Ранее, говоря о необходимости коллективизации, Сталин исходил из общих, так сказать, соображений. Он знал, конечно, цифры сельскохозяйственного производства, но в полной мере проанализировать их не мог, да и не обязан был. Анализ — дело специалиста, ученого.
Другое дело, что политик, исходящий из интересов народа, обязан после ознакомления с данными ученых сделать из них верный практический вывод.
Ученый Немчинов на основании анализа сельскохозяйственной статистики пришел к определенному выводу, а политик Сталин, ознакомившись с доводами ученого Немчинова, понял, что вывод Немчинова верен.
Ранее Сталин надеялся на то, что можно снять остроту зерновой проблемы для государства простым улучшением хлебозаготовок. Немчинов методами статистики показал, что это — не выход.
После анализа Немчинова и других ученых-экономистов стало ясно, что у страны есть лишь два выхода — или возвращаться к помещикам и господству кулаков (чего середняк, естественно, не хотел), или в кратчайшие сроки преобразовать единоличное по преимуществу сельское хозяйство СССР в мощное, использующее технику и современную агрономию и селекцию, коллективизированное сельское хозяйство.
Последнего середняк тоже не хотел, хотя для него это было — в итоге — выгодно не только в социальном, но и в чисто экономическом смысле.
Увы, времени на постепенное «врастание середняка в социализм» уже не было, За десять лет России надо было — по известной формуле Сталина — пробежать расстояние в десятки лет, иначе Россию просто смяли бы.
Сама эта формула появилась чуть позже — в 1931 году, но суть ее стала понятна уже к началу 30-х годов.
Вот и все объяснение того, почему советской власти и Сталину, начиная уже с 1929–1930 годов пришлось провести на селе «великий перелом».
При этом «перелом» был бы, скорее всего, не настолько болезненным, несмотря на социальную инерцию деревни и провокации кулачества, если бы не сознательные провокации руководящих троцкистов и «правых» «на местах».
А таких на рубеже 20—30-х годов в СССР хватало.
Приведу показательный пример, взятый из речи Сталина на пленуме ЦК и ЦКК в апреле 1929 года…
В начале года Экономический Совет (ЭКОСО) при СНК РСФСР принял постановление, которое Сталин назвал антисоветским и которое иначе и не назовешь! В тот момент, когда партия усиленно наступала на кулаков и боролась за сплочение бедняцко-середняцких масс против кулачества, проценты сбыта сельскохозяйственных машин и орудий повышались для «верхушечных слоев деревни» (то есть для кулаков) до 20 %, а для середняцких слоев понижались до 30 %.
И решение это санкционировал один из заместителей председателя Совнаркома СССР Рыкова с его ведома и согласия.
ЦК, узнав об этом, как сказал Сталин, «казусе», постановление ЭКОСО отменил, и возмущение Сталина было понятно. Это была не глупость, а «принципиальная» линия «правых». Раз-де середняк дает — в отношении процента товарности — хлеба меньше, чем кулак, то и техники ему дадим меньше, чем кулаку…
В то, что середняки, объединенные в колхозы и снабженные техникой, неизбежно повысят процент товарности, «правые» не верили.
Реально же они провоцировали крестьянскую массу против советской власти во главе со Сталиным. Причем я привел пример открытой провокации, а ведь скрытых и невскрытых провокаций было намного больше! И провоцировали не только «правые», но и «левые», и бывшие «белые», которых в органах управления было немало.
Ведь все это надо понимать — иначе мы в той эпохе не разберемся!
Вот Рыков — еще председатель СНК СССР — как о случае якобы «ошибки» рассказывает на XV съезде о том, как в Фергане было начато строительство хлопчатобумажной фабрики при следующих условиях: в 4–5 километрах от железной дороги, в 17 верстах от питьевой воды, в 14 верстах от воды для производства и в таком месте, где отсутствовало жилье для работников. В результате такого выбора места один кубометр земляных работ вместо 4,5 рубля по смете обходился в 14 рублей.
Рыков иронизировал: «Как будто нарочно выбрали самое необитаемое и плохое место в нашем Союзе»…
А почему «как будто»?
Нет, все было сделано с умом, но — умом вредителя.
Потом все это кончилось, в том числе и для Рыкова, репрессиями 1937–1938 годов.
