Вовец напряженно ждал. Он давно выбросил из головы события прошлого лета и не хотел вспоминать. Тогда он попал в скверную ситуацию, а Васильев, как ему показалось, протянул руку помощи. И если бы предложил тогда подписать какую-нибудь бумагу о сотрудничестве с госбезопасностью, Вовец не колеблясь подмахнул бы её, лишь бы не остаться один на один с бандой убийц. Но сейчас ситуация была совсем другой. Существовала только одна серьезная опасность - со стороны самих органов.
- Так вот, - продолжал Косарев, - я вспомнил твое дело, а потом увидел, как ты разделался с теми молодыми идиотами. Подготовки у тебя никакой, зато есть воля, самообладание, целеустремленность, находчивость, да и девушку не бросил, тоже плюс большой в твою пользу. Такие люди нам очень нужны. Конечно, в штат тебя никто не возьмет, и не надейся, но в качестве агентурного работника - вполне. Сразу скажу, что зарплаты у нас нештатникам не платят. Но зато тебе и твоим приятелям, естественно, будет дозволено продолжать добычу изумрудов.
Вовец молчал и думал. Подполковник в штатском ненавязчиво подводил его к мысли о неизбежности сотрудничества, поскольку в противном случае пострадают ребята и, главное, Валентина. В сущности выбирать особого не приходилось. Либо сопротивляться, пока не прижмут как следует, и тогда согласиться на предложение Косарева, успокаивая себя мыслью, что вынужденно пошел на вербовку, либо соглашаться сразу, не подвергая бригаду и себя самого лишнему риску.
- Что я буду должен делать? - спросил Вовец.
- Ну, милый мой, так вопрос не ставят, - усмехнулся Косарев. - Сейчас я тебе растолкую тонкости оперативной работы, принципы связи и так далее, а ты откажешься и станешь обладателем секретной информации. А я окажусь дураком, не соответствующим должности. Я и так тебе лишнего сказал.
- Хорошо, - твердо сказал Вовец, - я согласен стать вашим агентом.
- Сотрудником, - поправил его Косарев. - Не сомневался, что мы найдем общий язык. Если заметил, я тебя не шантажировал, не ловил на нарушении закона и не припоминал некоторых несуразностей в твоих показаниях по делу "Вервольфа". Ты умный, покойный Васильев тут оказался абсолютно прав, и все схватываешь на лету. Сейчас я продиктую тебе текст заявления, потом заполнишь анкетку и пару форм.
Когда подполковник ушел, сложив в сумочку исписанные бумаги, Вовец ещё с полчаса сидел на кухне, уставясь в одну точку, опустошенный и ожесточенный. Честно говоря, он не мог понять, плохо поступил или, наоборот, правильно. В стране, где доносительство на протяжении сотен лет поощрялось и развивалось, а для немалой части населения до сих пор остается вполне приемлемым способом сведения счетов, самоутверждения и удовлетворения элементарной зависти, где министры и политики перед объективами телекамер на весь мир размахивают грязными подштанниками своих противников, ничего особо позорного в секретном сотрудничестве с тайными службами нет. Кое-кто даже позавидовать может. А большинство просто боится таких секретных сотрудников. С другой стороны, в среде интеллигенции доносчиков презирают. Но это в первую очередь относится к политическому надзору, которым сейчас, в эпоху некоторой демократии, почти не пахнет.
В общем, Вовец себя успокоил. Будучи патриотом России, он не хотел, чтобы Родина понесла ущерб от махинаций на международном рынке изумрудов, но не будучи патриотом нынешнего российского государства, на каждом шагу норовившего содрать с него три шкуры, он не собирался делиться с ним своими доходами и добытыми самоцветами. И тут сотрудничество с госбезопасностью открывало лазейку. Косарев, правда, предупредил, что часть добытого сырья придется сдать. Возможно, что и кое-какие заработанные деньги тоже, когда будут брать с поличным перекупщиков. Но Вовец был склонен думать, что так просто с заработанным не расстанется. Еще Косарев собирался вместе с ним совершить поход на изумрудоносные территории, чтобы лично освидетельствовать обнаруженные месторождения.
В обмен на согласие о сотрудничестве Вовец получил информацию необыкновенной важности. Косарев, вероятно, и не подозревал, чего она стоит. Если правда, что некая зарубежная фирма тайно скупает в Екатеринбурге изумрудное сырье, то израильский контрагент Клима и есть представитель той фирмы. Следовательно, он располагает очень солидными деньгами. Тот, кто решился опрокинуть мировой рынок изумрудов, мелочиться не станет, тут могут оказаться задействованы сотни миллионов долларов. Во всяком случае, никакого подвоха со стороны заграничного оптового перекупщика быть не должно, он заинтересован в том, чтобы скупить максимально возможное количество изумрудов.
Просчитав таким образом ситуацию, Вовец воспрянул духом. Все получалось замечательно. Надо будет толкнуть израильтянину партию камней, получить деньги, а потом преспокойно сдать его госбезопасности. Если Косарев думает, что хитники поделятся с ним добычей, то он заблуждается, хватит с него этого экономического диверсанта, пусть у него изымает изумруды и валюту.
