— Их не так-то просто выявить, — теперь Стефенс говорил больше для Куриты, чем для Лорена, — потому что наши детекторы частиц четырехмерные, они могут уловить лишь след дополнительных компонент.
— Я благодарю вас за интересные объяснения, — произнес Лорен, — но все эти дополнительные пространственные и временные компоненты выше моего понимания.
— Мой коллега тоже мало что смыслит, — любезно улыбнулся Курита.
— Давай, мели ерунду, — огрызнулся Стефенс, — что-то твоя диссертация застряла на мертвой точке, салага, никак с места не сдвинешься.
— Я продвинулся дальше тебя.
— Ха. Это еще как посмотреть.
— Я уже написал программу моделирования.
— Запусти ее вначале, болван, потом хвастай.
Забавно все-таки было бы познакомить этих парней с Сандовалом и Бирном, подумал Лорен. Грандиозное получилось бы зрелище.
Курита наконец закончил возню с предустановкой скорости «большого взрыва». Лорен вперился в экран. Появилась тусклая серебристая линия.
— Вдоль этой линии сталкиваются пучки частиц в ускорителе, — прокомментировал Стефенс.
Внизу высветились числа и математические значки, некоторые из них Лорен смутно припоминал со школьных времен.
Две светящиеся точки побежали навстречу друг другу вдоль прямой линии и столкнулись, вызвав яркий каскад разлетавшихся во все стороны осколков, как при взрыве бомбы. Вдруг вся картина застыла, счетчик времени замер на отметке десять в минус тридцать шестой степени.
— Это первые мгновения взаимодействия, — пояснил Стефенс, наклоняясь ближе к дисплею. — Симметрия уже нарушена, от суперсилы отщепилось гравитационное взаимодействие, но и дальше будет на что посмотреть. Пока еще физики не успели идентифицировать все родившиеся при этом событии частицы, но некоторые уже известны. — Стефенс показал пальцем на один из осколков на экране. На фоне разноцветных частичек и их траекторий его рука оказалась совсем не к месту.
Лорен присмотрелся к маленькой голубой сфере с буквой d, на которую указывал Стефенс.
— Эта частица называется d-кварк. Кварки имеют квантовое число «цвет», но этот «цвет» не имеет никакого отношения к реальному цвету, это условное название. Здесь все кварки помечены голубым, их тут большинство, это естественно при столь высоких температурах.
Лорен тщетно пытался припомнить, что же такое кварк. Затем Стефенс ткнул пальцем в оранжевую капельку с надписью Z.
— А это промежуточный векторный бозон. В дальнейшем он распадется на электрон, позитрон и частицу Хиггса. Это что такое? — Стефенс повернулся к Курите. — Ну-ка поверни картинку на сорок пять градусов.
— Вокруг какой оси?
— Игрек.
— Ручаюсь, — Стефенс снова обратился к Лорену, — до сих пор, кроме меня, никто не заметил этого.
Курита набрал на клавиатуре команду, и изображение послушно повернулось на одну восьмую оборота.
— Видите? Эти брызги частиц? — Стефенс указал на яркие треки, выходящие из одной точки. — Это называется... — Он замешкался, отдавая себе отчет, что название вряд ли что-нибудь скажет Лорену. — Ну, это... очень-очень редко встречающееся в природе явление. — Он торжествующе посмотрел на Куриту. — Пометь и запиши.
— И не подумаю, — саркастически ухмыльнулся Курита. — Это моя диссертация.
Он постучал по клавиатуре, на экране возник куб, переместился к центру так, чтобы все частицы оказались внутри.
— Он заносит картинку в память компьютера, — прокомментировал Стефенс. — Сейчас продолжим.
Куб исчез, Курита вернул изображения.
— Давай дальше. — Стефенс убрал руку с экрана.
Картина вновь пришла в движение, напомнив Лорену замедленную видеосъемку образования грозовой тучи. Рождались сонмы новых частиц, по разноцветным траекториям двигаясь во все стороны.
— Стоп! — приказал Стефенс.
Изображение застыло. Внизу высветилось: событие длилось десять в минус двадцать девятой степени секунды.
— Здесь-то все и ломается. Посмотрите на этих тварей, — Стефенс с отвращением показал на множество новых частиц. — Фотоны! Электроны! Нейтрино! А вот нейтроны и протоны, из них впоследствии образуется дейтерий. Энергия превратилась во все эти частицы, но часть куда-то исчезла бесследно.
— В энергетический колодец?
— Да, так это назвал Тим.
Курита отменил останов, и процесс продолжился, облако частиц расширилось. Наконец все рассеялось, осталась лишь тусклая линия столкновения двух первичных частиц, породивших все остальные. Куб исчез, на этом зрелище закончилось.
Лорен задумался. ЛВТ, весь этот колоссальный комплекс, впитавший в себя новейшие достижения науки и техники, предназначен, оказывается, для изучения никому не видимых мельчайших субстанций, не влияющих ни на чью жизнь. Что это, спасение или грех? И если грех, то какой? Суета?
Они пытаются проникнуть в тайну Сотворения мира. На кой черт?
— А что было до большого взрыва?
— Это мы вряд ли когда узнаем, — ответил Стефенс.
— Существовало ли тогда что-нибудь, кроме Бога?
Стефенс раскрыл было рот для ответа, но вдруг призадумался. Тут вмешался Курита:
— С чего ты взял, что не узнаем? Помнишь, что сказал Паскуаль Иордан еще во время второй мировой войны? Он сказал, что звезда может возникнуть из ничего, потому что ее отрицательная гравитационная энергия по абсолютной величине равна ее энергии массы покоя, так что суммарная энергия нулевая.
Стефенс замахал рукой, как бы отгоняя назойливую муху.
— А от возникновения звезды всего один шажок, — настаивал Курита, — до создания Вселенной из пустоты, вернее, из физического вакуума.
— Весьма заманчиво, — вставил Лорен.
— Я не шибко разбираюсь в космологии, — уклончиво ответил Стефенс.
— Может, когда-нибудь и человек научится творить материю из ничего подобно Богу, — философски заметил Курита.
— Пока мы не нуждаемся в предположении о существовании Бога, — решил пояснить Стефенс, — но по крайней мере мы чувствуем руку творца. Нам открылись некоторые фундаментальные законы Вселенной, можно даже рассчитать первые мгновения ее жизни, когда симметрия еще не была нарушена и когда существовало одиннадцатимерное пространство Калуцы — Клейна. Но мы не знаем, почему законы именно таковы и что было до «большого взрыва», еще до существования Вселенной.
Лорен слушал затаив дыхание. Эти парни, на первый взгляд недалекие комедианты, на самом деле не чужды вопросам богословия. Более того, они искренне пытаются понять роль Господа в нашем мире. Или, быть может, современная физика и богословие переплелись столь тесно, что уже не различишь, где кончается одно и начинается другое?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
