С холма на Квебек смотрел наш Пушкин. Здесь в самом высоком месте, откуда открывается чудесный вид на город, на медные шпили церквей и черепичные крыши старинных домов, – установлены несколько бюстов всемирно известных писателей и поэтов, живших в разное время в разных странах, но творивших на французском языке.
Наш Александр Сергеевич, как мне показалось, смотрел на город задумчиво и печально. Я постоял рядом, любуясь памятником. Здесь одно из тех мест в Северной Америке, где испытываешь гордость, что ты русский человек. И думаешь: пока был и есть Пушкин, а он жив всегда, ему принадлежит вечность, – жива и русская литература, и не умрет никогда.
В самый разгар моих размышлений, – словно специально подгадал, – позвонил литературовед и переводчик Ричард Колберт. Он прочитал "Сломанный забор" и повесть Риты "Не уходи, родной". Ричард был полон впечатлений, готов к серьезному разговору, как только у нас появится свободное время. Приезжать к нему в Вашингтон нет надобности, но телефонной беседой с Ритой он ограничиваться не хочет. Лучше, если из гостиницы мы свяжемся по скайпу, посмотрим друг на друга и побеседуем.
Вспомнилось о двадцати ящиках французского коньяка, точнее деньгах, что получу, если отзыв Колберта о "Сломанном заборе" будет отрицательным. Да, деньги хорошие, даже очень, отказываться от них, играть в благородство и великодушие, я не стану, потому что потратил на Риту пропасть времени, которое – те же деньги, да и, признаться, поиздержался в дороге.
Первоначально, в горячке спора с Ритой, даже подумал: выиграю спор, но деньги не возьму, но спустя время передумал. Какого черта, в конце концов… Я не Ротшильд и не Рокфеллер, чтобы бросаться такими деньгами, а Рита, точнее ее отец, оплачивающий поездки дочери по миру, гостиницы, наряды, – человек более чем обеспеченный, для него двадцать ящиков коньяка такая мелочь, что и разговора не стоит.
Мало того, он будет рад как-то отблагодарить меня за труды, – пусть даже таким способом. И вообще, спор есть спор. Отдай и не греши. Эти мысли пронеслись сумбурным потоком, но почему-то радости не принесли. Напротив, услышав интонации Колберта, его веселый голос я почувствовал, как сердце кольнула тревога.
– Ричард, но в двух словах скажи свое мнение. Мне одному, по секрету. Пьеса не понравилась? Да или нет?
Но собеседник оказался непреклонен:
– Андрей, впереди разговор. Зачем торопить события.
Моя тревога стала расти. Может быть, все плохо, пьеса ему по душе? Нет, такого не может быть. Ричард человек с высоким художественными запросами, нужно написать по-настоящему качественную вещь, чтобы заслужить его доброе слово. "Забор" полон недостатков, которые трудно даже перечислить… Эти сомнительные герои, этот водитель грузовика… Недоделанный, душевно неразвитый расист, человеконенавистник. Сюжет с банальной ожидаемой концовкой, слог вялый, а диалоги скучные.
– Хорошо, мы тебе позвоним, как только…
Рита, стоявшая рядом, напряглась, спросила, кто это. Пришлось ответить правду. Сказал, что с Ричардом свяжемся позже, вечером. А пока погуляем по городу, зайдем в старинные лавки, в ресторан. Хотелось потянуть время, подготовиться к разговору, возможным плохим известиям. Нет, о поражении я еще всерьез не думал, оно казалось невозможным и все же…
– Не торопись.
– Нет уж, сейчас я тороплюсь, – отрезала Рита.
С реки дул ветер, трепавший ее волосы, щеки разрумянились, в глазах загорелись огоньки, или это солнце затеяло игру в свет и тени. В эту минуту она была так хороша.
Что ж, зачем бегать от денег, – надо бежать к ним. Чем скорее, тем лучше. Мы шли к гостинице, по старинным улицам Квебека был разлит непривычный для этих северных мест зной. Может от этой жары и духоты, но недобрые предчувствия не отпускали всю дорогу.
* * *
В Ритином номере, едва удалось установить связь с Колбертом, я был сражен наповал. Сразу, в первую же минуту.
– Должен вас поздравить, – с компьютерного экрана Ричард смотрел на Риту ясными глазами, на лице расплылась добродушная улыбка человека, сообщавшего нечто приятное. – Эта прекрасная пьеса. Прошлый раз, когда вы принесли повесть из московской жизни, я был немного разочарован. Но теперь…
Ричард сыпал комплиментами, я сидел на жестком кресле, вцепившись в деревянные подлокотники, будто боялся, что кресло из-под меня выбьют. И ощущал несправедливость оценок Ричарда, "Забор" не мог понравиться моему приятелю. Но это случилось…
Ричард говорил, что пьеса про американцев создана для того, чтобы быть поставленной здесь, причем в очень приличном театре. Мало того, Колберт готов отправить свой экземпляр одному театральному режиссеру, человеку известному и с обширными связями. Если он не возьмется за постановку, то отдаст кому надо. Ричард напишет синопсис, сопроводительное письмо, почтет эту за честь. Оговорился, что есть недостатки, но мелкие, их легко устранить.
Ричарда привык объясняться без реверансов, даже в сторону красивой женщины. Все лестные слова идут от сердца, – нет сомнений. Но почему? Его литературный вкус не мог испортиться с момента нашей последней встречи, когда он высказался о творчестве Рите далеко не лестно. Значит, это я ошибся в оценке "Забора".
– Там сосед главного героя – гей, – сказал я. – Слушай, эта гомосексуальная тема мне не нравится. То есть… Эта дань моде, конъюнктура книжного рынка. Сейчас за нее все хватаются, думают, что оригинальны, а на самом деле…
Рита недобро сверкнула глазами, я сник в своем кресле, понимая, что занимаюсь мелкими недостойными укусами, своими замечаниями мнение Ричарда все равно не изменю. Но совесть моя была чиста: свои замечания я высказал Рите заранее, и сейчас не сказал ничего нового.
– Как раз наоборот, – Ричард принял мою реплику за приглашение к дискуссии. – Между главным героем, человеком традиционных взглядов, и геем, живущими по соседству, рождается непонимание. Затем неприятие, переходящее в конфликт. Это хорошо. Так возникает сюжет, интрига. Чем кончится дело? Это же интересно.
– А соседка через улицу? – я не мог остановиться. – Она просто нимфоманка. Таскает к себе мужиков. Живет жалкими мещанскими интересами: телевизор, борьба с собственным весом. И вот объектом ее домогательств становится новый сосед. Все кончается свадьбой. Пошлятина. И эта женщина, она не тянет на героиню.
– Это простая земная женщина. Разве на досуге она должна читать Шекспира или рыцарские романы? Любить платонической любовью и сочинять стихи типа "Соловей – любовник розы"?
– Ну, зачем такие крайности…
Я понимал, что проиграл, поэтому пошипел еще какое-то время и выдохся. Рита бросала обжигающие взгляды, даже стучала кулаком по моему костяному колену, а Колберт находил остроумные ответы на все замечания. Рита, приняв поздравления, лучилась от счастья. Мне оставалось присоединиться.
