— Потерпите немного, товарищи… — сказала она, а сама опять побежала к месту боя.
Немцы поднялись в полный рост. Вначале из оврага появилась небольшая группа. Теперь их было много. Враги бежали отовсюду, кричали что-то по-своему, на ходу стреляя. Пули жутко свистели. Наших стрелков становилось все меньше, их оставалось уже не более десятка, а немцам — не было числа. Разрывы тяжелых снарядов, прилетавших с левого берега, выгоняли их из оврага. Немцы все выползали и выползали. Дрогнула горстка советских бойцов, попятилась, подалась назад. Торжествующе загомонили фашисты. Вот они уже совсем близко. И в эту минуту открыла огонь батарея Гунько. Визг осколков смешался с воплями врагов. Гитлеровцы отхлынули, но ненадолго. Вторая атака их была еще более яростной и отчаянной. Казалось, все пропало. И в эту-то минуту перед реденькою цепью красноармейцев появился капитан Крупицын.
— Комсомольцы, за мной! — прогремел его голос.
Залегшие было под вражеским огнем бойцы поднялись, закричали «ура», от которого уже через мгновение осталось одно протяжное «а-а-а», и побежали вперед за капитаном, высокая фигура которого была видна всем и как бы заслоняла всех от летевшей навстречу им смерти, смерти, которая в этот миг нашла только его одного. Саша упал головой вперед, поднял руку и потом бессильно опустил ее. Бойцы замешкались было, растерялись, но уж там, где только что упал Крупицын, находился Сенька Ванин. Он взял из теплой руки капитана гранату, — тот собирался бросить ее и не успел, — поднял высоко над головой и громко, насколько хватило сил, закричал:
— Вперед… товарищи!.. Ребята!.. За Крупицына! Бе-э- э — й!..
Последние слова Сеньки потонули в криках «ура». К пехотинцам присоединились разведчики, посланные Забаровым, и расчеты двух подбитых орудий из батареи Гунько.
— Бей!..
— Круши их!
— Дави!..
Ночь всколыхнулась.
Короток, но жесток и беспощаден был удар бойцов. Немцы не выдержали и откатились в овраг. Стрельба и крики почти прекратились. Наконец все смолкло. Только левее по-прежнему продолжался бой.
Однако тишина длилась недолго. Гитлеровцы привели себя в порядок и снова пошли в атаку. Немецкие снаряды били теперь по домикам, за которыми укрывались разведчики, пехотинцы и артиллеристы. Забаров приказал отойти от хутора: у него осталось очень мало людей, и лейтенант старался не распылять их, а держать при себе. Пробравшийся к Забарову Марченко был в первую же минуту легко ранен и возвратился на прежнее место со своим ординарцем.
Сраженный насмерть фашистской пулей капитан Крупицын лежал рядом с Забаровым, его принес сюда Сенька. «Комсомольский бог», любимец всех солдат дивизии, большой и красивый, никак не похожий на мертвого, но безучастный к происходящему вокруг. Влажные пряди волос прилипли к выпуклому, медленно остывающему лбу. Сенька смотрел на Крупицына, и по его черному от копоти и пыли лицу одна за другой катились слезы — благо ночью никто не видел этого…
Забаров, со впалыми темными щеками, с непотухающим огнем в беспокойных глазах, весь какой-то угловатый, отдавал приказания.
И, как иногда бывает в минуты трудно сложившейся боевой обстановки, некоторым бойцам показалось, что они совсем-совсем одиноки, что никто и нигде больше не форсировал Днепр, что их маленькая, ничтожная группка уже через час будет раздавлена, смята врагом. А между тем именно в эти же самые минуты огромные войсковые массы, сосредоточенные на левом берегу, погружались в лодки, на паромы, и сотни челноков уже отчалили и плыли по Днепру. А там, севернее Киева, переправившиеся корпуса вели бой с врагом, шаг за шагом расширяя плацдарм. Сюда, к Днепру, с востока страна двигала новые и новые формирования.
Нет, не одиноки вы, товарищи солдаты!
— А как там полки… готовятся? — спросил кто-то Забарова осторожно, как бы опасаясь выдать свою тревогу.
— Готовятся, конечно. Может, уже начали.
— Генерал о нас не забудет, — уверенно сказал кто-то в темноте.
— Это точно.
— Говорят, он сам на первой лодке поплывет.
— А как же!
— Посмотрите, товарищи. Немецкие прожекторы опять по Днепру шарят. Почуяли, сволочи!..
Немцы снова пошли на хутор, и атака их опять захлебнулась. После этого они как будто угомонились. Но Забаров почувствовал что-то недоброе. «Что еще замышляет враг?» — лейтенант не мог найти ответа на этот вопрос. Однако ответ пришел скоро. Наполняя воздух постылым, ноющим воем, появились косяки ночных немецких бомбардировщиков. Их было много. Они сбросили десятки бомб на левом берегу и в воду, потом стали кружиться над разведчиками и выбросили на парашютах осветительные ракеты. Холодный свет повис над хутором.