Довольный собой, Вовец отправился к Валентине, прихватив из дому некоторые необходимые вещички. По пути заглянул в уличный бар и хлопнул полтораста граммов водки, чтобы отметить это дело. Валентине же сказал, что все ночные и утренние звонки всего лишь розыгрыш, устроенный старым приятелем-раздолбаем. Он явился к нему в гости в три часа с бутылкой водки, они пообщались и расстались. Валентина вздохнула с облегчением, попеняла, что, небось, ничем не закусывали, и принялась кормить Вовца.
* * *
- Если изумруд идеально чистый, значит, он ненатуральный, искусственный, выращенный в расплаве, - объясняла Валентина. - Природный изумруд обязательно с изъянами, хоть и стоит в десять раз дороже синтетического. Поэтому их так легко различить. Искусственный, в общем-то, тоже не дешевый, так и себестоимость у него приличная. Растет в горячем расплаве медленно, месяцами, емкость футерована золотом, температуру расплавленного бериллия тоже надо поддерживать. А гидротермальным способом выращенные тоже не на много дешевле.
- А игра света в каком лучше? - спросил Вовец. Он сидел рядом с Валентиной у работающего станка и следил за её действиями.
- Считается примерно одинаковой, поскольку минерал один и тот же. Игра больше зависит от правильной огранки. Всякие включения и пятна надо оставлять у краев рундиста - это поясок, разделяющий ограненный камень на верх и низ. Верхняя часть называется коронкой, а нижняя павильоном, Валентине нравилось рассказывать о своей работе, да и веселее под разговор камень пилить. - Свет попадает внутрь через боковые грани коронки, преломляется, отражается от граней павильона и выходит через верхнюю площадку.
- Погоди, - Вовец посоображал немного, - стало быть, грани должны иметь определенный угол наклона, чтобы свет отражался правильно?
- Умница, - сказала Валентина вполне серьезно, - вот именно! Существуют специальные ограночные таблицы, где весь процесс огранки расписан для каждого вида камня, для каждой формы огранки, со всеми углами, с последовательностью нанесения граней. Для наших изумрудов углы коронки должны быть в пределах сорока-пятидесяти градусов, а павильона - сорок три градуса ровно.
- Постой, - снова задумался Вовец, - получается, что от заготовки ничего не останется после огранки?
- Останется ровно столько, сколько нужно, а остальное уйдет в обрезки. Но их ведь тоже можно огранить. Изумруд камень хрупкий, поэтому его гранят в простых ступенчатых формах, не то что бриллианты.
- Да, - вздохнул Вовец, - в курсе минералогии этого ничего нет. У тебя литература какая-то есть на эту тему? Да и самому попробовать интересно.
- Книжки есть, целая полка. А пробовать будешь на кварце, а ещё лучше на бутылочных донышках. Когда освоишься, руку набьешь, дам и с приличным камнем поработать.
- Если следовать правилам, - Вовец поднял к свету маленькую заготовку, - то из этого кусочка получится камень вдвое меньшего размера?
- Втрое, - поправила его Валентина, бросив короткий взгляд на изумрудную плашку, - если сохранить правильное соотношение между коронкой и павильоном. Готовый камень будет примерно в треть карата.
За пару дней работы изрядный пакет изумрудов превратился в почти такой же пакет обрезков и отбраковки, а также горстку заготовок. Обрезки оставили на далекое будущее, сейчас было не до мелочевки. Большинство заготовок имело шестигранную форму - этакие гайки без дырок. От шестигранных кристаллов отсекались трещиноватые, замутненные концы, а серединки, годные для ювелирной обработки, остались. Интересно, что чем кристалл был крупнее, тем хуже было его качество, бледнее окраска. Многие изумруды, когда их осветили мощной лампой, вообще оказались неювелирными - непрозрачные, пронизанные чешуйками слюды, собиравшимися в черные пятна. В конечном счете осталось чуть больше сотни заготовок. Вес половины из них едва дотягивал до грамма, остальные почти все тянули на два-три, то есть на десять-пятнадцать каратов. Было пять камней вообще великолепных - густо-зеленых, без трещин и почти без включений. Каждый из них стоил минимум по десять тысяч долларов, никак не меньше. Глупо отдавать такие за бесценок, их Вовец решил оставить. Общая масса предназначенных на продажу заготовок составила сто семьдесят шесть граммов, или восемьсот восемьдесят каратов. По двадцатке за карат это семнадцать тысяч шестьсот долларов! Сумма для простых хитников совершенно фантастическая. И это только первая партия. Таких у них ещё две спрятано под помойкой на стоянке, да ещё килограммов двадцать-тридцать закопано в лесу. Это, в общей сложности, ещё тысяч на восемьдесят. Конечно, цена грабительская, но приходится мириться. За настоящую цену все равно никто не купит. В конечном счете на каждого придется тысяч по двадцать зелеными, а если рублями, то тысяч по шестьсот! А там можно будет снова в шахту наведаться.
