Ихэтуани — глупые люди, но они намного умнее таких одураченных, как Сюй Тун, Ган И и их последователи. Сюй Тун, Ган И и их последователи глупы, но они, в свою очередь, хотят одурачить князей и сановников императорского клана. Все наши несчастья непосредственно происходят от министров Сюй Туна и им подобных. И если Ваши величества не отдадут приказ немедленно обезглавить их и таким путем восстановить силу закона, то чиновники двора и провинций неизбежно воспримут ересь ихэтуанеи».
Цыси колебалась, и это сказывалось на ее противоречивых указах: то предлагала поддерживать ихэтуанеи и истреблять иностранцев, то вести войну с державами, то идти с ними на уступки и истреблять ихэтуанеи.
Ихэтуани под началом руководителя антииностранной группировки князя Дуаня 25 июня 1900 г. приступили к штурму посольств в Пекине. Цыси тайно приказывала «повсюду на месте казнить иностранцев без различия пола и возраста с тем, чтобы ни один из них не ушел живым». И в то же самое время по ее распоряжению в осажденные посольства доставлялись подарки в виде арбузов, вина, овощей, фруктов, риса, муки и т. п.
Выполняя приказ Цыси направить войска для атаки иностранных казарм в посольском квартале, Жун Лу не обеспечил их артиллерийскими снарядами и одновременно тайком — в знак своего расположения — переслал в иностранные казармы свежие фрукты.
Жун Лу не применил артиллерию и пехоту против посольского квартала отнюдь не потому, что проявил чувство человечности к иностранцам. Он опасался, что это могло привести к более жестким ответным мерам со стороны держав.
Очевидец этих событий писал: «Официальные сношения осажденных с маньчжурским правительством продолжались все время. При обмене письмами между посланниками и маньчжурскими сановниками устанавливалось перемирие, и противники переговаривались друг с другом, обменивались новостями, что облегчалось близостью окопов и баррикад. После окончания таких переговоров бомбардировка и взаимные атаки возобновлялись с прежней яростью».
Обозленные ихэтуани с копьями и мечами начали нападать на квартал, где были размещены иностранные посольства. Но что они могли сделать, если их встречали смертоносные пули? В посольский квартал были выпущены сотни снарядов из орудий, размещенных на городских стенах. Так как орудия оказались устаревшей конструкции и не имели прицела, то снаряды пролетали высоко над целью и никакого вреда не причиняли. Понеся большие потери от огнестрельного оружия иностранцев, окопавшихся в посольских помещениях, ихэтуани свою ненасытную злобу возмещали на китайцах-христианах.
Свидетель и участник похода союзных войск на Пекин русский корреспондент Д. Янчевецкий о позиции маньчжурского правительства в отношении осажденных иностранных посольств в Пекине писал: «Более благоразумные и осторожные члены маньчжурского правительства при всей своей фанатичной ненависти к иностранцам понимали, какой ответственности и какому возмездию они подвергают Китай и его династию, если в самом деле было бы совершено истребление членов иностранных посольств в Пекине».
Чтобы, с одной стороны, не допустить этого, а с другой — дать некоторый исход ярости ихэтуаням и правительственным солдатам, охваченным одним чувством мести и ненависти и требовавшим уничтожения иностранцев, было приказано не давать ихэтуаням и солдатам новых винтовок и орудий, а вооружить их старыми ружьями и чугунными пушками и позволить исподволь обстреливать посольства из подобных ружей и пушек, выстрелы которых большей частью давали перелет. Кроме того, солдатам не было разрешено производить общего штурма и нападения на посольства, чего конечно, не выдержал бы охранявший их ничтожный гарнизон.
В такой критический момент истории Китая Цыси оказалась в трудном положении: движение ихэтуаней могло перерасти во всенародное восстание и тогда маньчжурский трон будет обречен; в то же время агрессия иностранных держав угрожала ее власти в стране.
Цыси испытывала страх перед движением ихэтуаней, о чем свидетельствует ее указ от 26 июня 1900 г.: «На этот раз в течение нескольких месяцев действий ихэтуаней вся столица оказалась переполнена ими. Число их составляет не менее 100 с лишним тысяч. Все, начиная с народа и солдат вплоть до знаменных князей и членов правительства, в один голос заявляют о своей вражде к чужеземным религиям. Никто не может противостоять силе ихэтуаней. Если их разогнать, то близлежащие местности немедленно же пострадают, а жизнь народа окажется в опасности. Остается лишь постепенно принимать меры к восстановлению нормального положения». Было найдено половинчатое решение: пусть ихэтуани сражаются с иностранными войсками и обескровливают друг друга.