— Только этого еще не хватало… Ну, держись, Семен Прокофьевич! — скомандовал сам себе Ванин и проворно юркнул в щель. — Наташа, лезь в окоп! — крикнул он девушке, не высовываясь из своего укрытия. Лихой, отважный разведчик, Сенька, однако, побаивался бомбежек, смерть от них считал глупой и бессмысленной. — Прячься, Наташа! — повторил он. — Сейчас начнут!..
Между тем самолеты не спеша кружились над огородами, где залегли наши бойцы. Вдруг Сеньку осенила хорошая мысль. Преодолевая робость, он высунулся из своего убежища, выхватил из кармана ракетницу и выстрелил несколько раз в сторону немцев, желая навести вражеских летчиков на их же солдат. Но Сенькина уловка на этот раз не помогла.
— Ослеп, что ли, фриц?.. — Однако слова Сеньки заглушил сухой, громовой раскат первых бомбовых разрывов.
Земля колыхнулась и затряслась. Казалось, бомбардировка продолжалась целую вечность. А когда самолеты все-таки улетели, разведчики, черные и злые, высунулись из своих нор и увидели впереди оврага темные фигуры вражеских солдат.
— Открыть огонь, приготовить гранаты! — скомандовал Забаров. Он сейчас особенно берег каждого бойца и не хотел поднимать их в контратаку.
Когда немцы, прячась в воронках от своих бомб, показались на окраине хутора, разведчики стали забрасывать их гранатами. Оттуда послышались стоны. Потом все стихло. Ванин подполз к ближней воронке и заглянул туда. Немцев там уже не было. Ванин добрался до следующей воронки. Но и в ней гитлеровцев не оказалось. Сенька вернулся и доложил Забарову.
— Что еще за чертовщина? Куда делись немцы?.. — протирая красные глаза, спросил Забаров Ванина, который теперь был у него вроде заместителя по политической части.
— Уползли. Наверное, по промоинам. Их там много, промоин, видите, у дороги?
Федор только теперь различил узкие, извилистые черные канавки, ведущие от дороги к оврагу. Немцы, конечно, воспользовались ими, чтобы отойти и утащить убитых и раненых. Должно быть, по этим промоинам они попытаются вновь совершить вылазку. Забаров послал связного к Марченко и просил вызвать по радио огонь нашей артиллерии. Вскоре тяжелые снаряды вновь стали рваться в овраге.
Федор прислушивался к этим разрывам и еще к каким то звукам слева и долго и задумчиво глядел на присмиревшую Наташу. Девушка этого не замечала. Маленькая и хрупкая, она полулежала на земле, положив голову на санитарную сумку. Лунный свет озарил ее лицо.
— Наташа, — тихо окликнул Забаров.
Она вздрогнула и приподняла голову.
— Наташа, ты слышишь что-нибудь сейчас?
— Слышу… Я давно слушаю.
— И я, — сказал он. — Кто, по-твоему, там?
— Шахаев, конечно, — сказала она.
— И я так думаю. Ты понимаешь, Наташа, как он нас выручает?..
— Понимаю. Выручает… а мы его нет…
Забаров и Ванин с удивлением посмотрели на девушку: так вот она о чем задумалась?
— И мы его выручим, — твердо сказал лейтенант.
— Им там тяжело. Наверное, много раненых.
— Вот вы и пойдете сейчас к нему.
— Я… к нему?
— Да. С Ваниным вместе. Пробирайтесь осторожно вдоль берега.
— А вы с кем же останетесь? — испугалась Наташа.
— Не беспокойтесь. Здесь нас немало. Кроме того, скоро должна прийти помощь с того берега. Так что продержимся, — сказал Забаров.
Ванин не понимал Забарова, ни чуточки не понимал!
В Сенькиной голове никак не укладывалось, как это можно совмещать в себе дьявольскую удаль с холодной расчетливостью. А Забаров совмещал. Вот и сейчас остается лейтенант с небольшой группой бойцов, окруженный со всех сторон врагами, — какая смелость! А тут, оказывается, расчет. Точный, безошибочный расчет.
— По пути зайдите к командиру, — спокойно продолжал Забаров, — доложите, что все в порядке.
— Нет, мы вас одних не оставим, — воспротивилась Наташа.
— А я вам приказываю исполнять.
Пришлось подчиниться. Наташа поправила санитарную сумку, проверила медикаменты. Сенька взял ее за руку, и они пошли. Курить Ванину хотелось страшно. Но он боялся. Наконец нашел выход. Сунул щепоть махорки себе в рот. В пересохшем горле стал быстро накапливаться горьковатый сок, утоляя одновременно и жажду и голод.
