Вот ведь угораздило!
День проходит быстро. Марк внимателен и нежен со мной. Мы снова на мирной волне. Он даёт мне таблетку от головной боли, кормит, как маленькую. Курица получилась и правда вкусно!
Когда после обеда мы сидим на диване в гостиной, я вспоминаю, как мне приснилось, что Марк назвал меня любимой. Это так приятно звучало! Жаль, что не наяву. Мне очень хотелось бы, чтобы и он любил меня, как я его. Что ж это не так.
Марк долго уговаривает меня пофотографироваться. В конце концов, я соглашаюсь. Он знает отличные способы убеждения. Мы идём к озеру, и Марк делает снимки. А я и правда, неплохо выгляжу на фото!
К вечеру мы собираем вещи. Я чищу плащ. Надеваю одежду, в которой приехала. Она все это время пролежала в тумбочке, в ванной. Я стираю халат, он быстро сохнет у камина. Марк говорит, чтобы я оставила халат себе. Никто его не хватится.
— В том шкафу ещё куча всяких шмоток, а этот халатик слишком сексуально смотрится на тебе, чтобы оставлять его здесь. Твои ножки притягивают меня, словно магнитом, когда ты в нём. Так и хочется засунуть под него руку.
Я краснею, как всегда, когда он говорит мне пошлости, а он смеётся над моим смущением.
Когда все вещи собраны и упакованы, а в доме прибрано, Марк включает сигнализацию, мы выходим из дома. Закрываем дверь. Садимся в машину.
— Сегодня ещё холодней, чем вчера, — замечаю я.
— Ага, я даже приоделся!
Марк улыбается. Он надел под куртку свою чёрную толстовку.
Я киваю. Едем. Почти всю дорогу я сплю, откинувшись на спинку сиденья. Марк не беспокоит меня. Молчит. Когда мы въезжаем в город, я просыпаюсь.
— Почти приехали, — говорит Марк. — Как себя чувствуешь? Как плечо?
Плечо у меня уже не болит. Правда, синяк стал почти фиолетовым.
— Нормально, — отвечаю. — А как твои пальцы?
— За меня не переживай. Мои пальцы и не такое видали.
Он широко улыбается мне. Я фыркаю. Потираю глаза. Скоро мы подъезжаем к моему дому. На улице уже темно.
— Ты поедешь к отцу?
Он качает головой.
— Только, когда буду уверен, что у тебя всё хорошо. Я постою здесь. Если что, позвони мне, а лучше выйди.
Он что, беспокоится, что мама сделает мне что-то плохое? Вот это да? Блин, но она же в конце концов, моя мама! Она не сделает мне больно. Вспоминаю её пощечину и обидные слова, адресованные мне. Может, я не права и она снова захочет ударить меня?
— Всё будет хорошо, — говорю я.
— Не знаю, она уже пыталась ударить тебя в прошлый раз. И до этого ударила, ты сама говорила.
Я вздыхаю.
— Надо идти.
— Я бы вообще тебя к ней не пускал. Слишком она у тебя агрессивная.
Марк наклоняется и целует меня в висок. Я на секунду прислоняюсь к нему и выхожу из машины. Беру сумку.
Иду к дому. В окнах горит свет. Я открываю дверь и захожу в коридор. Возле двери стоит большая дорожная сумка. Моя вторая дорожная сумка, по всей видимости, набитая моими вещами. На тумбочке, возле зеркала стоит ноутбук в чехле и стопки моих любимых книг, перевязанные шпагатом.
Что это значит?
Я поднимаю голову от созерцания своих вещей, и вижу маму, выходящую из гостиной.
— Явилась!
Голос её пока спокойный. Она ждала меня. О, ещё как!
— У тебя есть выбор, Вероника. Либо ты бросаешь своего урода, и можешь распаковывать вещи обратно, остаться жить здесь и дальше. Либо, ты останешься с ним и уходишь из моего дома. Сейчас же. Мне надоело твоё развязное поведение. Хватит позорить меня!
Я стою и просто смотрю на мою мать. Не могу выговорить ни слова. Она прогоняет меня? Ну да, так и есть. Вряд ли это шутка и она рассмеётся сейчас и обнимет меня. О таком я и мечтать не смею. Я ведь не в сказке живу.
Я знала, мама устроит скандал, будет кричать, что я отбилась от рук и так далее. Знала, что может снова оскорбить меня. Даже попытаться опять ударить. Но, чтобы выгнать из дома? Нет, я даже подумать не могла о таком. Я думала, она захочет всё-таки запереть меня, а не наоборот, выставить за дверь. Она и вещи мои собрала, не поленилась. Почему? Знала, что я его не брошу? Возможно. А я, конечно, не откажусь от Марка в её пользу.
