С его пальцев, то и дело вспыхивая, стекали меняющие цвет от светло-синего к густому чернильному потёки магической силы. Ар неотрывно следил за его действиями, изо всех сил подавляя неуместное желание обхватить себя за плечи, закрыться от начинающего разворачиваться колдовства.
С рёвом вокруг него взметнулось густое пламя — тёмно-синее, почти чёрное. Мгновенно нагрелся воздух, лёгкие обожгло, ещё немного, и станет трудно дышать. Молодой человек протянул руку к высоким пляшущим языкам, и пальцы немедленно прошило сильным разрядом молний.
— Что вы делаете?!
Несмотря на цвет и темноту вокруг, отца за пределами круга он видел отлично. Тот встал напротив, скрестив ладони на солнечном сплетении.
— Огня не бойся. Простая предосторожность. Итак, я сейчас начну, слова будешь повторять за мной. Максимальная открытость, максимальная готовность принять магический импульс и последующую за ним печать. Ах, да, кровь-то! Поверни правую руку ладонью вверх.
— Отец, мне не нравится, что проис…
— Замолчи. Впечатлениями будешь делиться позже, сейчас я должен сосредоточиться. И спорить тоже — не время. Руку!
Молодой человек медленно повернул вверх ладонь и сдавленно зашипел, когда отец, не приближаясь, взял у него каплю крови из появившегося на коже небольшого разреза. Капля беспрепятственно преодолела диковинное пламя, подплыла к замершему снаружи мужчине и зависла на уровне его глаз.
— Готов? — зачем — то уточнил родитель, хотя любому было бы ясно, что Ар совершенно, категорически не готов.
Незнакомые слова, причудливо переплетающиеся то звуками льющейся воды, то резкими, обрывистыми выдохами, наполнили круг, закружили голову, вызывая тошноту. Молодой человек сглотнул вязкий ком. Каждое слово на чужом языке оседало на стенах смазанной тенью…второй, третьей…и будто десятки глаз жадно смотрели на высокого темноволосого человека за стеной огня цвета ночного неба. Отец оборвал странное заклинание на высокой ноте.
— Повторяй за мной. Я…назови свое полное имя и род… своей кровью и жизнью клянусь, что ни словом, ни делом не причиню вред моему отцу… имя…из рода… Повторяй!
Ар медлил, но не мог ослушаться. Чётко проговорив слова клятвы, о существовании которой он никогда ранее не слышал, он с возрастающим гулом в ушах, в рёве неестественного холодного и обжигающего огня смотрел, как распадается на десятки, сотни тончайших, ярких ниточек его кровь. Как разворачивается на уровне отцовской груди в причудливую, ни на одном рисунке невиданную печать, как с отцовских рук слетают и вплетаются в узор дымчатые тёмно-синие нити и как вся эта конструкция летит навстречу. Легко преодолев стену пламени, печать развернувшейся паутиной врезалась в него, и от первого же соприкосновения неизвестной магии с собственной кожей Ар заорал. От выкручивающей суставы, ломающей кости боли он едва не упал на колени, упал бы, но что-то заставляло его оставаться на ногах, не собственные усилия, а некая чужая воля. Его выкручивало и трясло, и всё это происходило внутри странного круга, из которого он не мог сделать ни шагу.
— Терпи! — возвысился отцовский голос над стеной огня. — Не позорь род своей слабостью! Я знаю, что действие печати неприятно, но вполне переносимо.
Переносимо? Наследник захлебнулся собственным криком, но молчать не удавалось. Его жжёт, плавит и ломает на живую, его кровь кипит, и он как наяву видит эти алые лопающиеся пузыри, его посекундно швыряет из нестерпимого жара в холод и обратно, а всё, что он мог, это орать, потому что заставить себя замолчать не получалось никак. Говорить было нечем — ни одного слова не осталось во взрывающейся от боли голове, только неподконтрольный крик, перешедший в хрип в опалённой гортани. Это длилось мгновения или вечность — он не знал, просто мечтал сдохнуть, другого желания не осталось.
— Слабенько, — с неудовольствием констатировал отец, когда потерявший сознание молодой человек свалился на тёмные каменные плиты, едва магическое пламя опало.
