Джек переступил порог его кабинета улыбаясь. По выражению лица губернатора он понял, что Бобу уже сообщили новость. Заметив его улыбку, обычно сдержанный политик сорвался:
– Что ж ты творишь, негодяй? Хочешь меня подставить? Спланировал все заранее? – Он не дождался ответа. – А теперь с мерзкой ухмылкой вваливаешься ко мне в кабинет! Какого черта тебя принесло? Не веришь, что я тебя уволю? Неужели вообразил, что я позволю тебе довести дело до конца? Ненормальный!
Джек стоял и слушал. Он ждал подобного взрыва эмоций, возмущения. Но так даже лучше – ему будет легче сделать то, что он задумал.
– Пойдем, прогуляемся, Боб.
– С какой стати?
– Здесь немного душно.
– Не желаю никуда с тобой идти!
– Придется. Думаю, ты не откажешься меня выслушать, прежде чем предпринять какой-нибудь опрометчивый шаг.
Замечание Джека заставило губернатора замолчать. Он был разгневан, вышел из себя. Но всегда старался избегать действий, которые могли пагубно повлиять на его карьеру. Он не представлял, что задумал Джек, тем более стоило его выслушать.
– Выйдем в сад, – бросил он и, обойдя Тобина, направился вон из кабинета. Когда мужчины оказались вне стен здания, он повернулся к Джеку: – Ну, выкладывай, пока я тебя не снял с должности. – И, снова не дождавшись ответа, проворчал: – Ты хоть представляешь, что натворил? Обвинил в убийстве действующего федерального судью! Совсем рехнулся?
– Не исключено. Но ты ничего не предпримешь.
– Это что, угроза?
– Именно, губернатор. Я рад, что ты сразу все понял.
– И чем ты мне грозишь? – Ричардсу не раз приходилось играть в такие игры, и теперь он хотел выяснить, какие козыри на руках у Тобина.
Джек вынул из кармана небольшой магнитофон и включил воспроизведение. Губернатор услышал собственный голос: автоответчик записал их разговор по телефону: он говорил Джеку, что считает Руди невиновным. А затем, что по политическим соображениям ничего не может исправить. Ричардс уже знал о признании Джеронимо Круза, поскольку Джек разослал ему и всем членам верховного суда Флориды копии видеопленки и результаты анализа ДНК. Он моментально сопоставил одно с другим. Если общественности станет известно, что штат Флорида казнил невинного человека, а он, губернатор, зная, что приговоренный не совершал преступления, отказался «по политическим соображениям» вмешаться, его карьеру можно считать законченной.
Ричардс попытался парировать удар:
– Ты шантажируешь меня незаконной записью телефонного разговора.
Джек улыбнулся:
– Ты и прав, и не прав, Боб. Не прав в том, что считаешь запись незаконной. Автоответчик включился до того, как я поднял трубку. Ты фактически разговаривал с магнитофоном, и только потом в разговор вступил я. Тебе не удастся доказать, что запись велась тайно. А прав ты в том, что это шантаж. Если попытаешься убрать меня с поста, я разошлю копии этой пленки во все радиостанции Америки. Это будет национальная сенсация, Боб. Люди будут потрясены, узнав, что губернатор использовал смертный приговор в целях своей политической карьеры. Ты превратишься в изгоя.
Пыл губернатора погас, словно кто-то щелкнул выключателем фар.
– Зачем тебе это понадобилось Джек? Я считал, мы с тобой друзья. И из лучших побуждений дал тебе работу.
– Черта с два! Ты дал мне работу, потому что я знаком с людьми, которые способны тебе помочь подняться на следующий уровень. Мы оба прекрасно понимаем, что это чистая политика. Поэтому не вешай мне лапшу на уши и не смей называть меня другом. Моим другом был Руди Келли. И его отец Майк. Я тебя просил, умолял сохранить парню жизнь. А ты меня послал!
– Не представляю, что теперь делать. Клей Эванс ждет моего звонка. Он просил, чтобы я разобрался с тобой. И я пообещал, что уволю тебя.
– Что ж, позвони ему и сообщи, что намерен позволить правосудию свершиться. Заверь, что не сомневаешься – его оправдают. А затем поступи так, как поступил со мной, – повесь трубку.
– А как быть с прессой? Журналисты раздуют эту историю!
– Несомненно. Но ты и им скажи то же самое. Прими неподкупный вид и объяви, что не собираешься влиять на процесс правосудия. Растолкуй, что в основе жизни нашего народа – закон, а не действия отдельных лиц. Это дело принципа. Пусть сам ты потрясен тем, что случилось, но вмешиваться не можешь. Ты всегда был силен в подобной белиберде, Боб.
