class="p1">Киса немного повисела, собираясь с мыслями.
— Ладно, — нехотя выдавила она. — Я действительно знаю, где она. Точнее, где она была.
— Что значит — была? — Лёгкий холодок пробежал у меня между лопатками.
Почувствовав дрожь руки, Бася вырвалась, но не убежала, а села рядом и посмотрела мне в глаза.
— Сеня, я ведь не слепая. И далеко не глупая. Я прекрасно видела, чей облик приняла мавка, заманившая тебя в лес. Вот и не осмелилась признаться… — Она заёрзала, горько вздохнула и, наконец, выпалила: — Оля и была той самой Бабой Ягой, что переправила тебя в Навь. Той, которая погибла в схватке с оборотнями.
Сказать, что эта новость меня ошарашила — ничего не сказать. Я был раздавлен, убит и уничтожен.
Все мечты о счастливой жизни с треском провалились куда-то в тартарары.
Свет в конце туннеля померк и угас.
Медленно поднявшись, я нашарил в кармане жилетки кошелёк, подаренный Олей — Ягой, выудил один золотой и, словно зомби, вывалился в зал.
Увидев моё окаменевшее лицо, хозяйка поняла всё без слов. Всплеснув руками, она на миг скрылась за стойкой и водрузила передо мной громадный пузатый кувшин.
— Вижу, плохо дело, добрый молодец. Мой кувшинчик заветный поможет, только в нём горе и топить…
— Горе, тётушка, ещё то дерьмо: топи, не топи — всё одно всплывёт, — я подал ей монету. — Вот. Закуски не нужно.
Вернувшийся Иван и проснувшийся Мидавэль обнаружили моё полумёртвое тело глубоко под столом. Рядом, словно верная собака на могиле хозяина, скорбно восседала Бася. Она и рассказала друзьям, что за беда приключилась.
Как я узнал позже, хлопцы отволокли меня обратно в комнатушку, сгрузили на кровать. Влили в рот порцию очередного зелья и оставили отсыпаться.
В этот раз луг, река и Оля во сне не появились…
Разбудили меня тихие голоса за занавеской.
— Не волнуйтесь, детки, проснётся ваш друг свеженьким, как огурчик, — бормотала хозяйка. — Пил-то он не из простого кувшинчика, а из особого.
— Из какого это — особого? — Недоверчиво вопросил Мидавэль. — Что там намешано было?
— Ты не сомневайся, дружище, тётушка Луносвета своё дело знает, — вступился Ваня за родственницу.
— Вино тут чародейское, гореутоляющее, — хозяйка перешла на шёпот. — Мы зовём его «Живи дальше». Бабка моя рецепт знала, и меня научила. Скольких людей кувшинчики эти от петли да омута уберегли… Выпьешь, перерыдаешь, перестонешь, вот боль душевная и притупится, пригладится. Потерю свою до гроба не забудешь, но смиришься и будешь жить дальше.
«Что несёт эта черзова тётка⁈ Чтобы я смирился с потерей Оли⁈» — Взъярился внутренний голос.
Однако, мысленно просканировав своё эмоциональное состояние, я нашёл его истощённым, но вполне удовлетворительным. Сердце всё ещё ныло, но прощаться с жизнью больше не тянуло.
— Как ты, Сень? — Тихо мяукнул из-под бока кошачий голосок.
Надо же, не чувствовал, что киса здесь.
— Терпимо вроде, — хрипло выдохнул я. — Но ощущение такое, словно из жизни все краски исчезли.
— Неужели она так много для тебя значила? — Бася осторожно влезла на своё любимое место — ко мне на грудь. — По-моему, ты совершенно не знал эту девушку. Детские воспоминания не в счёт. Они — ещё не любовь.
— Может, ты права, киса. Но почему же тогда так плохо? И на душе пусто.
— Возможно, Оля была для тебя символом детства? Ушла она — и ты почувствовал себя старым и немощным?
— Да ну тебя, — я не выдержал и улыбнулся. — Вечно мяукнешь что-то, хоть стой, хоть падай… Я тут в трауре, а она меня смешит! Кстати, сколько я провалялся?
— Со вчерашнего вечера лежишь.
— Да? А сейчас сколько?
— Полдень скоро, — она села и почесала лапкой за ушком. — Знаешь, Сеня, может, рановато ты траур нацепил?
— То есть?
— Волки под деревом говорили, что обнаружили только раскатанную по брёвнышку избу и десяток дохлых оборотней. О теле Яги… То есть Оли, речь не шла.
В моей душе блеснул лучик надежды, однако кошка бесцеремонно его погасила:
— Только не строй напрасных иллюзий. Голодные волкодлаки могли сожрать её вместе с костями и одеждой.
— Спасибо, успокоила, — меня передёрнуло. — Так, хватит, отдыхал я долго, пора и честь знать.
У оборотней в моём лице появился смертельный враг. Буду давить, гадов, везде, где только встречу. Руками рвать, зубами грызть… Они ответят за Ягу… за мою Царевну-лягушку!
Ваня с эльфом сидели в зале перед маленьким медным самоваром, пили чай с ватрушками и малиновым вареньем. Моё появление они встретили настороженными взглядами.
— Сень, ты как, в порядке? — Подал голос Мидавэль, отставляя в сторону чашку.
— Да как… Бывало и лучше, — горько признал я. — Знаете, давайте-ка, наверное, двигаться дальше. Когда меришь дорогу шагами, грустные мысли не так одолевают.
Тепло простившись с хозяйкой, мы вышли с постоялого двора и двинулись к околице, провожаемые заинтересованными взглядами местного населения.
Ваня шагал впереди, показывая дорогу. Эльф чуть приотстал, ведя Тавию в поводу. Кошка же нагло ехала у меня на руках, категорически отказываясь топать ножками.
Кажется, они все боятся, как бы я чего-нибудь с собою не сотворил, вот и окружили… заботой.
Напрасно волнуются: вино тётушки Луносветы привело меня в чувство. Ну, или почти привело.
Глянув на спину Дурака, я заметил, что его тощая котомка основательно раздулась, потяжелела, а наружу торчит длинная деревянная рукоять.
— Что ты там тащишь, Вань?
— Так, пару свежих сорочек прихватил. — ответил тот, дёрнув плечом. Внутри что-то железно бряцнуло. — Ну и скарб мой ковальский. Куда ж я без него, забодай петух? И оружие, и заработок. Кстати, сейчас покажу нашу главную дотсопр… Короче, место интересное, сильно примечательное.
— Ох, дружище, поверь, мне сейчас как-то не до интересных мест с их достопримечательностями.
— Тебе понравится, — уверил Дурак. — Да и по пути нам, всё одно мимо не проскочим.
Очень скоро в окружающие звуки леса вплелось звонкое журчание, и тропу пересёк быстрый узенький ручеёк с мутной коричневатой водой.
— Что это? — Удивлённый Мидавэль с интересом окунул в странную жидкость палец, внимательно изучил, затем поднёс к носу. — Какой необычный запах!
Лично я подобного цвета ручейки частенько наблюдал в своём мире. В тех местах, где прорывало канализацию. И запах у них был… соответствующий.
— Вот,
