Я хотела было порасспросить ее еще, но прибежал Ри сказать, что Роберт открыл ворота и публика уже собралась. Дэнди и Кейти нужно было быстро начинать продавать напитки и сладости.
– И человек из Лондона приехал, – сказал Ри.
– Откуда ты знаешь? – спросила Дэнди, остановившись на бегу. – Как он выглядит?
– В большом рединготе, – почтительно произнес Ри. – Пуговицы такие здоровенные, пелерина огромная, высоченная шляпа. И сапоги так и сверкают.
Дэнди кивнула.
– Побежала я, – сказала она и, подхватив короткую юбку, ринулась к фургону за плащом.
– Тебе идет, Мэрри, – неловко сказал Ри.
Я знала, что это неправда. Дэнди и Кейти выбрали ленты, подходящие к их волосам. Ни одна из них не подумала, как красные ленты будут смотреться в моих медных волосах. Цвета так и кричали. Дэнди кое-как собрала мои кудри в косички и завязала их так туго, что кожа под волосами и на лбу у меня болела. Я морщилась от неудобства.
– Знаю, что не идет, – оборвала я Ри. – Но это неважно.
Ри сочувственно улыбнулся.
– Хочешь, расплету тебе косы и выну ленты? – предложил он.
Я покачала больной головой.
– Не решусь! – сказала я. – Да и собираться пора.
Я побежала к фургону, а Ри побрел к воротам собирать пенни с опоздавших.
Едва успев натянуть голубую амазонку, я вернулась к лошадям, накинув поверх платья рабочую куртку.
То был богатый земледельческий край, хорошая равнина с темной плодородной землей. Амбары здесь были огромные, достаточно большие, чтобы завести в них всех лошадей сразу. Роберт, как только заметил, что в этом богатом зерном краю в амбарах есть место, ввел маленьких пони в парад-алле, и мы выучили их идти парами за Снегом, на котором ехал верхом Джек. Я следовала за ними на Море. Потом выезжали в плащах Дэнди и Кейти, сидевшие без седла боком на спине Морриса. Пролеска замыкала строй ровным надежным галопом, в ее упряжь по обе стороны были воткнуты развевающиеся флаги. Хорошее начало для представления – но для него надо было подготовить сразу всех лошадей.
Джек уже стоял за амбаром с пони, ввинчивая в налобные ремни их уздечек бубенцы. Ри пытался надеть плюмаж на Море, который закидывал голову и шарахался от яркого пера, хотя прежде сто раз его видел. Ри тихим и ласковым голосом ругался на коня, стараясь не пугать его еще сильнее.
– Давай я, – сказала я. – А ты надевай попоны на Морриса и Пролеску.
Каждому из коней для гротесков полагалась попона яркого розового цвета – в тон плащам девушек. Попоны должны были лежать в сундуке, где хранились украшения сбруи, бубенцы и перья.
– Их тут нет! – воскликнул Ри.
Пару мгновений мы шепотом ругались. Джек винил меня, но я точно помнила, как сложила попоны после прошлого представления и убрала их в сундук. Ри клялся, что они там были минуту назад, а Джек выругал его и сказал, что Ри, должно быть, вынул их и куда-то положил. Ри это отрицал, и я велела Джеку прекратить перекидывать вину на кого-то из нас и помочь с поисками. В разгар всей этой путаницы и злости явилась Дэнди, очаровательная, словно ангел, в своем развевающемся плаще, а через руку у нее были перекинуты попоны. Она брала их почистить. Джек ее обругал за то, что не сказала нам, но Дэнди улыбнулась ему, словно ее ничто не могло задеть, словно ей дела не было до его злости, до того, что ему по душе или не по душе. Я ощутила тот же холод, что и тогда, когда по спине у меня текла вода, пока Дэнди мыла мне голову. Меня передернуло.
