Я соскочила с трапеции, сделав жульническое полусальто, и встала на ноги. Мне очень громко хлопали, кто-то из задних рядов одобрительно кричал. Я оглянулась в поисках Дэнди.
– А теперь! – выкрикнул Роберт, когда аплодисменты стихли. – Мы представляем Отважного, Поразительного… Джека Гауера!
Джек вышел и поклонился.
Я увидела, что лицо у него белое, как бриджи, а глаза невидящие. Вид у него был такой, словно его жизнь сейчас рухнет. Он бросил на меня озадаченный взгляд, когда я подняла руку и указала на него, как учил нас Дэвид. Выражение лица у Джека было растерянное и испуганное, как у заблудившегося ребенка.
Я попыталась ему улыбнуться: он должен был думать лишь о том, чтобы поймать девушек, когда они к нему летят; но обнаружила, что не могу. Губы мои были растянуты над сохнущими деснами в бездушном подобии улыбки. Я скалила зубы на публику, а не улыбалась. Джек смотрел на меня так, словно я могу ему помочь. Так, словно хотел спросить, что ему делать. Так, словно растерялся, не веря в то, что услышал.
Мое лицо ничего не выражало. Я едва видела Джека.
Мы были так далеко друг от друга!
Где-то в глубине души мы оба знали, что после представления прежней жизни придет конец. Конец уюту и дружбе, тихим ранним утрам и дням, полным тяжелой работы. Ощущению, что мы вместе, что каждый здесь нужен. Будет скандал, на котором эта жизнь закончится. И ни долгие месяцы учебы, ни сегодняшняя победа уже ничего не будут значить.
Роберта Гауера потаскушке, вроде Дэнди, было не поймать.
И Дэнди своего в жизни не упускала.
Джек окажется между двух огней.
И мне придется увезти ее, беременную, ленивую, неспособную зарабатывать. Мы с ней вдвоем, конь и кошелечек с гинеями.
Джек взмахнул в мою сторону рукой, призывая мне хлопать, а лицо у него было бледным и умоляющим. Он поклонился, словно за ним гнались все стражники Лондона, и стал медленно подниматься по лестнице.
Роберт на мгновение задержал на нем озадаченный взгляд. Потом выкрикнул:
– И выступающих! Для вашего развлечения! Парящих на немыслимой высоте и скорости! Единственных в мире Летающих Девушек! Ангелов без Крыльев: Мамзель Кейти…
Кейти вышла на арену, самодовольно улыбнулась зрителям, особенно человеку из Лондона, и стала взбираться по лестнице.
– …и Мамзель Дэнди!
Она вышла, не взглянув на меня.
Я стояла под трапецией, у подножия ее лестницы, как пугало в поле, выставив руку, указывая в середину арены, где кланялась моя сестра, и вокруг ее лица колыхались зеленые ленточки, а улыбка была полна торжества от того, какую ловушку она устроила. Я держала для нее ступеньку лестницы, и, когда она начала подниматься, мимо меня проплыли ее сияющая улыбка и смеющиеся глаза.
– Старая ты плакальщица! – шепнула она. – Я с самого начала это задумала. Вот увидишь.
Я налегла на ступеньку лестницы, чтобы она не качалась, и дождалась, когда почувствую, что Дэнди шагнула с нее на площадку. Вверх я никогда не смотрела. Я ушла с арены, подняв голову, с бессмысленной широкой улыбкой, приклеенной к лицу, глядя себе под ноги. Я закрыла за собой дверь, прижалась лбом к ее доскам и стала слушать, как всегда слушала. Я ждала, чтобы толпа ахнула, когда одна из них качнется к Джеку, а потом взревет, когда она вернется на площадку. Ждала, чтобы понять, что с Дэнди все хорошо.