Выступление крестьянских масс грозило самому существованию маньчжурского режима. 29 июня 1900 г. вдовствующая императрица Цыси издала указ, в котором об ихэтуанях говорилось: «Двор никогда не отказывался от мысли отдать приказ о расправе с этими бунтовщиками. Но обстоятельства крайне препятствуют осуществлению этого плана в близлежащих районах. Мы опасаемся, что это навлечет еще большее зло, и боимся, что в провинциях Чжили и Шаньдун одновременно вспыхнет восстание».
Перед маньчжурскими властями во главе с Цыси встала очень трудная дилемма: бороться с ихэтуанями или поддерживать их?
Расправа с ихэтуанями могла привести к тому, что гнев китайского народа обернется не против иностранцев, а против царствующей династии. Одновременно это облегчило бы агрессивные действия иностранных держав в Китае и создало бы серьезную угрозу для трона. Поддержка ихэтуаней означала бы поощрение крестьянских выступлений и ожесточение иностранных интервентов, что также не сулило ничего хорошего маньчжурскому режиму.
Вот почему политика Цыси в отношении ихэтуаней была непоследовательной, противоречивой и в конечном счете предательской и вероломной: вначале ихэтуани использовались для расправы с иностранцами, а затем иностранцы — для расправы с ихэтуанями.
Понимая опасность создавшегося положения, губернаторы южных провинций Китая направили на имя Цыси доклад, в котором говорилось: «Телеграммы из разных мест показывают, что Жестокие убийства, совершаемые ихэтуанями, без сомнения, вызовут мщение против Китая. Если ихэтуани не будут теперь же Уничтожены, то, конечно, державы будут озлоблены. Мы глубоко огорчены известиями, что столица в опасности. Прикрываясь своими чудесами, ихэтуани подстрекают народ присоединиться к ним и восстать против правительства». И далее: «Необходимо повелеть властям по всей империи принять строжайшие меры по охране иностранных купцов и миссионеров. Это может успокоить гнев иностранных держав. Только тогда мы будем в состоянии снова направить дела государства по хорошему пути. В настоящее время государство находится на краю величайшей гибели, и промедление в несколько дней может привести к крушению всей империи. Тогда будет слишком поздно. Вследствие этого все мы крайне потрясены и устрашены».
* * *
Овладев Тяньцзинем, союзные войска 2 августа 1900 г. двинулись по обоим берегам Великого канала в поход на Пекин под предлогом освобождения от осады посольского квартала.
Участник этого похода союзных войск так выразил свое душевное состояние: «Гневное небо было умилостивлено неисчислимыми и неисчерпаемыми потоками пролитой китайской и заморской крови и само наконец пролило первые тяжелые капли небесной влаги. Весь день и всю ночь шумел сильный и настойчивый южный дождь и заливал лужами пыльные улицы Тяньцзиня, дороги и изнемогающие от засухи поля. В ответ на смертоносные раскаты еще недавно гремевших стальных орудий откликнулся небесный гром.
Но, видно, еще мало было пролито крови. Сквозь шум ливня и среди торжествующих ударов грома было слышно, как тысячи людей шли в поход, ружья и сабли бряцали, колеса орудий и телег скрипели, погонщики кричали, мулы и ослы ревели».
Маньчжурские правители оказались в опасности: войска держав находились у стен Пекина, а в самой столице хозяйничали ихэтуани. Потерявшая голову Цыси находилась в состоянии шока; она то и дело собирала своих приближенных для выработки плана действий: только в течение двух дней накануне падения Пекина в ее апартаменты Жун Лу был вызван восемь раз, а князь Дуань — пять раз.
Древнее китайское изречение гласит: «Когда государь оскорблен, чиновники умирают». Это означало, что если государство постигали бедствия и смуты, то в них повинны все служилые люди — своим дурным управлением страны они не сумели предотвратить народных несчастий и, быть может, даже сами навлекли их, поэтому недостойны жизни. Преданные чиновники не могут перенести позора, когда император из-за нашествия варваров вынужден покинуть столицу.
Несчастье и позор, обрушившиеся на Пекин, повергли в страшное смятение верных чиновников, и многие из них решили покончить жизнь самоубийством, чтобы не видеть ни солнца, которого они недостойны созерцать, ни лик императора, которого они огорчили своими дурными делами.
