— Что это? — устало поинтересовалась я.
— Когда вы уехали из Лукки, я был в шоке. Я все никак не мог забыть эту фотографию. Я все время думал о ней.
— Да, — протянула я, чувствуя, как в груди у меня учащенно забилось сердце.
— Я полетел в Роксбери, чтобы повидаться с отцом. Он очень болен, как вам, должно быть, известно. Он умирает от рака и больше не может разговаривать. Я позволил себе осмотреться, скажем так, и в его письменном столе нашел вот этот конверт. Он сохранил его, даже спустя столько лет. Мне он его никогда не показывал.
— Зачем вы приехали? — прошептала я.
В его глазах таилась боль, боль и страх.
— Потому что я хочу, чтобы вы рассказали мне о том, что произошло. О том, что случилось с моей матерью, когда она была маленькой. Я должен знать все. И вы — единственный человек, который может мне в этом помочь.
Я взглянула на ключ, который он держал в руке. Потом посмотрела на рисунок. На нем был неумело изображен маленький кудрявый мальчуган. Мне показалось, что он сидел в тесном шкафу, держа на коленях книгу, а рядом с ним лежал плюшевый медвежонок. На обороте выцветшими чернилами было написано: «Мишель. Рю де Сантонь, 26». Я перевернула несколько страниц в блокноте. Никаких дат и чисел. Короткие предложения на французском, написанные в форме стихотворения, неразборчивые и уже почти неразличимые. В глаза мне бросились отдельные слова: «концентрационный лагерь», «ключ», «не забуду никогда», «смерть».
— Вы читали это? — спросила я.
— Пытался. Я не очень силен во французском. Так что смог понять далеко не все.
В кармане у меня зазвонил телефон, и мы оба вздрогнули. Я нащупала трубку ставшими вдруг чужими пальцами. Это был Эдуард.
— Где вы, Джулия? — мягко спросил он. — Ей стало хуже. Она хочет вас видеть.
— Еду, — ответила я.
Уильям Рейнсферд поглядел на меня сверху вниз.
— Вам надо уходить?
— Да. Неотложное семейное дело. Бабушка моего мужа… У нее случился удар.
— Простите.
Он заколебался, потом положил мне руку на плечо.
— Когда я могу вновь увидеться с вами? Чтобы поговорить?
Я открыла входную дверь, повернулась, посмотрела на его руку у себя на плече. Было странно и трогательно видеть его на пороге этой квартиры, того самого места, которое принесло его матери столько боли и печали. И при этом понимать, что он еще ничего не знает, ничего не знает о том, что случилось здесь, случилось с его семьей, с его бабушкой и дедушкой, с его дядей.
— Вы едете со мной, — ответила я. — Я хочу, чтобы вы познакомились кое с кем.
___
Усталое, осунувшееся лицо Mamé. Кажется, она спала. Я заговорила с нею, но не была уверена, что она меня слышит. Потом я почувствовала, как ее пальцы сжали мою руку. Она не отпускала меня. Она знала, что я здесь.
Позади меня, вокруг кровати, столпилось семейство Тезаков. Бертран. Его мать Колетта. Эдуард. Лаура и Сесиль. А позади них, в коридоре, не решаясь войти, переминался с ноги на ногу Уильям Рейнсферд. Бертран, озадаченный, метнул на него непонимающий взгляд. Наверное, он подумал, что это мой новый кавалер. В другое время я бы только посмеялась. Эдуард тоже несколько раз взглянул на него. Его явно разбирало любопытство, он даже прищурился, что-то припоминая, потом посмотрел на меня.
И только позже, когда мы выходили из дома престарелых, я взяла свекра под руку. Доктор Роше заверил нас, что состояние Mamé стабилизировалось. Но она все еще была очень слаба. Никто не мог суверенностью сказать, чего следует ожидать. Мы должны быть готовы ко всему, заявил он. Мы должны были убедить друг друга в том, что это конец.
— Мне так жаль, Эдуард, — пробормотала я.
Он погладил меня по щеке.
— Моя мать любит вас, Джулия. Она очень любит вас.
Показался Бертран, выражение лица у него было угрюмым и печальным. Я взглянула на него, мимоходом вспомнив об Амели и размышляя над тем, а не сказать ли мне что-нибудь обидное, что причинило бы ему нешуточную боль, но потом решила не унижать ни себя, ни его. В конце концов, у нас еще будет время поговорить об этом. А сейчас это не имело никакого значения. В данный момент я могла думать только о Mamé и о высоком человеке, поджидавшем меня в коридоре.
— Джулия, — обратился ко мне Эдуард, оглядываясь через плечо, — кто это?
— Сын Сары.
Ошеломленный, Эдуард несколько минут молча разглядывал незнакомца.
