Он охарактеризовал Руди: подчеркнул, что юноша был очень приветливым, доброжелательным человеком с небольшим отклонением в развитии. И рассказал, что он в самом деле заглянул к Люси Очоа в тот вечер, когда ее убили. Сообщил, как Уэсли Брюм допрашивал Руди, и о так называемом признании, написанном рукой следователя, хотя в его распоряжении имелись средства звуко- и видеозаписи.
Представив общий обзор обстоятельств, Джек сосредоточился на конкретных деталях, изобличающих Брюма и Эванса. Прежде всего рассказал, как выделили в особое дело изнасилование.
– Во влагалище Люси Очоа была обнаружена сперма, – заявил он. – Группа крови ее носителя (в то время анализ ДНК был еще неизвестен) отличалась от группы крови, найденной на ковре, то есть крови Руди, который порезал руку в доме убитой. Они запрятали эту информацию в отдельное дело об изнасиловании и не сообщили адвокату Руди Келли. – Следующие две фразы прокурор произнес с особым нажимом, выделяя каждое слово. – Эта улика свидетельствовала о том, что вечером в день убийства в доме Люси Очоа находился еще один мужчина, но они скрыли ее от защиты. Дело об изнасиловании было закрыто и обнаружено только в прошлом году.
Затем Джек проинформировал присяжных о письме, которое Трейси Джеймс направила Клею Эвансу перед тем, как отказалась от дела. Он сообщил, что в письме говорилось о трех мужчинах, находившихся на улице в тот вечер, среди которых был некто по имени Джеронимо, исчезнувший до того, как его успели допросить. Именно он, по мнению Джеймс, был подлинным убийцей. Сообщил, что адвокат приложила к письму запись беседы Хоакина Санчеса с Пабло Гонсалесом.
– Отпустите его или по крайней мере отложите судебное заседание, пока мы совместными усилиями не выясним, кто такой этот Джеронимо и где находится в настоящее время.
Третьей важной уликой было возможное свидетельство Марии Лопес о том, что через два года после суда над Руди в полицейское управление Бэсс-Крика пришло письмо из полиции Сити-дель-Рио, в котором говорилось, что там арестовали некоего человека по имени Джеронимо по обвинению в изнасиловании и убийстве.
– По словам мисс Лопес, Уэсли Брюм немедленно позвонил Клею Эвансу, сообщил о письме и тут же выехал к нему в канцелярию. Нет никаких свидетельств того, что с полицейским управлением Сити-дель-Рио связывались, а само письмо бесследно исчезло.
Последним аргументом Джека было признание Джеронимо Круза и анализ его крови.
– Вы увидите видеозапись признания Джеронимо Круза, где он под присягой излагает детали того, как убил Люси Очоа. Мы взяли у мистера Круза анализ крови, а сам он находится в Техасе и ожидает исполнения смертного приговора за убийство другой женщины. Его ДНК соответствует ДНК того, чью сперму обнаружили в теле Люси Очоа. Нет никаких сомнений, что убийца – именно он. Не остается также сомнений, что по обвинению прокурора штата Флорида казнен невиновный, – заключил Джек. – Улика была умышленно скрыта. Другая улика была умышленно не принята во внимание. Совершившие это люди – имеют они отношение к системе правоохранительных органов или нет – должны понести справедливое наказание.
Его речь носила характер приговора, что было преднамеренным. Джек доверял присяжным гораздо больше, чем судьям. Верил, что они, принимая решение, способны пойти на риск. И хотел убедить людей, что они поступают правильно. Как и судья Сэмпсон, присяжные с неохотой вынесут обвинительное заключение против федерального судьи и начальника полиции, но в отличие от юриста у них не может быть страха потерять работу.
В тот же день Джек Тобин начал представлять доказательства по делу. Зачитал показания Уэсли Брюма на слушаниях об обжаловании, затем показания Билла Йейтса, директора школы, где учился Руди, и Бенни Дрэгона, хозяина магазина, где Руди работал. Сопоставление ярко характеризовало Брюма как лживого человека. Затем предъявил документальные улики: заверенную копию дела об изнасиловании и письмо Трейси Джеймс Клею Эвансу с приложением отчета Хоакина. Далее последовало нечто такое, о чем он не упоминал на утреннем заседании, – личные показания государственного защитника Чарли Петерсона, представлявшего на суде Руди.
