— Может, им просто не хватало слов?
— Слов всегда хватает. Слова это кирпичики. Их не надо покупать, их можно брать из головы сколько угодно. Но может не хватить воображения построить из этих кирпичиков красивый дом.
Катя улыбнулась. Она теряла мысль, да и я терял. Я не знал, что хочу сказать ей, что хочу сказать себе. Мне что-то не нравилось, но я не мог определить, что именно. Я тоже был несвободен, тоже страдал; мои мысли утыкались в барьер безыдейности. Надо было действовать, бороться. Но с чем? Для чего?
— А надо ли? — спросила Катя.
— Что? — я вздрогнул, окончательно забыв, о чём говорил. Я, наверное, прогадал сильнее, чем кажется. «Почему я решил, что сегодня обо мне сформируется какое-то мнение? — подумалось мне. — Почему я решил, что у Кати вообще есть право иметь своё мнение? Почему бы ей не оказаться роботом или суперагентом Чёрного Кардинала?..». Но если она человек, мнение сформируется в ближайшие часы.
— К чему все эти слова? — спросила Катя. — О счастье можно говорить вечно — и так ничего и не добиться.
— Вначале было слово, — решил я вдруг. — Слово, вот что. Слово — это самое важное, что только есть. Один человек никогда не достигнет счастья. А чтобы действовать не одному, нужно уметь пользоваться словами. Если Лиона что-то знает о счастье, значит, ей очень хочется уметь пользоваться словами и рассказать об этом кому-то.
— Поверь, пользоваться словами она умеет отлично. Но она знает, что никто её не поймёт, поэтому и строит из себя чёрт-те кого.
— Нет. Раз никто её не понимает, значит, она не умеет говорить. И я не умею. Надо так рассказывать, чтоб все поним...
Свет погас.
***
Свет погас в ангаре и в кабине грузовика; выключились индикаторы на приборной панели, и только экран Катиного карманного компьютера успокаивающе светился под ногами.
— Катя, что происходит?
— Энергия пропала! Сейчас, погоди, я свяжусь с администратором...
Катя отсоединила от карманного компьютера провода и прошипела:
— И сеть не ловится... Почему? Тут же ретранслятор под боком! Неужели... Алекс, пойдём-ка отсюда.
— Что такое, ты можешь объяснить?
— Могу. Или энергии нет во всей директории, или же сигнал кто-то глушит, а это значит, нас атакуют.
Катя, светя перед собой экраном компьютера, приоткрыла дверь, и стало слышно, как кромешной тьме ангара яростно матерились десятки человек. В голосах был страх и ненависть. Стучало железо и подошвы.
— Здесь волки! — объявили в громкоговоритель. Слова сопровождались резким визгом микрофонного эффекта. — Летучие волки проникли в ангар! Энергии нет. Всем сохранять... — относительно спокойный голос оборвался, в микрофон застучали, а потом истошно завопили:
— Двери заблокированы! Нас здесь заперли!
— Пошёл отсюда! — послышалось издалека, и паникёра оттолкнули от микрофона.
— Кто-нибудь, включите фары. У кого лазер, идите ко мне — будем ворота резать.
Шум паники усилился. Некоторое время из динамиков слышались звуки борьбы, затем раздался щелчок, и громкоговоритель замолк. Загудели двигатели грузовиков: кто-то пытался загнать одну или несколько машин вглубь ангара. За дверью на другой стороне кабины сверкнули и тотчас погасли фары, вспышка отразилась на лобовом стекле. С душераздирающим грохотом посыпался на бетонный пол металлолом, в кучу которого — судя по звукам — врезался стартовавший грузовик.
Одна моя нога так и застыла на подножке кабины; я ни на грамм не представлял, что же делалось и что делать.
— Они здесь! — ревели с одного конца.
— Все ложитесь, я буду стрелять! — визжали с другого.
— Алекс, чёрт побери, ложись! — Катя втащила меня обратно в кабину, захлопнула дверь. — Они нас всех перебьют!
— Кто — «они»?! — крикнул я, едва не поддавшись общей панике.
Катя не слышала. Сколько-то времени мы лежали, не шевелясь, на грязном полу кабины, потом на нас посыпалось осколки, и обрушился треск автомата. Шальная очередь разгрохала в кабине все стёкла.
— Дурак, ты в человека попал! — с ужасом и злобой кричали на автоматчика. Вместо ответа раздалась другая очередь, присоединившаяся к первой.
— Над нами пролетела пуля, — спокойно прокомментировала Катя. — Какой ишак поставило транспортник передом в ангар?!
