с еловую. Веки у меня сузились, как у китаянки, а нос разбух, формой и цветом отчетливо напоминая баклажан. Красавица, слабо улыбнулась самой себе. Досыта навлюблялась?.. Ничего, внешнее уродство — это временно, мелочи, ерунда, оно когда-нибудь пройдет, а наука быть осмотрительной останется со мной… И вообще все суета — богатство, мужья, жены, квартиры, карьера! Ничто на свете не стоит одного дня, прожитого в любви. А я целых пять лет упивалась воспоминаниями о пылком курортном романе и ни о чем не жалела. Какое счастье, что у меня была Греция!
В ванную входила мямля, рева и рохля Катрин, а вышел из нее совершенно другой человек — Екатерина Максимовна Макеева, молодая решительная женщина, способная отвечать за свои поступки. Она отлепила скотч от лица Никиты Синева и сообщила ему:
— Звоню в милицию. Пора сдаваться. Ты что предпочитаешь — жить стоя или умереть на коленях?
— Ты хочешь меня застрелить? — пролепетал он онемевшими губами.
— Не угадал! — Я предъявила пустые руки.
— А что тогда?
— Я хочу, чтобы ты выбрал: уйдешь или останешься и разделишь со мной уголовную ответственность за порчу чужого имущества.
Он молчал, глядел куда-то мимо. Мне пришлось продолжить, и, к сожалению, я сбилась с высокого бесстрастного тона на издевательский:
— Если уйдешь, будь ласков, забери с собой эту милую девушку — автора бессмертного поэтического творения про вампиров.
— На хрен бы она мне сдалась!
— Именно на хрен и сдалась. — Я откровенно упивалась временной, но все же властью.
— Развяжи меня, сил нет, как все затекло, — взмолился хлопец. — Кать, мне безумно стыдно… Я не хотел…
— А я хочу, чтобы ты знал: я тебе очень благодарна за помощь, оказанную в больнице. Ты меня действительно очень поддержал, но сегодня…
— Да я, если честно, сам от себя такого не ожидал…
Лидия снова начала виться змейкой, особенно усердно сучила ногами — они били по паркету, как русалочий хвост. Обида во мне уже перегорела и остыла, как зола. Я разлепила бывшей подруге рот, и она заегозила:
— Кать, а я не могу оставаться! Мне нельзя сталкиваться с милицией. Сама понимаешь, как отнесется к этому моя мама… Отпусти, а?! Ой, я прямо физически чувствую, как мама волнуется! А у нее давление… Сколько же сейчас времени?
Я развязала Лидку, и она прямиком сиганула в туалет. Нет бы и лужу за собой на полу подтерла!.. Оставила для меня. Девушка покинула нашу не вполне тихую обитель, не попрощавшись, не оглянувшись. А Синев не спешил уходить — закрылся в той же ванной комнате, где мылся накануне, и сидел там тише мыши. Видимо, обдумывал грядущее житье-бытье.
В милиции по 02 известие об убийстве выслушали с олимпийским спокойствием. Оперативники прибыли буквально через пять минут — я только и успела, что сменить рваное платье на свитер и джинсы. Зато показания пришлось давать битых два часа. С особым пристрастием меня допросили насчет пистолета, кишевшего моими отпечатками пальцев. Зачем я его только сцапала? Пусть бы и валялся на полу… Специальный наряд отвез в неизвестном направлении сейф — его вытаскивали вчетвером. А с транспортировкой трупа Филиппа Филипповича справились двое с носилками… Я испытала двойственное чувство: конечно, он злодей, но вот был человек, и нету…
— Скажите, пожалуйста, какая уголовная ответственность предполагается за порчу чужого имущества? — спросил Никита, когда настала его очередь отвечать на вопросы.
— Кому? — не понял служивый.
— Ну, мне… — Интерн не отводил, не прятал свой изумительный, честный изумрудный взгляд.
— Так заявления от пострадавших пока не поступало. Значит, и дело возбуждать нет оснований. Улаживайте проблему без суда, между собой, нам без того дерьма хватает, — посоветовал капитан Кравцов.
Я специально узнала его имя и отчество — Федор Игнатьевич. Статный, моложавый капитан обещал установить наблюдение в палате Волкова на случай, если туда вломится Иоакимис. Синев приободрился. Сказал, что и сам переселится в больницу, чтобы денно и нощно, неусыпно заботиться о пострадавшем.
Ключи у меня изъяли. Серегину квартиру опечатали, прибраться в ней не позволили, я только успела захватить детские вещи. Инспектор заявил, что в ходе следствия может потребоваться дополнительный осмотр места преступления.
Вдвоем с Никитой мы медленно спускались по лестнице.
— Чудные какие-то у вас отношения, без бутылки не разберешься, — промолвил нам вдогонку капитан. — Жены, любовники, друзья, враги. Смешались в кучу кони, люди… Сплошное недоразумение!
Оглянувшись, я заметила, как он поднес указательный палец к виску. Скорее всего, собирался покрутить им, выполнив известный глумливый жест, но резко, будто обжегшись, отдернул руку. И получилось, что он коротко козырнул, как бы отдавая мне честь. Забавно…