Они.
— Кто вы? — крикнула она в окно парижским огням. — Где вы?
Она ощутила, как в лицо ей дунул холодный ветер, ощутила так, словно оконные стекла растаяли, и ночной воздух ворвался в комнату. У нее стеснилось в груди, и какое-то время она не могла перевести дыхание. Потом это прошло. Она испугалась — так уже было раньше, в первый их вечер в Париже, когда она ушла из кафе встречать его на ступенях Клюни. Она спешила по бульвару Сен-Мишель: холодный ветер и комок в горле… тогда у нее тоже перехватило дыхание. Позднее она догадалась почему: в нескольких кварталах от нее, в библиотеке Сорбонны Джейсон принял решение, от которого потом отказался, — но он успел его принять. Он собирался не возвращаться к ней.
— Прекрати! — закричала Мари. — Это безумие! — Она встряхнула головой и посмотрела на часы. Его не было уже больше пяти часов. Где он? Где он?
Борн вышел из такси у входа в элегантный отель на Монпарнасе. Следующий час должен был стать самым трудным в его укороченной забвением жизни — той, что до Пор-Нуара потонула во тьме, а после превратилась в кошмар. Кошмар будет продолжаться, но дальше он останется с ним один на один. Он слишком сильно любит Мари, чтобы обрекать ее на то же. Он найдет способ исчезнуть, унеся с собой все, что связывало ее с Каином. Это будет просто: он уйдет на какую-нибудь вымышленную встречу и не вернется. А в течение следующего часа он напишет ей такую записку: «Дело сделано. Я нашел свои стрелки. Возвращайся в Канаду и ради нас обоих никому не говори ни слова. Я знаю, где тебя найти». Последнее было неправдой — они никогда больше не увидятся, — но должна оставаться маленькая летучая надежда, хотя бы для того, чтобы она села в самолет до Оттавы. Со временем проведенные вместе недели померкнут в памяти, обратятся в реликвию, тайник с сокровищами, который открывают в редкие спокойные минуты. А потом исчезнет и это, поскольку жизнь для живых воспоминаний, дремлющие утрачивают смысл. Никто не знал этого лучше, чем он.
Он прошел через холл, кивнул консьержу, читавшему газету за мраморной стойкой. Тот едва взглянул на вошедшего, лишь убедившись, что это не посторонний.
Лифт с грохотом и скрипом доехал до шестого этажа. Джейсон глубоко вздохнул и подошел к двери. Главное — избежать театральных сцен, не насторожить ее словом или взглядом. Хамелеон должен раствориться в той части леса, где не найти следов зверя. Он знал, что скажет, но все обдумал и составил записку, которую ей напишет.
— Почти весь вечер там проторчал, — говорил он, обняв ее, гладя темно-каштановые волосы, баюкая у себя на плече ее голову и… терзаясь болью, — любовался на доходяг продавщиц, слушал всякое идиотское щебетание и пил кислую жижу, которая у них сходит за кофе. Напрасно время потратил. Зоопарк какой-то! Обезьяны и павлины разыграли целый спектакль, но не думаю, чтобы кто-то действительно что-нибудь знал. Есть один подозрительный тип, но он может оказаться просто охотником на американцев.
— Он? — спросила Мари, понемногу успокаиваясь.
— Человек, который сидит у них за пультом, — сказал Борн, силясь избавиться от слепящих взрывов, тьмы и бушующего ветра, возникших в его воображении вместе с лицом, которого он не знал, но хорошо себе представлял… Теперь этот человек был только средством; Борн отогнал воображаемые картины. — Я договорился встретиться с ним около полуночи в кафе на улице Отфёй.
— Что он сказал?
— Очень мало, но достаточно, чтобы меня заинтересовать. Я видел, как он за мной наблюдал, когда я там задавал вопросы. Народу было много, поэтому я мог крутиться довольно свободно, разговаривать с продавцами.
— Задавал вопросы? О чем?
— Да обо всем, что в голову приходило. В основном об управляющей, или как там она называется. Принимая во внимание то, что произошло сегодня днем, будь она прямым связным Карлоса, ей бы полагалось биться в истерике. Я ее видел: ничего подобного, она вела себя так, словно за весь день только и было событий, что хорошая выручка.
— Но она, как ты выразился, прямой связной. Д’Амакур же объяснил. Карта.
— Непрямой. Ей звонят и указывают, что надо сказать.
Собственно, подумал Джейсон, изобретенная им версия основана на действительности. Жаклин Лавье и в самом деле не была прямым связным.
— Нельзя же просто так задавать вопросы, не вызывая подозрений, — возразила Мари.
— Можно, — ответил Борн, — если ты американский писатель, готовящий журнальную статью про магазины на Сент-Оноре.
