я ударила его еще раз. А потом он споткнулся и упал. Извините. – Она и сама не заметила, когда начала плакать. Унизительно было рассказывать другим женщинам о домогательствах Даршана – как будто она тем самым убеждала их в собственной привлекательности и вообще думала только о себе. И еще страшно было нарваться на насмешки из-за того, что она, при ее-то внешности, могла стать объектом вожделения. Как будто ее не только чуть не изнасиловали, но и заставляют этим хвастаться. Гита задыхалась от стыда и не могла смотреть в глаза тем, кто ее слушал.
Салони положила руку ей на плечо, и Гита вдруг обняла ее, хотя ничего подобного ей не предлагалось.
– Пожалуйста… вы должны мне поверить, я…
Прити качнула головой:
– Ну разумеется, я тебе верю. Даршан – редкостная свинья. То есть был свиньей. – Она подошла к трупу мужа и пнула его в бок голой ступней; на большом пальце ее ноги в электрическом свете сверкнуло кольцо. – Шизик сраный. Гхельчодьо[111]. Даже нормально умереть для меня не смог. Хоть бы на день удержал хер в штанах, чтобы дать яду сделать свою работу, – так нет же! Ты, долбаный извращенец! Чутья! Будь ты проклят! Пусть черви в аду сожрут твой гномий писюн… О-о! Фу, какая гадость!
– Что такое?
– Он обоссался!
Гита закрыла глаза. От Салони пахло по́том и тальком, но нельзя сказать, что это было неприятно, скорее наоборот – запах человеческой кожи, мыла и жизни успокаивал. Но тут ноздрей Гиты достигла вонь мочи, на которую жаловалась Прити, и она всхлипнула.
Салони все поняла правильно. Она погладила Гиту по голове:
– Даршан съел все, что было в миске. Он умер бы в любом случае.
Гита молчала.
– Ты не сделала ничего дурного. Вдох-выдох, не забывай.
– Кабадди, кабадди, кабадди…
– Все это очень некстати, – буркнула Прити.
– Типа, вообще не в масть, – поддержала сестру Прия.
– Что мы скажем людям? – поинтересовалась Салони.
Прия хрустнула пальцами.
– Можем сказать, что произошло что-то загадочное. Дескать, сами не знаем, нашли Даршана уже в таком виде. Люди подумают, что его ушатала ведьма. Надо наступить в кровь и пройти назад, – она неуклюже изобразила «лунную походку», – чтобы все подумали, будто это следы чурел.
Все обалдело уставились на Прию, даже ее близняшка.
– Это, – Прити описала рукой широкую дугу перед собой, – реальный мир. Вернешься к нам?
– К тому же все считают Гиту чурел. – Салони снова обхватила ее за плечи. – Прости, дост[112], но это чистая правда.
Прити вздохнула:
– А как вам такая версия? Он напился, посреди ночи пошел в туалет, поскользнулся, упал, ударился башкой и умер.
Прия и Салони одновременно помотали головой, но по разным причинам.
– Зубин после ужина пошел выпить с приятелями, а Даршан отказался. Зубин поймет, что здесь что-то не так, – сказала Прия.
– А как твоя версия объяснит наличие еще двух ран от статуэтки? – спросила Салони. – И вскрытие покажет, что он не был пьян.
Гита вытерла мокрые от слез щеки. Она сочла необходимым внести свой вклад:
– Мы можем сказать всем правду, только на моем месте в этой истории будешь ты, Прити. Ты скажешь, что сама убила мужа.
– Я не могу сказать, что убила его! – возмущенно воскликнула Прити. – Все было затеяно ради того, чтобы меня отмазать! Что я скажу в свою защиту, а, Гита? «Мой муж хотел исполнить супружеский долг, и за это я его убила»? Все знают, что… изнасилование жены не считается таковым, если она старше восемнадцати. – На слове «изнасилование» – балаткара – Прити понизила голос, как делали все, когда произносили его. – Ты ему не жена, Гита, у тебя была более убедительная причина, чтобы его… ну, ты понимаешь.