Я так смертельно устала, что почти задремала стоя, сторожа сестру, прижавшись лицом к грубой доске. Я слышала восторженные аплодисменты, когда Джек встал на площадке на руки, потом волну хлопков, когда он кувыркнулся и снова встал прямо. Когда Джек стал застегивать пояс, переступая на площадке, по залу пролетел шорох радостного предчувствия. Зрители увидели, как он потирает руки, – он всегда так делал, – а потом вытягивает их вперед.
Тут они должны были повернуться и посмотреть направо, где стояли девушки, и я услышала общий выдох, когда Кейти взялась за трапецию и шагнула в пустоту. Она всегда шла первой, я знала. Я слышала, как толпа затаила дыхание, слышала, как Джек крикнул: «Прэт!» – так ясно, словно сидела в первом ряду. Я прижала ладони к двери. Меня охватило ощущение, что я тону во тьме, такое сильное, что я едва удержалась, чтобы не оползти по двери и не позволить тьме затопить меня. Потом я почувствовала, что рядом кто-то есть, и быстро взглянула в сторону.
Возле меня стоял Ри.
– Ты живая? – спросил он.
В амбаре Джек выкрикнул: «Ап!» – и толпа сдавленно вскрикнула, когда Кейти вытянула вперед ноги. Я услышала хлопок, когда Джек поймал ее за лодыжки, а потом вопль толпы, когда он качнул Кейти назад и перекрутил ее, чтобы она развернулась и схватилась за перекладину. Потом зрители взорвались приветственными криками – Кейти вернулась на площадку, обернулась, помахала и улыбнулась.
Я кивнула обеспокоенному Ри. Мне казалось, что он колышется, весь мир вокруг меня таял и струился.
– Ты мокрая и вся дрожишь, – сказал Ри. – И бледная, как смерть. Ты заболела, Меридон?
Я услышала, как зашевелилась толпа, когда Дэнди и Кейти поменялись местами на площадке, и Дэнди взялась за перекладину трапеции. Услышала аханье, когда Дэнди обычным для нее уверенным прыжком рванулась вниз, услышала, как Джек ждет, чтобы она набрала скорость. Потом он крикнул: «Прэт!» – и я поняла, что сейчас он смотрит на Дэнди и тянется к ней. К Дэнди, зацепившейся ногами за трапецию, чтобы дотянуться до Джека руками. Чуть большее расстояние, делавшее трюк чуть сложнее. Она тянулась к нему, зеленые ленточки развевались вокруг ее головы, а на лице была торжествующая ослепительная улыбка, в которой Джек точно увидел радость от того, как она заманила его, поймала и одолела и его, и его отца.
– Ты в обморок не упадешь? – встревоженно спросил Ри. – Меридон, ты меня слышишь?
Джек выкрикнул:
– Ап! – и я услышала в его голосе что-то, чего прежде не слышала никогда.
Ощущение, что я тону, вдруг покинуло меня, передо мной ясно встали доски двери. Я заскреблась в них с неожиданным пылом.
– Впустите меня! – закричала я.
Дверь подалась, и я взглянула вверх; я впервые взглянула вверх. Я увидела, как Джек и Дэнди соприкоснулись руками, как Джек надежно ее схватил, а потом увидела, как он качнул ее, со всей силой, набранной ею в полете, приложив дополнительное усилие, он качнул ее и бросил в высокую оштукатуренную стену амбара позади себя. Пока Дэнди летела, бестолково хватаясь руками за воздух, из груди ее рвался долгий крик ужаса, который я сразу узнала, словно ждала его все эти месяцы. Потом раздался чудовищный глухой удар, она врезалась головой в стену и упала, как птенец из гнезда, а толпа эхом подхватила ее крик сотнями глоток.
Я ворвалась в амбар, как дикая лошадь. Все были на ногах, все толпились вокруг, окружали ее, лежавшую под стеной на земле. Я пробивалась сквозь толпу, как ласка сквозь курятник. Кто-то толкнул меня, и я сбила его с ног плечом. Я видела краешек розовой юбки Дэнди и ее бледную перекрученную голую ногу.