— Осторожнее! — прошипел Фуриа. — Ты разбудишь девчонку. Нам не хватало только детского плача.
— Она отключилась полностью. — Голди растягивала третью порцию виски, зная, что четвертой не будет, пока рядом Фур. — Просто чудо, что делает выпивка с девятилетней девочкой! Она отправилась в долгое путешествие. — Голди хихикнула. — До встречи, Бибби!
— Тебя могут отправить в тюрьму, Голди, за спаивание малолетних, — ухмыльнулся Хинч.
— Слушай, остряк, если я и попаду в тюрьму, то за что-нибудь поважнее — например, за убийство.
— Ладно, — сказал Фуриа. — Тебе пора идти, Хинч.
— Есть, сэр, — отсалютовал Хинч.
— И не умничай. Делай только то, что я сказал, помнишь, что я тебе поручил?
— По-твоему, у меня цыплячьи мозги? Конечно, помню. Болтаться по городу и слушать в оба уха. Правильно, Фур?
— Да. И больше ничего. Ни выпивки, ни шлюх — только слушать и не привлекать к себе внимания.
— Сплетни лучше всего слушать на Фрейт-стрит, — сказала Голди. — Это улица, которая проходит мимо железнодорожной станции. Старые городские придурки вечно там околачиваются — обналичивают чеки социального страхования и забегают в пивную. Купи бутылку дешевого портвейна, Хинч, и пусти ее по кругу — тогда они выложат тебе все, что происходит. Эта публика узнает новости раньше, чем члены городского управления. Можешь припарковать машину на станционной стоянке. Ею все пользуются.
— Слушаюсь, мэм. — Хинч направился к двери.
— Погоди. Я поеду с тобой. Позже встретимся на стоянке.
— Черта с два! — Фуриа стукнул бутылкой по столу. — Никуда ты не поедешь, Голди!
— Мне нужно кое-что купить.
— Что, например?
— Например, «Тампакс», если хочешь знать. Сегодня утром у меня начались месячные. И я должна покрасить волосы — уже заметны корни. Потом нужно купить дезодорант для Хинча. Я больше не могу находиться с ним рядом — от него воняет.
— Мои бабы на меня не жаловались, — запротестовал Хинч.
— Я не одна из твоих баб. Почему бы тебе хоть иногда не принимать ванну? К тому же нам нужна жратва, Фур. Хлеб и молоко для девчонки.
Фуриа задумался.
Хинч сплюнул в раковину.
— Будь ты моей бабой, то побоялась бы показывать коготки.
— Ты злишься, потому что я тебе кое-что не показала, — с усмешкой отозвалась Голди.
Фуриа резко повернулся. Его макушка едва не коснулась подбородка Хинча.
— Ты приставал к Голди?
Хинч попятился:
— Что ты, Фур! Клянусь Богом! Она просто пытается мне напакостить. Я ей не по душе.
— Что верно, то верно, — кивнула Голди, продолжая усмехаться.
— Только тронь ее пальцем, Хинч, и ты труп.
— Никогда в жизни… — пробормотал Хинч.
— Помни, я тебя предупредил. А ты, Голди, никуда не поедешь. Это слишком рискованно.
— Было бы рискованно, если бы я пошла в салон красоты. Но в городе есть новая аптека и супермаркет. Не беспокойся, я буду осторожна.
— К дьяволу молоко, — сказал Фуриа. — Мне его никогда не покупали. Я радовался, раздобыв стакан воды, в котором не плавал бы таракан. Ладно, Голди, поезжай, только купи мне пиццу и вишнево-ванильное мороженое.
— Тебе и в аду пицца понадобится, — засмеялась Голди. — О'кей.
— Скажи, в этой дыре есть газета?
— Конечно, еженедельная. Выходит по четвергам.
— Сегодня как раз четверг. Купи мне газету. — Фуриа усмехнулся. — Хочу почитать о себе критические отзывы.
Голди кивнула и взяла сумочку. На ней были свитер и бушлат, а на голову она повязала косынку.
— Ладно, вонючка, поехали. Я высуну нос в окошко.
— Если бы не Фур, — зарычал Хинч, — я бы вырвал твой сучий язык!
— Чем бы я тогда ублажала Фура? — Голди проплыла мимо Хинча, как будто его здесь не было.
Мелоун проснулся от боли. Что-то царапало ему лицо, как игла. Какую-то секунду он не понимал, где находится. Потом вспомнил, смахнул с лица ветку и сел.
Было темно.
Мелоун проспал всю вторую половину дня и значительную часть вечера. Луна была уже высоко. Он не мог разглядеть стрелки часов, но знал, что уже поздно. Должно быть, он спал часов десять, если не больше.
В хижине горел свет — шторы были опущены только наполовину. Мимо окна прошла фигура, потом другая, третья… Они были не слишком осторожны. Мелоун не мог видеть их выше пояса, но понял, что все трое здесь.