Роберт открыл большую двойную дверь амбара и высунул голову, чтобы на нас посмотреть. За его спиной я слышала гул толпы, собравшейся в тесном помещении.
– Все готовы? – спросил Роберт.
Он побагровел от сдерживаемого волнения, но старался оставаться спокойным.
– Хорошая сегодня публика. Зал битком. И человек из Лондона здесь, будет смотреть представление.
Роберт владел собой, но я заметила, что его рука, сжимавшая кнут, дрожит.
– Это может стать для нас новым началом, – тихо сказал он. – Я вам и передать не могу, насколько важно, чтобы вы сегодня сделали все наилучшим образом.
Голос у него был почти умоляющий. Он оглянулся.
– Лошади готовы, Меридон?
– Да, Роберт, – сказала я, улыбнувшись ему.
Может, он и заставлял меня работать, пока у меня каждая косточка не начинала ныть от усталости, но он был человеком, видевшим перед собой цель, и я не могла не улыбаться от радости, видя, что он твердо и упорно к ней движется.
– Тогда давайте начнем! – сказал Роберт.
Он зашел обратно в амбар, и я представила, как он выходит на самую середину арены. В то утро мы насыпали свежие опилки, и сапоги Роберта на этой белизне должны были выглядеть черными и сияющими, как у господ. Мы разложили тюки сена, чтобы обозначить круг для лошадей, и детишки сидели сразу за ними, широко раскрыв глаза и глядя поверх тюков. За детьми стояли два ряда скамеек, оставленных для господ и тех, кто пожелал заплатить три пенса за место. Дальше – ряд соломенных тюков для заплативших два пенса. А дальше, до самой двери, и в дверях, почти ничего не видя, стояли те, кто мог заплатить лишь пенни, где дольше и громче всех хлопали лошадям, поскольку эти люди – в отличие от господ на передних скамьях – знали, как долго и тяжело надо работать с лошадью, чтобы она повиновалась шепоту.
– Господа, леди и джентльмены и почетные гости! – гаркнул Роберт.
В амбаре тут же воцарилась тишина. Стало так тихо, что я услышала, как Джек стучит ногтем большого пальца по зубам.
– Прекрати, Джек, из себя выводит, – тихо сказала Дэнди.
– Мы с гордостью представляем вам, сегодня и еще только три вечера, Поразительный Конный и Воздушный Балаган Роберта Гауера!
Это был знак для нас.
Ри налег всем своим небольшим весом на двойные двери и распахнул их. Джек убрал угрюмую мину с лица и выехал на арену, гордо держа голову и улыбаясь. Снег пошел, гарцуя, услышав, как публика ахнула оттого, какой он большой и красивый, и закинул голову так, что новое страусово перо заколыхалось.
Я кивнула Ри, который держал поводья первых пони, он выслал их вперед, и бубенчики на упряжи зазвенели. Послышалось дружное восхищенное «а-а-аа!», которое издали детишки, а потом подхватили взрослые – словно никто из них никогда не забивал лошадь до смерти. Я сунула палец под подпругу Моря, проверить, достаточно ли она затянута, и оглянулась, чтобы убедиться, что с Дэнди все хорошо. Она уже сидела на спине Морриса и улыбалась мне загадочной довольной улыбкой.
– Давай, Мэрри! – поторопил меня Ри, и я отвела глаза от непроницаемого гладкого лица Дэнди, выехала на арену и улыбнулась в ответ на встретившие меня аплодисменты.
Они не кружили мне голову. Мне хлопали, потому что я была стройной и хрупкой, а конь был высоким и двигался, подняв голову, гордо, как гунтер. Гибкая стройность моего тела позволяла мне выглядеть на арене красоткой, а довершала дело голубая амазонка. К тому же, как объяснял мне Роберт, люди платили деньги, чтобы увидеть красивых женщин и отличных лошадей, и потому старались ничего другого не видеть. Я улыбнулась и получила новую порцию аплодисментов.