Но Сталин ли был в том виновен?
Если же иметь в виду общий, теоретический, так сказать, подход к отношениям советской власти и крестьянства, то Сталин прекрасно и с самого начала понимал, что пережимать с крестьянством нельзя.
Достаточно знать, что 7 мая 1919 года Сталин направлял чрезвычайному ревизору Государственного контроля в Щигры Курской губернии, где волновались крестьяне, следующую телеграмму (привожу почти полностью):
«При производстве обследования причин возникновения аграрных беспорядков, кроме обследования общего политического настроения крестьянских масс в уезде прошу вас обратить внимание:
1) На политику Земельного отдела и Управления совхозами при организации советских хозяйств: не было ли случаев неправомерного изъятия из пользования крестьян земель для организации советских хозяйств, не сопровождалась ли организация их другими принудительными действиями, отражающимися материально на состоянии крестьянского хозяйства.
2) На политику Земотдела при организации коллективного земледелия: не были ли проявлены элементы принуждения в деле организации сельскохозяйственных коммун, артелей, общественных запашек и т. д.; не сопровождалась ли организация коллективного земледелия нарушением существенных интересов местного крестьянства.
3) На политику Главсахара в деле национализации земель под свеклосахарные плантации: не проводится ли национализация с нарушением коренных интересов крестьянства; не причиняют ли национализированные земельные участки затруднений в крестьянском землепользовании; нет ли других действий, могущих вызвать возмущение крестьянства…»
Не думаю, что этот текст нуждается в особых комментариях, однако напомню, что он относится к 1919 году!
И если через десять лет Сталин пошел все же на форсированную коллективизацию, то не только потому, что это было жизненно необходимо для обеспечения будущего страны, но еще и потому, что он понимал: при всей жесткости новой аграрной политики советской власти мужик массово против власти теперь не пойдет…
1929 год — не 1919 год, и мужик в массе своей понял, что эта власть — как бы то ни было — своя.
А оканчивалась телеграмма так:
«…4) На следующие еще вопросы:….нет ли вообще в деятельности Земотдела или отдельных его представителей… поступков, могущих вызвать возмущение крестьянства вследствие их несоответствия распоряжениям центра и требованиям целесообразности, а также нет ли бездействия власти и злоупотреблений в делах…»
Народный комиссар
государственного контроля
И. Сталин».
Предвидел, предвидел уже в 1919 году товарищ Сталин и саботаж со стороны врагов нового строя, и коммунистическое головотяпство, и «головокружение от успехов».
Между прочим, работая над книгой, я почти случайно наткнулся на любопытную иллюстрацию к сталинской телеграмме 1919 года — шифровку секретаря Центрального Черноземного округа Малиново Сталину от 1 марта 1931 года о массовых выступлениях крестьян во все том же… Щигровском районе.
Малинов сообщал:
«В селе Змеинцы Щигровского района на почве изъятия у двух зажиточных середняков скота по мясозаготовкам произошло массовое выступление. К змеинцам присоединились окружающие села Чижовка и Коноплянка…»
Приехавшие районные работники были избиты, толпа освободила арестованных зачинщиков, оперативную группу ГПУ в селах встретили выстрелами, и она отступила…»
Так вот жили щигровцы чуть более чем в ста километрах от мест, где жила когда-то лесковская Катерина Львовна Измайлова, «леди Макбет Мценского уезда»…
И сегодня остается лишь гадать — только ли «перегибами» того времени объяснялось неутихающее бунтарство щигровцев или же еще и темными черноземными страстями тех, кого царизм веками держал в дремучей духовной дикости.
7 НОЯБРЯ 1929 года, в день 12-й годовщины Октября, «Правда» опубликовала статью Сталина, название которой оказалось «знаковым» и историческим: «Год великого перелома».
Сталин писал о том, что истекающий год был переломным «на всех фронтах социалистического строительства», и, по его мнению, перелом этот
«…выразился в развертывании творческой инициативы и могучего трудового подъема миллионных масс рабочего класса…».
Начиная с поздних хрущевских (с начала 60-х годов), но особенно в поздние брежневские (с конца 70-х годов) времена приведенная выше формула приобретала все более казенный характер и уже не содержала в себе ничего реального.