Мне бы заплакать от обиды, биться в истерике, кричать, какая она жестокая и бессердечная, что готова выгнать из дома собственную дочь. Только потому, что я не хочу делать так, как она велит. Но я не могу. Я, итак, слишком часто плачу в последнее время. Да и не хочу я показывать ей свою слабость и боль. Не дождётся! Потом, я буду плакать, но не при ней. Она не увидит моих слёз.
Я снова обретаю дар речи.
— Ты собрала мои вещи, мама. Знала, что я уйду, но, по-твоему, не сделаю?
Голос мой спокоен. Даже не дрожит. Меня это немного удивляет.
— Я собрала не все вещи. Это твоё решение. И да, я подозревала, что ты его не бросишь. Он крепко засел внутри тебя.
Я пожимаю плечами.
— Я люблю его, мама.
Она фыркает.
— Ты не знаешь, что значит любить. Ты ещё слишком молода. Не можешь отличить влюбленность, которая пропадает быстро и любовь, что живёт в сердце всю жизнь.
На папу намекает?
Я не согласна с ней. Я не влюблена, я люблю. И очень сильно.
— Думай, как хочешь. Я не буду спорить с тобой.
— Как ты спокойна, Ника.
Я вскидываю голову.
— А ты хотела, чтобы я билась в истерике? Чтобы умоляла не выгонять меня? — Качаю головой. — Ты не увидишь мою слабость.
Она бесится. Вижу это по её лицу.
— Ты просто тварь! Ты привела его в мой дом. Чужого человека! Ты ночевала тут с ним!
Соседи? Кто ж ещё!
— Я надеялась, ты одумаешься, поймёшь, что он тебе не пара. Я даже держала дистанцию! Не лезла. Я действительно думала, что ты включишь голову, уймешь свои гормоны! Но ты и, правда, глупа. Ты увязла сильнее, чем мне казалось. Что ж. Ты считаешь себя взрослой? Тогда иди и отведай взрослой жизни, когда под боком не будет мамочки! Посмотрим, что с тобой станет, когда он наиграется и выбросит тебя. Ты приползешь ко мне, но мои двери будут закрыты!
Сколько злости в её голосе! Боже! Я ушам своим не верю. И это моя мать?
— Ты хочешь сделать мне больно, оскорбляя. Но больно сделаешь лишь себе.
Я так устала от всех этих выяснений отношений! У меня опять болит голова. Не знаю, почему я невосприимчива сейчас к её гадким словам, но я остаюсь спокойна.
Смотрю на неё. Глаза-щёлочки, щёки красные, губы искривлены в злой усмешке. Это не моя мать. Не та женщина, всегда красивая и холодная. Это какая-то другая. Злобная. Она уже не так идеальна, как раньше.
— Ты строишь из себя мисс невозмутимость, но со мной это не пройдет. Ты, маленькая развратная сучка…
— Сейчас же прекратите оскорблять её.
Голос Марка раздается у меня над ухом. Тихий, но зловещий. Когда он успел зайти? Ни я, ни моя мать, не слышали его шагов.
Я оглядываюсь на него. Он стоит позади меня, почти касаясь моей спины.
— Тебя выгоняют из дома, малыш? — Взгляд его хмур. Между бровями залегла складка. Он оглядывает мои вещи. — Я же говорил, что не хочу пускать тебя к ней.
Он качает головой.
Я снова смотрю на мою мать. Боже! Её лицо теперь такое надменное! Она смотрит на Марка, словно он просто грязь под её ногами. Я отшатываюсь от неё и упираюсь в грудь Марка. Чувствую, как он обнимает меня за плечи.
— Ты, поганый ублюдок! — Выплёвывает она слова, голос звенит от ненависти. — Ты сейчас же уберёшься из моего дома или…
— Или что?
Голос Марка звучит удивлённо.
— Ударите меня? Побьете? Что вы мне сделаете, мадам?
Я думала, это он ударит её за такие слова. А он просто издевается над ней! Я почти уверена, что он улыбается сейчас, хотя даже не смотрю на него. Вот это выдержка! Она назвала его ублюдком, а он даже внимания не обратил! Я восхищена. Серьёзно.
— Видишь, как он разговаривает с твоей матерью, — кидается она на меня. — Это нормально, по-твоему?!
Это уже слишком. Да, сколько можно-то?
— Мама, ты послушай себя! Ты назвала его поганым ублюдком. ЭТО, по-твоему, нормально? Он тебя даже не оскорбил.