— Это вы ему позвонили?
— Нет. Совсем недавно он обнаружил кое-какие бумаги, которые его отец втайне от него хранил все эти годы. И какие-то записи Сары. Он здесь, потому что хочет услышать всю историю. Он приехал только сегодня.
— Мне бы хотелось поговорить с ним, — заявил Эдуард.
Я отправилась за Уильямом и сообщила ему, что с ним хочет поговорить мой свекор. Он покорно последовал за мной, и в его присутствии Бертран и Эдуард, Колетта и ее дочери выглядели карликами.
Эдуард Тезак поднял на него глаза. Его лицо было спокойным и собранным, но в глазах блестела предательская влага.
Он протянул руку. Уильям пожал ее. Момент был очень волнующий и напряженный. Все молчали.
— Сын Сары Старжински… — пробормотал Эдуард.
Я бросила быстрый взгляд на Колетту с Лаурой и Сесиль. Они во все глаза следили за происходящим, на их лицах было написано любопытство и вежливое недоумение. Они никак не могли взять в толк, что здесь происходит. Только Бертран понимал, в чем дело, только ему была известна вся история, хотя он не заговаривал об этом с того вечера, когда обнаружил в моей сумочке красную папку с надписью «Сара». Он избегал касаться этой темы даже после того, как пару месяцев назад столкнулся в нашей квартире с Дюфэрами.
Эдуард неторопливо откашлялся. Мужчины по-прежнему пожимали друг другу руки. Он заговорил на английском языке. На весьма приличном английском, хотя и с сильным французским акцентом.
— Меня зовут Эдуард Тезак. Мы встретились с вами в трудную минуту. Моя мать умирает.
— Да, я знаю. Мне очень жаль, — откликнулся Уильям.
— Джулия подробно расскажет вам обо всем. Но ваша мать, Сара…
Эдуард умолк. Голос у него сорвался. Супруга и дочери с удивлением смотрели на него.
— Что здесь происходит? — озабоченно пробормотала Колетта. — Кто такая эта Сара?
— Речь идет о том, что случилось шестьдесят лет назад, — сказал Эдуард, изо всех сил стараясь, чтобы у него не дрожал голос.
Меня охватило неудержимое желание подойти к нему и обнять. Эдуард глубоко вздохнул, и лицо его понемногу обрело нормальный цвет. Он улыбнулся Уильяму робкой, застенчивой улыбкой, которой я никогда не видела у него раньше.
— Я никогда не забуду вашу мать. Никогда.
Лицо Эдуарда исказила гримаса боли, улыбка исчезла, и я заметила, как тяжело он дышит, с трудом преодолевая физическое недомогание и волнение. Совсем как в тот день, когда мы разговаривали в его машине.
Молчание становилось тяжелым, давящим, неловким, и женщины с недоумением поглядывали на нас.
— Я очень рад тому, что могу сказать это вам сегодня, по прошествии стольких лет.
Уильям Рейнсферд кивнул.
— Благодарю вас, сэр, — негромко ответил он. Я заметила, что и он побледнел. — Я слишком многого не знаю и приехал сюда затем, чтобы узнать все. Думаю, моей матери пришлось много выстрадать. И я должен знать почему.
— Мы сделали для нее все, что могли, — сказал Эдуард. — В этом я могу вас заверить. Остальное вам расскажет Джулия. Она все объяснит. От нее вы узнаете историю своей матери. Она расскажет о том, что сделал для вашей матери мой отец. До свидания.
Он отвернулся, превратившись внезапно в постаревшего, изнуренного, больного мужчину. Бертран, не отрываясь, смотрел на него, и во взгляде его было какое-то отстраненное, болезненное любопытство. Наверняка ему еще не приходилось видеть отца таким растроганным. На мгновение мне стало интересно, что он при этом испытывает и отдает ли себе отчет в происходящем.
Эдуард зашагал прочь, за ним потянулись жена и дочери, на ходу забрасывая его вопросами. Последним шел его сын, молча, засунув руки в карманы. Интересно, расскажет ли Эдуард всю правду Колетте и своим дочерям? Скорее всего, решила я. И я легко могла представить себе их удивление и потрясение.
___
Мы с Уильямом Рейнсфердом остались одни в холле дома престарелых. Снаружи, на рю де Курсей, по-прежнему шел дождь.
— Как насчет чашечки кофе? — предложил он.
У него, оказывается, была приятная, располагающая улыбка.
Мы зашагали под моросящим дождем к ближайшему кафе. Сели за столик, заказали два эспрессо. На какое-то мгновение воцарилась тишина.
Потом он спросил:
— Вы очень близки с пожилой леди?
— Да, — ответила я. — Очень близка.
— Я вижу, вы ждете ребенка?