— Отлично, Джейсон.
— Сработало. Всем хочется прославиться.
— Что ты узнал?
— Подобно большинству таких заведений, «Классики» имеют свою клиентуру, состоятельную, почти все знакомы друг с другом, и, конечно, дело не обходится без супружеских интриг и адюльтеров. Карлос знал, что делает, это регулярная служба ответов на звонки, но не из тех номеров, которые можно найти в телефонных справочниках.
— Тебе это там рассказали? — Мари взяла его за руку и посмотрела в глаза.
— Не так подробно, — сказал он, уловив недоверие. — Разговоры вертелись в основном вокруг таланта этого Бержерона, но слово за слово… Можно составить общую картину. Похоже, все сходится к управляющей. Насколько я понял, она кладезь светской информации, хотя сама она, вероятно, смогла бы мне сказать лишь, что оказала кому-то услугу — выполнила заказ и — что этот кто-то оказался кем-то другим, который оказал еще одну услугу кому-то третьему. Возможно, источник проследить не удастся, но ничего другого я узнать не сумел.
— Зачем тогда эта встреча сегодня ночью?
— Он подошел ко мне, когда я прощался, и сказал одну очень странную вещь. — Джейсону не пришлось выдумывать эту часть своей басни. Он прочитал фразу в записке, полученной в элегантном ресторане в Аржантей меньше двух часов тому назад. — Он сказал: «Быть может, вы тот, за кого себя выдаете, а быть может, и нет». И предложил попозже выпить вдвоем где-нибудь подальше от Сент-Оноре.
Борн видел, как сомнения Мари отступают. Он добился своего, она поверила тому, что он наплел. А почему бы и нет? Он же был весьма квалифицирован, очень изобретателен. Похвала не вызвала омерзения: он же Каин.
— А вдруг он тот, кого ты ищешь, Джейсон. Ты сказал, тебе нужен кто-то один. Возможно, это он и есть.
— Увидим. — Борн посмотрел на часы. Отсчет времени до его ухода начался, путь назад отрезан. — У нас почти два часа. Где ты оставила чемоданчик?
— В «Мерисе». Я там зарегистрировалась.
— Давай его заберем и поужинаем. Ты ведь еще не ела?
— Нет… — Мари недоуменно взглянула на него. — А зачем забирать? Там он будет в полной сохранности, нам не придется беспокоиться.
— Придется, если понадобится в спешке уносить ноги, — сказал он почти грубо, подходя к столу.
Теперь главное не переборщить. Следы трений постепенно проникнут в разговор, во взгляды, в прикосновения. Ничего тревожащего, никакого ложного героизма; она раскусит эту тактику. Пусть будет сказано ровно столько, чтобы она угадала правду, когда прочтет эти слова: «Дело сделано. Я нашел свои стрелки…»
— Что случилось, дорогой?
— Ничего. — Улыбка хамелеона. — Просто я устал и немного обескуражен.
— Почему? Вечером ты встретишься с оператором из салона. Может, это тебя куда-нибудь выведет. И ты уверен, что эта женщина — связная Карлоса. Хочет она того или нет, ей придется тебе что-нибудь сказать. Это бы должно доставить тебе некое мрачное удовлетворение.
— Не уверен, что смогу объяснить, — сказал Джейсон, глядя на ее отражение в зеркале. — Надо, чтобы ты поняла, что я там нашел.
— Что ты нашел? — Вопрос.
— Что я нашел. — Ответ. — Это другой мир, — продолжал Борн, взяв бутылку виски и стакан. — Другие люди. Все так мягко, красиво, легкомысленно. Уйма крохотных светильничков и черный бархат. Всерьез принимаются только сплетни и собственные прихоти. Любой из этих вертопрахов, включая и управляющую, может оказаться связным Карлоса и не знать об этом, даже не догадываться. Карлос должен, использовать подобных людей. На его месте любой бы использовал, включая меня… Вот что я обнаружил, и это обескураживает.
— Напрасно. Что бы ты ни считал, эти люди принимают очень обдуманные решения. Потворство собственным прихотям, о котором ты говоришь, как раз того требует: они думают. А знаешь, что думаю я? Я думаю, что ты устал, проголодался и что тебе надо немного выпить. Лучше бы этой ночью ты никуда не ходил, для одного дня и так хватает.
— Я не могу не пойти, — сказал он резко.
— Хорошо, не можешь, — защищаясь, согласилась она.
— Прости, я уже на пределе.
— Да, я знаю. — Она направилась в ванную. — Я освежусь, и мы пойдем. Налей себе чего-нибудь покрепче, дорогой. А то ты уже показываешь когти.