— Кать, успокойся. Успокойся, Катя. Скажи, зачем стреляют?
— Тут летучие волки. Нечисть. Зажги, зажги, пожалуйста!
— Что зажечь?
— Свет.
Несколько пуль ударилось в обшивку кабины, как раз на уровне пола.
Я хотел жить. Боже, как я хотел жить! Я ненавидел смерть. Я ненавидел человека с автоматом. Эта сволочь перебьёт всех, лишь бы самой остаться в живых.
— Зажги свет! — шипела Катя.
— Откуда я его возьму?
. — О боже, он здесь, он рядом! — слышалось в панике. На звук голоса тотчас же начали стрелять.
— Не стреляйте! Не стреляйте в меня! — переставший соображать человек перешёл на один мат.
— Алекс! Наколдуй что-нибудь! Ты же можешь!
— Что-нибудь? — я перевернулся на бок, прислонился лбом к холодной стальной опоре водительского сиденья.
— Ангар семнадцать, — ожили динамики. — Объявляется тревога в связи с проникновением на территорию враждебных существ. Требую немедленно прекратить панику и слушать мои инструкции. Проникновение вызвало сбой в работе энергосети. В результате сбоя заблокирован шлюз выхода в директорию «це». Не пытайтесь взламывать двери. Повторяю: не пытайтесь. Персоналу ангара приказано перевести всех присутствующих в транспортные вездеходы типа «Е шестнадцать» и проследить за герметичностью отсеков. На операцию выделяется три минуты, после чего помещение будет заполнено нервнопаралитическим газом. Обратный отсчёт начался. Повторяю. Объявляется тревога в связи с проникновением на территорию враждебных...
Это был самый гениальный приказ, который мне когда-либо отдавали. В ответ на него в ангаре поднялись такие вопли, что впору было оглохнуть. Эхо железных стен усиливало голоса многократно.
— Они совсем спятили? Какой ещё газ? — бормотала Катя, тормоша меня. — Алекс! Идём быстрее в кузов! Вставай же! Что с тобой? В тебя не попали?
— Тихо!
— Ты колдуешь?
— Заткнись!
— Алекс... Алекс... — только и смогла проплакать Катя.
До заполнения ангара нервнопаралитическим газом оставалось две минуты. Я лежал на полу, ощущая лбом железяку, и было мне хорошо. «Угу, — думал я, — отправился посидеть с Катей за компанию, а теперь сдохну. Так оно и бывает».
Но я не собирался мириться. Я знал кое-что, чего не знали другие. Я нужен Вселенной. У меня есть Идея, которую я должен понять и объяснить другим людям, чтобы те не погибли, и встали на путь прогресса, и добились всемогущества, и противостояли бы с энтропии.
Для этого мне рассказали, где находится граница человеческих знаний, и показали, что находится за ней.
Внутри меня было много тумана. Мои мысли пребывали в беспорядке, но если я выведу этот беспорядок за пределы своего организма, мысли станут яснее.
А в окружающем мире станет больше Хаоса.
Простите.
Мир посветлел, приобрёл непривычные очертания и цвета. За лобовым стеклом, пробитым пулями в двух местах, метались языки пламени, освещая помещение почти до потолка. Предметы светились слабо, но ауры их смешивались, мешая рассмотреть очертания.
А под потолком на месте ламп чернели широкие зловещие полосы, и сразу было понятно, что им там не место. И носились ещё с огромной скоростью меж людьми три мрачно-красные кометы, и ауры людей при их приближении меркли, грозя потухнуть совсем.
— Пойдём, Катя.
— Алекс, нам в кузов.
— Нам наружу.
— Я не собираюсь из-за тебя умирать.
— Ты не умрёшь никогда, — сказал я и поволок Катю через ангар, меж куч хлама, вдоль стены, подальше от мечущихся огней-людей, к ясно различимому выходу.
— Ложись!
Опасность исходила от ярко-красного пламени, что горело в восьмой от входа ячейке. Протрещала очередь, пули отрикошетили от стен и стальных контейнеров. Мы побежали. В воздухе переплетались непонятные тёмно-зелёные нити, очень близко пронеслась опасная комета, стало страшно, и сжалась Катина рука, так, что стало больно моей ладони.
Дверь шлюза была близко. Она закрыта. Я знал, в будущем полным-полно закрытых дверей.
Но дверь открылась.
Людей в ангаре обманули.
Коридор был ярко освещён и заполнен солдатами. Десятка два их выстроились вдоль стены, держа наизготовку автоматы. Они молчали.