Из носа и прокушенной губы стекала кровь. Родитель присел перед сыном на корточки, протянул руку ладонью вниз, прислушался к состоянию, удовлетворённо кивнул сам себе. Вызвал дежуривших под дверью магов. Те вошли с опаской и приблизились с вытаращенными глазами. Отец стоял над сыном, независимо сложив руки на груди. Высокий, подтянутый, плотная чёрная ткань выигрышно облегала всё ещё стройную фигуру.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Откат после ритуала. Отправьте моего сына к целителям, пусть осмотрят. Угрозы жизни нет, здоровью вроде тоже не должно, но я не разбираюсь в этом настолько, чтобы судить наверняка. Пусть отпоят укрепляющими зельями, или что там полагается. Доложить мне, когда очнётся.
И покинул зал.
Маги, поёжившись, переглянулись. Свободная рубаха, в которой Ара выдернули с тренировки, в нескольких местах истлела без огня, и на открытых участках кожи чётко прорисовывались вспухшие алые рубцы, повторяющие узор печати.
Он пробыл без сознания несколько суток. Отец заглянул к нему сам в конце первого дня, выслушал отчет целителя, задумчиво покивал и удалился. И в последующие дни не появлялся. С Аром неотлучно находилась мать. Следы на его теле прошли на вторые сутки: сначала стали светлее, потом словно впитались под кожу, как и не было никогда. Лихорадка отпустила на третьи. Молодой человек то метался в бреду, то часами застывал неподвижно. У мамы даже на слёзы сил не осталось. Прямая, отстранённая, она целыми днями сидела рядом и держала его за руку. Не обладая никаким магическим даром, женщина могла только самым простым способом ухаживать за Аром, и никто из целителей не заикнулся о том, что они справятся сами.
После он искал описание проведённого ритуала, от души порывшись в библиотечных книгах. Упоминания не было. Не получил он и подтверждения тому, что клятву крови его отец давал его деду, а тот, в свою очередь — прадеду. Хорошо, что у родителей нет других детей, думал Ар. Не приведи Небо испытать подобное кому-либо ещё.
Спустя полтора года у него родился брат.
Ар пришёл к отцу несколько дней спустя, относительно восстановившийся, твёрдо стоящий на ногах. Не злой, нет — другое название просилось чувству, расцветающему под кожей, как расцвела невидимым ядовитым цветком паутина-печать. Ещё не ярость и не ненависть, но уже больше, чем обида. Гибкий, стремительный, он самым невежливым образом ворвался на чуждую территорию, в святая святых — огромный рабочий кабинет, занимавший половину всего этажа. Отец чертил свои руны — упражнялся или изобретал новые, и на появление отпрыска отреагировал лёгким поворотом головы, сразу же вернувшись к увлечённому занятию.
— Разве я давал повод сомневаться в моей лояльности вам? — с порога начал молодой человек, не поклонившись, не приложив руку к сердцу в положенном приветственном жесте.
— Успокойся. Я знал, что делаю. Твоей жизни ничего не угрожало: разве я могу убить собственного ребенка?
«Нет. И то — не потому ли, что единственное заклинание матери защищает?»
— Вы не давали подобной клятвы вашему отцу!
— А с тебя взял, — кивнул родитель и полюбовался результатом особенно искусно вычерченного в воздухе узора.
Молодой человек молниеносно тряхнул кистью — с ладони слетело клубящееся облачко и понеслось в сторону переливающегося рисунка. В полёте оно кувыркнулось как мячик и развернулось лепестками пламени; отец не успел среагировать, и пламя сына в мгновение опалило его узор, обратив чёрным пеплом. Пепел посыпался на ковер, но растаял, не коснувшись ворса. И, пока родитель заинтересованно наблюдал за проявлением силы отпрыска, этот самый отпрыск следующий сгусток огня швырнул в него, как единственный доступный способ протеста. Родитель успел лишь распахнуть глаза навстречу летящему пламени, как оно наткнулось на невидимую преграду и, на миг зависнув на уровне его груди, с шипением растворилось без следа. И в тот же момент силовой волной приложило Ара: нечто толкнуло его в грудь с такой силой, что сбило с ног, повалило на спину и протащило по ковру. Грудь неприятно обожгло.