Ричардс не обратил внимания на иронию в голосе прокурора.
– Думаешь, сработает?
– На все сто. Если негодяи выкрутятся, скажешь, это заслуга системы. Если их признают виновными, заявишь то же самое. Беспроигрышная ситуация.
Губернатор, потирая подбородок, сделал несколько шагов по садовой дорожке. Но вдруг остановился как вкопанный и повернулся к Джеку:
– А что будет с пленкой?
– Отдам тебе после того, как дело будет закрыто. Окончательно – с апелляциями и всем прочим.
– Даже если проиграешь?
– Даже если проиграю.
– Какие у меня гарантии?
– С этим проблема. Придется поверить на слово. Хотя я понимаю, что таким, как ты, верить людям очень трудно.
– У меня есть выбор?
– Никакого, если хочешь остаться в политике.
Губернатор сгорбился и отвернулся. Оба понимали, что он проиграл.
– Хорошо, Джек, по рукам. Только смотри не обмани.
– Не обману, Боб. Я охочусь не за тобой.
Глава 42
В Майами поговаривали, что Джимми Дикарло – человек со связями, и он не опровергал эти слухи. Он был адвокатом по уголовным делам, специализировался на защите тех, кто попался на наркотрафике, и в круг его клиентов входили известные бандиты. Несмотря на свою фамилию, он был ирландцем. Мать Джимми развелась с его отцом, Джозефом Хэнниганом, когда мальчику было всего четыре года. Спустя два года она вышла замуж за Джованни Дикарло, или просто Джо, как его все звали. Он был бруклинским плотником и усыновил Джимми, когда тому исполнилось десять лет.
В том мире, где жил Джимми, правда складывалась из комбинации домысливания, подтасовок, запугивания и всего остального, необходимого, чтобы люди говорили то, что требовалось. Если кто-то находил нужным рассказывать, что он человек со связями, тем лучше. Это помогало ему в работе. Прокуроры, не изображавшие из себя крестоносцев, а просто тянувшие время, пока не подвернется частная практика, боялись тягаться с таким человеком. Они, насколько это было возможно, принимали его версию истины, и поэтому подзащитные Джимми очень мало времени проводили за решеткой. Если требовалось уладить дело, Джимми не гнушался доставить в укромное место сумку, набитую наличностью. Он не сомневался, что существуют две истины: одна простая, другая – отсвечивающая россыпью монет.
Джимми приехал в Майами по футбольной стипендии, хотя ни минуты не принимал участия в настоящей игре. Он был крупным мужчиной ростом шесть футов пять дюймов. В свои «футбольные» деньки тянул на двести пятьдесят пять фунтов. Блокирующий защитник, он не обладал скоростью – а посему и особенным желанием бегать, – и его ни разу не включили в игровой состав команды. Но его кабинет был буквально завешан футбольными атрибутами прошлых «игровых» лет. Так что вошедший сюда мог сделать вывод, что Джимми был некогда звездой команды. Поистине все дело в домысливании.
Теперь Джимми был холостяком-мотом, транжирил деньги направо и налево. Несколько ночей в неделю он проводил в клубе и регулярно устраивал пирушки – любил филе-миньон и другие деликатесы. Хотя он до сих пор казался мускулистым, его вес зашкалил за три сотни фунтов. Чтобы сохранить мужественную юношескую внешность, пришлось прибегнуть к подтягивающему живот корсету, выкрасить поредевшие волосы в иссиня-черный цвет, смазывать их гелем и зачесывать назад. Обрядившись в один из своих многочисленных костюмов от Армани, украсив себя золотой заколкой для галстука, золотыми запонками и золотым «Ролексом» и выставив голову из жесткого белого воротничка рубашки, он привлекал к себе всеобщее внимание. Джимми выглядел круто. И еще он выглядел так, словно в любую минуту мог взорваться.
Джимми частенько появлялся в зале суда, где председательствовал Эванс, и на Клея произвело впечатление, как тот мог себя подать. Тембр голоса Джимми Дикарло был низким, сильным, всепроникающим. И когда он стоял перед присяжными или задавал вопросы свидетелю, то все смотрели только на него. Ему невозможно было не поверить – настолько он был напорист.
В коридорах дворца правосудия в Майами поговаривали, что некоторые из пачек наличности, из тех, что проходят через руки Джимми, оказываются в карманах Эванса. Но об этом шептались только поздним вечером после нескольких порций спиртного, когда у людей развязываются языки. Никто в здравом уме при свете дня, зная, кто такой Джимми, не произнес бы ничего подобного.