«Какой шанс я упустил? Как я мог позволить себе заснуть, когда там Бибби?»
Десять минут Мелоун сидел в кустах, пытаясь оправдаться перед собой. Попутно он разрабатывал мышцы от ног и выше. Боль и онемение постепенно проходили. Он научился этому, проводя долгие часы в патрульной машине.
Случилось чудо — к концу упражнений у него уже был готов план. Мелоун сам не знал, откуда он взялся. Только что все было в тумане, который внезапно рассеялся полностью.
Он начал ползать в темноте, собирая сухие ветки, листья, хвою и складывая их в кустах перед поляной, на одной линии с передними окнами хижины. Костер должен получиться знатный. Месяц был дождливым, так что Мелоун не опасался устроить лесной пожар. Впрочем, он спалил бы весь округ, если бы это помогло спасти Бибби.
«Они наверняка увидят огонь или хотя бы почуют дым, — думал Мелоун. — Чтобы сюда не примчалась половина Нью-Брэдфорда, им придется выйти и самим тушить костер. Если женщина останется внутри, я сверну ей шею».
Заслонив кучу собственным телом от окон и стоя на четвереньках, он поднес к ней горящую спичку.
Дерево и листья сразу вспыхнули.
Мелоун нырнул в лес и быстро пробрался по периметру поляны к месту, находящемуся под прямым углом с крыльцом. Отсюда он мог наблюдать за костром и входной дверью. Пламя поднималось все выше. Влажные кусты начали дымиться. У Мелоуна заслезились глаза.
Наконец дверь открылась. Мелоун услышал испуганный крик. Три фигуры выбежали из хижины, промчались через поляну и начали гасить огонь, затаптывая пепел и подпрыгивая, как индейцы в вестерне.
Но Мелоун не собирался аплодировать. Прежде чем они подбежали к огню, он уже подобрался к задней двери хижины и дернул ручку. Дверь была заперта. Разбежавшись, Мелоун сокрушил ее одним ударом, ворвался внутрь и сразу увидел Барбару. Она лежала на раскладушке в крошечной спальне с открытой дверью в кухню. Схватив простыню, Мелоун завернул в нее девочку, перекинул ее через плечо, как пожарный, выбежал через взломанную дверь и кружным путем поспешил туда, где спрятал «сааб». Вскоре он уже мчался по грязной дороге, а затем по асфальту прочь от озера.
Только тогда Мелоун ощутил запах алкоголя изо рта спящего ребенка и понял, каким образом девочку усыпили. Сквозь бушевавший в нем гнев он твердил себе, что все могло обернуться куда хуже.
Это походило на кино. Только что Мелоун находился в хижине, заворачивая Бибби в простыню, в следующий момент мчался в автомобиле с максимальной скоростью, а сейчас входил в собственную гостиную.
Эллен, вскочив с качалки, выхватила у него Бибби и снова села, укачивая девочку, словно она еще была младенцем, и глядя на мужа с таким ужасом, какого он никогда не видел в ее глазах.
— Не бойся, Эллен. С Бибби все в порядке. Они дали ей виски, чтобы успокоить ее, — вот почему она спит, — но это не причинит ей вреда, разве только завтра утром поболит голова. Уложи ее в кровать, пока я позвоню Джону, чтобы он отправил несколько машин к озеру за этими тремя ублюдками… — Мелоун говорил не переставая. Взгляд жены свидетельствовал, что в порядке далеко не все, но он не хотел знать причину — на сегодня с него было достаточно. — Потом мы отдадим Джону с сумку с деньгами…
— Ее больше здесь нет, — с трудом вымолвила Эллен.
Четверг — пятница
Деньги
— Что ты имеешь в виду? — спросил Мелоун. — Что значит — больше нет?
— Кто-то забрал сумку.
— Кто? Как? Я же говорил, чтобы ты не упускала ее из виду!
— Не кричи на меня, Лоуни. Я больше не выдержу…
— Ради бога, отвечай! Как это произошло?
Эллен встала с качалки с Барбарой и прижала губы к шее девочки.
— Сначала я уложу малышку в постель.
Мелоун опустился на диван. На полпути вверх по лестнице Эллен повернулась:
— Ты сказал «виски»? Они давали виски девятилетнему ребенку?
Он не ответил. Эллен прошипела какое-то проклятие и двинулась дальше.
Мелоун сидел, прислушиваясь к звукам наверху.
«Я вернул Бибби, но деньги исчезли. Что дальше?»
Вонзив локти в грязные колени, он подпер руками голову и попытался сосредоточиться. Но мысли бегали по кругу, как игрушечный поезд.
Когда Эллен спустилась, она выглядела более спокойной. Когда женщина может уложить в кровать своего ребенка, ее больше ничего не заботит. Она сняла с мужа куртку и фуражку, пригладив ему волосы.