Сама мысль о том, что ей придется рассказывать свою историю разным незнакомым людям, каждый раз убеждая их поверить ей, поверить, что мужчина хотел этого от нее, вызывала у Гиты жгучий стыд. Тошнота сделалась сильнее.
Прия облизнула пересохшие губы:
– Я могу взять вину на себя.
– Ты?! – повернулась к ней Прити.
– Сама подумай. Мы живем в одном доме. Даршан хотел напасть на меня много лет назад, так что люди легко поверят, что он сделал это снова, верно?
Салони кивнула:
– Звучит правдоподобно…
– Нет! – заявила Прити. – Только не ты, Прия. Гита должна была нам помочь. Я не хочу, чтобы ты через это прошла.
– Позволь мне это сделать – ради тебя, ради нас. – Прия так крепко сжала в своих ладонях обе руки сестры, что Гита видела, как у нее побелели костяшки пальцев. – Он должен был отомстить мне, а не тебе. Это я над ним посмеялась. Я должна была пойти в тот день в магазин. Он думал, это я, и ошибся. Вместо моей жизни он разрушил твою. Позволь мне взять вину на себя!
– Ты ни в чем не виновата. Я никогда тебя не осуждала. Только его.
– Послушай меня, это лучший выход. Я скажу, что после ужина Зубин и вы все ушли. Я заглянула в эту спальню за ароматическими палочками или еще за чем-нибудь, и Даршан напал на меня. Пытался изнасиловать, но я ударила его… – Прия вопросительно посмотрела на Гиту, и та указала на отполированных до блеска Радху и Кришну:
– Статуэткой.
– Ага. Статуэткой. Дважды. Потом он упал, и я убежала в свою комнату.
– А как же отпечатки пальцев? – спросила Салони. – Гита держала ее в руках.
– Отпечатки пальцев? – фыркнула Прити. – Только не говори мне, что ты опять насмотрелась «Си-Ай-Ди». Мы будем иметь дело с полицейским участком Кохры. У них там не то что лаборатории нет, они последние шесть лет каждый год пишут петиции, чтобы им дали хотя бы один компьютер на всех.
– Я не устаю повторять Архану: никогда ничего не делай на девяносто девять процентов, доводи дело до конца на все сто.
Прити закатила глаза:
– Ладно, ладно. Мы с Прией хорошенько облапаем статуэтку на всякий случай.
– Только кровь не сотрите.
– Да-да, господин инспектор, кровь мы не тронем. Честное слово, еще парочка серий «Си-Ай-Ди», и ты возомнишь себя Раджани Пандит[113].
Близнецы принялись водить пальцами по статуэтке, словно делали фигурам массаж.
– Достаточно? – спросила Прия, обернувшись к Салони, которая придирчиво поджала губы.
– Нет, еще немного.
– Бонобо… – вырвалось у Гиты. Она не сразу поняла, что произнесла свою мысль вслух, но на нее все уставились с удивлением.
– Что она сказала?
Близнецы переглянулись, не выпуская из рук статуэтку.
– Что такое «бобобо»?
– По-моему, это шарики из тапиоки.
– Это африканские шимпанзе, – сказала Салони. – У Гиты на них пунктик по определенным причинам.
Прия помотала головой:
– Нет, я уверена, что это шарики из тапиоки.
Салони вскинула бровь:
– Что за «шарики из тапиоки»?
– Ну, типа, для бабл-ти[114].
– Где это ты ухитрилась попробовать бабл-ти?
Прия шмыгнула носом:
– Мэри мауси ка чота сала ки сахэли сводил меня в кафе, когда я приезжала к родным в Ахмадабад.
Салони буравила ее все тем же подозрительным взглядом.
– Одноклассник младшего зятя