Джек потратил много времени, разыскивая этого человека, но в конце концов обнаружил, где он проживает, при помощи оставшегося в городе родственника. Чарли покинул адвокатуру не по своей воле. Его пристрастие к спиртному привело к тому, что его в конце концов лишили права адвокатской практики – факт, о котором Джек не знал, когда подавал апелляцию от имени Руди. Это могло бы сыграть на руку его подзащитному… Чарли бросил пить и преподавал в небольшом колледже на западе Северной Каролины. Когда Джек позвонил ему и сообщил, что расследование изнасилования было выделено в отдельное дело, он настолько разозлился, что обещал приехать и дать показания в любое время без всякого вызова в суд.
Чарли Петерсон сознавал, что благодаря своему пристрастию к спиртному отчасти повинен в смерти Руди и намеревался искупить вину честным и прямым рассказом. Он сообщил Большому жюри, что не был поставлен в известность, что расследование изнасилования выделено в отдельное дело, иначе представил бы суду улику, которой являлась найденная в теле убитой сперма. Улика послужила бы доказательством, что в доме Люси Очоа, кроме Руди, присутствовал еще один мужчина. Чарли не сомневался – если бы об этой улике узнали присяжные, они бы не вынесли обвинительного вердикта.
Джек завершил день показаниями Петерсона. Он планировал на следующее утро первым делом вызвать Марию и кончить заседание просмотром видеозаписи с признаниями Джеронимо Круза.
Прокурор заранее разработал план. Он знал, что Большое жюри даст возможность Клею Эвансу и Уэсли Брюму изложить свои версии. И понимал: как только они получат повестки в суд, Эванс немедленно позвонит губернатору и не исключено, что тот сместит его с поста. Хотя у Джека хватало аргументов, чтобы попытаться убедить Боба Ричардса не предпринимать радикальных действий, он не мог исключать и такого поворота событий. Он хотел кончить представление дела до того, как Эванс и Уэсли получат вызов в суд. В таком случае, даже если он будет уволен, у Большого жюри окажется все необходимое, чтобы вынести обвинительное заключение.
Другой вариант предусматривал непосредственный контакт с губернатором. Джек попросил Марию Лопес записать его на прием к Бобу Ричардсу в среду на десять утра. И договорился с управлением шерифа, чтобы Клей Эванс получил повестку раньше Уэсли Брюма – тоже в среду, но в девять тридцать.
Как только Эванс получил повестку в суд, он тут же созвонился с лучшим адвокатом по уголовному праву. Затем взялся за трубку и набрал номер Боба Ричардса. Эванс был немного знаком с губернатором по общественным делам, но они никогда не были в приятельских отношениях, и он начал с того, что звонит по делу.
– Вы слышали, что задумал этот ненормальный, которого вы назначили на пост прокурора?
– Вы имеете в виду Джека Тобина?
– Кого же еще? Он созвал в округе Кобб Большое жюри и делает все возможное, чтобы оно предъявило мне официальное обвинение в убийстве того паренька Келли, которого недавно казнили.
Губернатор не поверил собственным ушам.
– Шутите?
– Какие уж тут шутки. Этот тип сорвался с цепи, и это ваши проблемы.
– Не могу поверить.
– Придется. И придется что-то немедленно предпринять. Вы ведь понимаете, что прокуроры способны вить веревки из Большого жюри. Так что гоните этого сукина сына взашей, пока еще нет обвинительного заключения. Иначе начнется такое светопреставление, что не дай Бог!
– Успокойтесь, Эванс. Я этим займусь. Пока мы с вами говорим, Тобин ждет в моей приемной. Я отправлю его в отставку и тут же вам перезвоню. Не тревожьтесь.
– Уж пожалуйста.
Боб Ричардс пришел в неописуемую ярость. Ему вовсе не требовалось, чтобы федеральный судья дышал ему в затылок. Кроме того, он сознавал, что назревает величайший информационный скандал. Надо было срочно погасить новость, пока она не стала сенсацией. Он схватился за телефон и рявкнул секретарю, чтобы та немедленно пропустила к нему Джека Тобина.
Джек переступил порог его кабинета улыбаясь. По выражению лица губернатора он понял, что Бобу уже сообщили новость. Заметив его улыбку, обычно сдержанный политик сорвался:
– Что ж ты творишь, негодяй? Хочешь меня подставить? Спланировал все заранее? – Он не дождался ответа. – А теперь с мерзкой ухмылкой вваливаешься ко мне в кабинет! Какого черта тебя принесло? Не веришь, что я тебя уволю? Неужели вообразил, что я позволю тебе довести дело до конца? Ненормальный!
Джек стоял и слушал. Он ждал подобного взрыва эмоций, возмущения. Но так даже лучше – ему будет легче сделать то, что он задумал.
